Валерий Лапикур - С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
- Слушай, а что это за государственный переворот я устроила - ты не знаешь?
- Да ты вроде бы мою старую «безопаску» искала. Но вот зачем?
- А-а-а! Ну да! А затем, что я у тебя - женщина не только любимая, но и хозяйственная. Ты знаешь, сколько стоит сделать педикюр в салоне? Ужас сколько!
- А разве педикюр бритвой делают?
- Вот! То-то и оно! Приходит сегодня на работу одна моя сотрудница - ну, ты ее не знаешь - и почему-то хромает. Я спрашиваю: в чем дело? А она: понимаешь, моя невестка сделала себе педикюр безопасной бритвой. Натоптыши снимаются очень легко, но делать это надо очень осторожно, потому что чуть рука дрогнет - и сразу порежешься. Вот она довольно сильно порезалась. А я - это моя сотрудница говорит - решила, что я же буду осторожнее, вот попробовала, но все-таки порезалась.
- И что?
- Ха! Я себе подумала: обе они дуры, они же новенькими лезвиями пользовались. А я умная, я возьму твое старенькое, притупленное. И ничего не порежу.
- Ой, чует мое сердце, что будешь ты хромать так же, как и твои две дуры.
Супруга фыркнула и отвернулась. Через два часа она все же нашла старую безопасную бритву, причем, там, где бы ей ну никак не полагалось быть - в коробке с неизвестно для чего хранимыми пробками от шампанского. И на целый вечер заперлась в ванной.
Наутро она тоже хромала.
Она ворчала, охала, вскрикивала, неудачно ступив на раненную ногу. Но стоило Федорину заикнуться, дескать, я же тебе говорил, как произошел взрыв:
- Ты! Говорил! Ну конечно! Ты же у нас ясновидящий! Все знаешь наперед! Ванга в штанах! Не говорил бы под руку - я бы не порезалась!
После этого Федорин зарекся даже намекать о чем-либо подобном.
Но тут произошло несчастье в «промзоне». В момент, когда маньяк подстерегал, а затем убивал девочку, Федорин спал. Была у него такая привычка - когда чувствовал себя сильно уставшим, забирался в единственное в доме старенькое кресло, клал ноги на принесенный из кухни табурет и заставлял себя отключиться минут на тридцать-сорок. Поэтому, когда проснулся в холодном поту, решил, что все почувствованное им - всего лишь кошмарный сон. Еще посетовал на свою великую притворщицу-супругу, которая скоро своими перманентными женскими болячками доведет его до сексуальных шизов наяву - и снова задремал.
Наутро на работе узнал, что ЭТО был не сон, а очередное предупреждение. То самое, о котором он зарекся даже заикаться. Но одно дело обворованная Теща или даже сдвинувшийся от ревности сержант - взрослые, в конце концов, люди. А тут девочка-подросток.
Но с другой стороны - из своего опыта общения с матюганскими правоохранителями Федорин знал, что кабинет следователя - это последнее на земле место, где поверят в его паранормальные последствия удара кирпичом по макушке.
Но после похорон малолетней Зины Байковой решился - и отправился к Горохову.
По выражению лица своего бывшего одноклассника Федорин тотчас же понял, что если кого-то капитан и хотел бы сейчас увидеть, так это уж наверняка не его.
- Привет!
- Тем же концом, по тому же месту, Федорин. Если ты насчет доноса своей Тещи, так я уже сам о нем забыл. Задвинул, как и обещал, по месту проживания и там дело благополучно закрыли. А сейчас извини, как говорил Чапаев в старом анекдоте, не до грибов, Петька, не до грибов.
- Да я, Эдмундович, собственно, не по этому, как ты говоришь, делу. Я по другому. То есть - по этому же, но… тьфу! Запутался совершенно. Ну, в общем, если по правде, так моя Кошкодавова отчасти права. Воровать я у нее ничего не воровал и даже не наводил на кражу. А вот про то, что обворуют ее - знал. Точнее, не знал, а вроде как предвидел… ну… чувствовал как бы. Понимаешь?
