Дарья Донцова - Экстрим на сером волке
— Да.
— То-то и оно. Хотела молока купить, и не хватило.
— Думаешь?
— Точно знаю. Всегда так выходит. Ну а теперь прикинь: сейчас башлей нет, она в избе валяется, сын пьяный по деревне шарахается, зарплату им получить негде… А завтра Танька в город скатается и ко мне прибежит. Наберет всего, даже конфет купит, шоколадных. Вот и удивляюсь, ну где она рублики раз в тридцать дней достает? Кто ей их дает? И за что?
* * *Во двор к Тане я попала без особого труда, хозяйка, справедливо полагая, что у нее украсть нечего, не запирала калитку. По заросшим бурьяном грядкам не бродила никакая живность. Коровы у нее тоже явно не было, полуразрушенный сарай смотрел на мир выбитыми стеклами, и из него не доносилось сытое мычание. Поднявшись по покосившимся ступенькам, я постучала в ободранную дверь.
— Чего колотишься, — прогудело изнутри, — отперто.
Толкнув плечом хлипкую створку, я вошла в избу и очутилась в довольно просторной комнате.
Те, кто хорошо знаком со мной, знают, что в достатке мы живем не так уж давно. Большая половина моей жизни прошла если не в бедности, то в крайне стесненных материальных обстоятельствах. Завести собственную дачу мне было не по карману, но на руках имелся Аркашка. Оставлять мальчика на лето в душной Москве не хотелось, я пыталась несколько раз отправить его за город сначала с детским садом, а потом в пионерский лагерь, но Кеша начинал писать письма с ужасающими ошибками. «Зобири меня атсуда, умаляюю!» Сами понимаете, что, получив подобное послание, я рысью неслась к мальчику и привозила его в город. Впрочем, двух раз хватило, потом я стала снимать дачу, вернее, сарай, курятник, свинарник, будку… Что удавалось найти за маленькие деньги. Воды, газа, а порой и электричества в халупах не имелось, жизнь на даче напоминала игру в рулетку. Если летом стояла хорошая погода, считай, ты сорвал банк. Ребенок весь день носился по участку. Если зарядил дождь — пиши пропало. Мальчик изведется от скуки в крошечном пространстве, помыть его негде, телевизора нет. А еще в грозу в Подмосковье массово отключают свет. Иногда в такие моменты мне казалось, что свежий воздух не такое уж и большое счастье, слишком много нервов потрачено на то, чтобы дышать кислородом. Да еще хозяева попадались разные. Большинство из них не слишком заботились о чистоте, мытье рук они считали глупой затеей и удивлялись, глядя, как я, кряхтя от напряжения, таскаю полные ведра в летний душ. К бытовым заботам добавлялась еще одна: следовало приглядывать за тем, чтобы добрая бабушка не сунула Кеше только что вытащенную из земли грязную морковку или не угостила его недозрелым крыжовником.
В общем, я насмотрелась на разные дома. Но такой грязи, как у Тани, не встречала нигде. Даже у полуслепой, глухой, передвигавшейся с помощью двух палок бабы Нюры было чище, на окнах у старухи колыхались белые занавески, а у Тани их прикрывают пожелтевшие, местами рваные газеты.
— Надо чего? — весьма нелюбезно поинтересовалась баба, ложась на кровать.
Таня была облачена в тот самый застиранный ситцевый халат, в котором она приходила в магазин. А еще она лежала на койке в тапках, серых от пыли.
— Здравствуйте! — бодро воскликнула я.
— И че? — хмуро спросила Таня. — За фигом приперлась?
— Вам привет от Зелимхана, — я сразу решила хватать быка за рога.
— Это кто ж такой? — совершенно искренне воскликнула Татьяна.
— Зелимхан Адашев, неужто забыли?
— И не знала его никогда, — зевнула Таня.
— Разве? Вспомните, он Фиме деньги присылает!
За Анжелику!
В глазах Татьяны мелькнул страх.
— Чего? — растерянно протянула она. — Фима давно в городе живет! Замуж хорошо вышла.
— А я слышала, что она в домработницах служит!
Глаза Тани, маленькие, рано выцветшие, забегали из стороны в сторону.
— Ну.., да.., сначала она работала, а потом хозяин на ей женился!
— Повезло вашей сестре, — улыбнулась я.
— Ага.
— С таким количеством детей трудно личную жизнь устроить!
— У ей нет никого!
— Что вы говорите! Надо же! А Зелимхан говорил, будто у Фимы мал мала меньше по лавкам сидят, то ли шестеро, то ли семеро!
— Чегой ты мне этим ханом в нос тычешь, — рассердилась Таня. — Слыхом про такое имя не слыхивала! В Грызове одни русские живут!
— Так Адашев из «Нивы», из коттеджного поселка.
Неужели не знаете? Это в двух шагах от вас. Грызовские там работают.
Таня встала.
— Ступай себе.
— Дело у меня к вам.
— С посторонними не подписываюсь!
— Я деньги привезла.
Хозяйка замерла. Я обрадовалась, полезла в кошелек и увидала.., пустое отделение и золотую карточку.
Я забыла заехать в банкомат.
