Ирина Павская - Мужчина-вамп
— … и пошел дальше пить на радостях. Сима, что тебя в этой истории смущает? Ты чего добиваешься?
— Э-э, понимаешь… как тебе сказать… мне кажется, не все так просто.
— Ты можешь эту версию убедительно опровергнуть?
— Не могу, — сказала я сердито. — Пока не могу.
— Послушай, вот тебе мой совет. Не ищи кошку в темной комнате. Ребята довольны, что дело раскрыто моментально, извини за невольный каламбур, по горячим следам.
— Что же они так сразу прицепились к злосчастной канистре? Самого Подлубняка-то хоть проверили?
— Не извольте сомневаться, — Валевич откровенно ехидничал. — Только у Алексея Михайловича — железное алиби. В ночь пожара он до самого утра расслаблялся в клубе «Арамис». И тому полно свидетелей. — Тут Борис задумчиво прищелкнул пальцами. — Хотя выбор заведения, конечно, своеобразный.
— В каком смысле?
— О, святая простота! — Мой визави усмехнулся. — Хотя откуда тебе знать. «Арамис» — клуб дорогой, солидный. Закрытый. Все бы ничего, но только у него есть определенный оттенок. Неофициальный, конечно, но есть. Впрочем, в наше время это не повод для подозрений.
— Какой еще оттенок?
— Серафима, ты меня в краску вгоняешь своей наивностью. Известно какой — голубой!
Я поперхнулась чаем:
— Неужели?! Уж не хочешь ли ты сказать…
— Я ровным счетом ничего не хочу сказать. Местечко пафосное, туда не одни «противные» ходят. Модный клуб — не тюремная зона. Сексуальная терпимость только приветствуется. Есть даже в этом определенный шик. Чем же Подлубняк хуже других?
Конечно, Борис, как всегда, прав. Ярмарка тщеславия работает без выходных. Если престижно тусоваться в гей-клубе, будь ты хоть трижды дамским угодником, а по моим сведениям, Алексей Михайлович именно им и является, — будешь тусоваться. Имидж просвещенного бизнесмена обязывает. И все-таки новость меня задела. Я видела Подлубняка дважды в своей жизни, разговаривала и того меньше, но он произвел на меня впечатление самостоятельного человека, не зависящего от мнения толпы. Неужели и он «повелся» на модную вывеску? Да, как говорится, человек слаб, а враг силен.
— Вот, собственно, и все! — Валевич развел руками. — Кажется, я тебя новостями не порадовал, извини.
— Следствие еще идет?
— Идет, но больше для проформы. Подчищают последние нестыковки.
Я вдруг вспомнила стеснительного подростка, который тянул пьяного Колю за рукав, пытаясь увести отца домой. Теперь отец получит клеймо уголовника и душегуба. Деревня простодушна и жестока в своем простодушии. Будут говорить: «Это Ерохин. Ну, тот, у которого отец дачу сжег вместе с девчонкой». И юноша каждый раз будет вздрагивать. А потом привыкнет и озлобится. Поэтому мне надо торопиться.
— Спасибо, Боря.
— Сделал все, что мог. Хочешь еще мороженого?
Я покачала головой. Следует учитывать прежние ошибки. Сегодня первой уйду я. А он в одиночестве доест свое мороженое.
Уличное пластиковое кресло отодвинулось с легким стуком. Я небрежным жестом подхватила сумочку и выпрямилась. Надеюсь, моя новая блузка расстегнута ровно на столько, на сколько нужно:
— Боря, на всякий случай… Если мне вдруг понадобится твоя помощь, могу я позвонить еще раз?
— Ты что, уходишь?
Ага, попался! Уже ногой осторожно пробуешь воду в старой реке, нельзя ли снова войти?
— Да, ухожу! — сказала я с наигранным сожалением, напирая на слово «ухожу», интонируя так, чтобы мой собеседник понял — сожаление ненастоящее. — Пока, пока!
Вот тебе за мою прошлую одинокую чашку кофе!
* * *Я напрасно боялась, что Раиса опоздает. Несмотря на свой художественно-небрежный образ жизни, дизайнер была пунктуальна. Наверное, работа с богатыми клиентами благотворно влияет. И правда, ничто так не дисциплинирует, как хороший заработок. Я-то сама уже минут десять как плясала на условленном месте.
— Сима, привет! Ты готова? — Рая заговорщицки подмигнула. Может быть, я напрасно сослалась на якобы личную слабость к Подлубняку? Теперь моя знакомая замучает меня двусмысленными намеками и подмигиваниями. Пожалуй, по доброте душевной еще начнет нам устраивать встречи наедине, как старая дуэнья.