— Какие такие деньги? — ожила Таня. — Я ничего не жду.
— Понимаете, — затараторила я, — Зелимхан решил вам лично теперь сумму переводить, через меня.
Сейчас привезу. Сколько вам Фима дает? Он забыл!
Внезапно Таня схватила изогнутую железку и двинулась в мою сторону. Лицо хозяйки стало таким свирепым, что я мигом вылетела за дверь и понеслась к припаркованному у магазина «Пежо». Впрочем, я ожидала от Тани подобной реакции и не очень огорчилась.
Словоохотливая Зина на прощанье мне сообщила:
— Завтра Танька в город подастся! На автобусе до станции попрет, а потом в Москву. На рейсовый всегда садится, он отсюда в девять десять утра отходит. Хитрая зараза, на том, что в семь тринадцать идет, не ездит.
В ем народу полно, на службу чапают.
Значит, завтра в девять утра я притаюсь на платформе за кассами, дождусь прихода автобуса, потом сяду в один вагон с Татьяной и прослежу за ушлой бабой! Отчего-то я твердо уверена: старшая дочь Фимы, бедная Анжелика, и есть тот ребенок, которого Соня сбила на шоссе. Адашевой казалось, что о случившемся знали только она и отец. Но, как правило, человек, считающий, будто ему удалось сохранить в тайне не слишком приятное событие, глубоко ошибается. Очень часто за ним, роющим могилу и прячущим туда труп, подглядывают чужие глаза. Наверное, Фима, согласившаяся за деньги молчать о смерти дочери, решила отомстить Соне и стала пугать несчастную.
* * *Домой я принеслась красная от жары. В «Пежо» есть кондиционер, но мне отчего-то было невыносимо жарко, несмотря на то, что холодный воздух бил прямо в лицо. В доме тоже было душно. Я пошла по коридору к лестнице на второй этаж. Из кухни внезапно послышался тихий писк, потом возбужденный лай собак и сердитый голос Ивана:
— Дура ты, Ирка! И чего теперь с ними делать?
— Не знаю! — заорала домработница. — Мое дело поймать, твое дальше действовать.
— Здорово, — крякнул Иван, — ловко…
Я заглянула в кухню.
— Чем вы тут занимаетесь?
Ирка быстро наступила садовнику на ногу и с нарочито невинным видом затараторила:
— Ерундой всякой, по хозяйству. Вот, надумала занавески постирать из гостиной.
— А я того… — забасил Иван, — траву стригу, машинкой!
— В кухне? — ухмыльнулась я. — Ловко вы устроились! Одна забыла, что стиральная машина у нас на втором этаже, в гладильной стоит. Другой собрался в здании газон стричь. Живо говорите, что произошло?
Кто у вас за спиной пищит?
— Это мыши.
— Кто?
Домработница отошла в сторону. Я уставилась на стол, до сих пор скрытый за ее спиной, и разинула рот.
На бело-красной клеенке сидело несколько мышей, самых обычных, серых домовых грызунов. Зверушки сбились в кучу и отчаянно пищали, разевая рты с мелкими зубами.
— Почему они тут оказались? — наконец-то выдавила я из себя.
— Потому что Ирка дура! — заявил Иван. — Герасим, долбаный блин!
— А вот и нет, — кинулась на садовника домработница. — Зачем обидное говоришь? Герасим всех поутопил, мне такое не проделать! Квазимода!
— Кто Квазимода? — набычился Иван. — Ага! Ладно! Сама с мышами делай чо хошь! Квазимода! Где ты у меня горб увидела?
В ушах зазвенело, закружилась голова. Ирка и Иван, красные от злости, самозабвенно говорили друг другу гадости. Мыши на столе верещали как безумные, собаки тихонечко подвывали, кошки, сидевшие рядком на СВЧ-печке, сердито фыркали…
— Хватит ругаться! — прошипела я. — Немедленно объясните, что происходит в нашем доме! Ира! Ты решила откармливать грызунов на зиму? У нас на рождественский стол подадут жаркое из мышатины?
— Язык у вас, Дарь Ванна, — заявила Ирка, — острый, прям шило. Тык, тык им в человека! Ясное дело, мышей на мясо не разводят. Только курочек. Оно неплохо бы своих иметь, да Иван…
— Опять я, — вызверился садовник и с досады топнул ногой, обутой в грязный сапог. — Вечно Ванька виноватый. Промежду прочим, я знаю, отчего ты злобишься! Зря мне глазки корчила Другая нравится!
— Анька! Горничная Рыбалкиных — уперла руки в боки Ирина — Во, красота! С ней все Ложкино перепихнулось, ты последний остался Ежели Аньку хоть пальцем тронешь, сюда более не являйся У нас дети!
Заразу принесешь!
У меня снова отпала челюсть. Обитатели Ложкина, соблюдая все видимые правила приличия, отнюдь не горят желанием общаться друг с другом. При встрече жители поселка непременно здороваются и произносят пару дежурных слов о погоде, но это все. В гости в соседние коттеджи никто не ходит. Слабое подобие неких более близких отношений связывает нас с Сыромятниковыми, а еще тут жили Роман и Неля Кутеповы.