Мы быстрым шагом пересекли сквер и подошли к внушительному дому, облицованному серым гранитом. Все правильно! Не какая-нибудь «элитная» новостройка красного кирпича, внушающая страх своей карточной непрочностью, а солидный, добротный советский классицизм. Стоял пятьдесят лет и еще двести простоит при умном подходе. Главное — несущие стены не рушить. Апартаменты Подлубняка занимали весь второй этаж. Рая бодро нажала кнопку звонка. В квартире раздался приглушенный лай, послышались чьи-то шаги.
— Сейчас открою. — Лязгнули засовы, дверь распахнулась. На пороге стояла полная розовощекая женщина лет шестидесяти с небольшим.
— Раечка, наконец-то! Эти оглоеды меня совсем замучили, я с ними не справляюсь. Представляешь, вчера ушли и мусор за собой не убрали. А мне разве по силам все выворотить. Хотела Алексею Михайловичу пожаловаться, но ему сейчас, бедному, не до того.
— Разберемся, Людмила Семеновна. Вот познакомьтесь, моя помощница — Серафима Нечаева. Между прочим, сотрудница картинной галереи. Искусствовед.
— Очень приятно, — женщина церемонно протянула руку.
— Людмила Семеновна здесь работает. За хозяйством следит, — пояснила Рая. — Сима, иди пока с квартирой ознакомься, а я с оглоедами поговорю. — И она исчезла в глубине огромной квартиры.
Не успела я ступить и шага, как под ноги мне с визгом выкатился серый ком, весь в крупную складку.
— Джина, ну-ка фу! Свои! — строго закричала Людмила Семеновна. Строгость была абсолютно неуместной, поскольку молоденький шарпей, судя по его радостному виду, считал, что весь мир состоит только из своих. Он проворно обнюхал мои ноги, вывалил розовый язык и ясно выражал готовность к конструктивному диалогу.
— Вы ее не бойтесь, Джина не кусается.
Собака, казалось, улыбалась каждой своей кожаной складкой. Неужели какой-то идиот считает, что эта прелесть может укусить? Я наклонилась и потрепала Джину по загривку. Джина в ответ преданно тявкнула.
— Все, она вас признала, — засмеялась домработница. — Только конфет много не давайте, а то живот расстроится.
В этот момент где-то далеко в недрах бесконечных комнат послышался неясный шум, Джина бросилась на звуки, я пошла за ней.
Да, действительно квартира Алексея Михайловича находилась в той тяжелой стадии, когда идет подготовка поля для будущей реконструкции. Правда, разгром осуществлялся поэтапно, очевидно, для меньшего травматизма. В некоторых комнатах отсутствовала мебель, были выломаны двери и сорваны обои. Другие имели пока вполне жилой вид. По мере нашего продвижения вдоль коридора шум становился все отчетливей, перерастая в крики. Я узнала голос Раисы. Судя по всему, там шла крутая разборка с таинственными «оглоедами».
— Это что такое (мать, мать, мать!), сколько можно говорить! Учти, Толик, еще раз займетесь самодеятельностью, выгоню (так и распротак!) без выходного пособия и найму другую бригаду. Слава богу, дефицита трудовых кадров нет! И твоим орлам последнее предупреждение.
Я осторожно заглянула в комнату. Рая металась по оголенному пространству, словно разъяренная валькирия. Толик, здоровенный детина, угрюмо молчал, ковыряя кучу цемента на полу носком заляпанного краской ботинка. Даже если бы ему и было что сказать, вряд ли он смог бы это втиснуть в поток живописной Раечкиной ругани. Художница, автор утонченного графического цикла «Зима в городе» виртуозно выстраивала многоэтажные языковые конструкции. Я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Но Толику было не до смеха.
— Ты меня понял? — Рая достигла наивысшей ноты и держала ее, как настоящий маэстро.
— Понял, Раиса Ивановна, — сдавленно пробормотал Толик.
Волна гнева с шумом опала. Художница повернулась ко мне.
— Сима, как тебе квартира? — спросила она как ни в чем не бывало ласковым голосом. И добавила, обращаясь к Людмиле Семеновне: — Хозяин когда сегодня заглянет?
Тут она мне снова незаметно подмигнула.
— Обещал к обеду.
— И отлично! Нам необходимо кое-что обсудить.
Рая схватила меня под руку и потащила в другую комнату, оставив бригадира ремонтников в состоянии легкого шока.
— Раечка, ну ты даешь! Я восхищена твоими ораторскими талантами.
— Иначе с ними нельзя. Иначе они просто не понимают, — ответила моя знакомая спокойно. — Побудешь здесь дня два — привыкнешь. Это все нормальные рабочие моменты. Ладно, давай лучше я тебе покажу свои задумки.
Она вытащила из большого планшета листы с эскизами и принялась вдохновенно объяснять оригинальную дизайнерскую концепцию. Я невольно увлеклась и почти забыла, зачем, собственно, пришла в дом Подлубняка.