Следователь Горохов поднял глаза на пожелтевший портрет первого председателя ВЧК, висевший на стене еще чуть ли не с 20-х годов прошлого столетия, выразительно пошевелил губами, тяжело вздохнул и, наконец, заговорил:
- Это что - запоздалая явка с повинной? Или очередная подлянка независимой прессы наивному менту? Значит так - либо колись, либо выметайся. Потому что мне и в самом деле не до грибов.
- Да какая там повинная, Горохов, если я сам не понимаю, что со мной происходит! Ну, вот послушай: я ж не знал, что Теща ко мне выбирается в гости, а почему-то побежал на вокзал. Потом эта история с сотрудницами.
- Какая история? - профессионально оживился Горохов.
- Да нет, не по твоей части, успокойся. Сцепились две дурехи - до инфаркта одной и переломанной ноги другой.
- А ты-то тут при чем? Из-за тебя, что ли, подрались?
- Ага, нашли Алена Делона… в общем - долго рассказывать. Тут не это главное.
- А что?
- А то, что я про эту историю с инфарктом и травмой знал как минимум за час до того, как все это стряслось. Только не спеши меня посылать по известному адресу. Ей Богу, я здесь ни при чем. Ну вот, как с Тещиным приездом, точь-в-точь. А потом с этим чертовым ограблением. Словно подсказывает кто-то.
Горохов, вопреки федоринским опасениям, никуда его не послал. Просто не успел. Зазвонил телефон, кто-то что-то сказал, Горохов отвел трубку от уха, прикрыл ладонью и скомандовал:
- Федорин, стукни два раза в стенку.
- Ну да, я стукну, а ты меня привлечешь за хулиганские действия!
- Да ну тебя! - Горохов встал, подошел к стене и сам дважды стукнул кулаком. Из-за стены послышалось:
- А его здесь нет!
Горохов сел на место и сказал в трубку:
- Слушай, я совсем забыл, он же на выезде. Как приедет - передам, чтобы перезвонил.
- Понимаешь, - объяснил он Федорину, положив трубку, - это у нас такая сигнальная система. Ну, например, мне звонят, а я в это время у коллег в соседней комнате. Так чем орать на всю Ивановскую, мне стукнут в стенку - один раз. И я подойду. Если два или три - это моим ребятам. Простенько и со вкусом…
- А я тут намедни американский фильм смотрел, так там полицейские из кабинета в кабинет по мобиле звонят.
- Так то ж в Америке. Им там денег девать некуда! Кстати, Федорин, ты не знаешь - они своих негров до сих пор вешают?
Спросил! Вроде у него телевизора нет.
- Уже нет. Выбирают в президенты.
- А-а-а, ну-ну! Так мы с тобой, кстати, о чем?
- О моих предчувствиях.
- Две минуты! И только из уважения к нашему славному совместному школьному прошлому. А то пять минут назад при мне наш начальник заказывал по телефону люкс в гостинице «Южная». Для очень важных московских командировочных. Понял?
- Кто? Сколько? Зачем? По одному делу или по обоим? - застрочил, как из пулемета, Федорин, - Эдмундыч, не жлобись, подай газетчику на пропитание.
- О, о!!! Взыграло ретивое! Бог подаст. Говори насчет того, что там тебе послышалось или выметайся. Сорок пять секунд! Время пошло.
- Понимаешь, тещин приезд, ее квартира и даже эти две дурехи - это все так, фуфло, как говорят твои клиенты. Я же эту историю с тройным убийством на вокзале тоже предчувствовал. Даже упредить хотел. Да опоздал.
- Что, телефон не работал? - ехидненько поинтересовался Горохов.
- Да нет, меня на перроне что-то как в спину толкнуло. Я как раз Тещу провожал…
Горохов не то зашипел, не то застонал. И Федорин поспешил объяснить:
- Она тут с боку припеку. Главное - предчувствие, что вот-вот смертоубийство начнется. Я побежал, а тут от перрона пассажирский отходит. Пока дождался - уже и стрельба началась. Жалко людей. Честно говоря, когда ты меня первый раз вызвал, то я подумал, что как раз по этому делу.
- Нету больше и «этого дела», Федорин. Закрыли. В связи с гибелью единственного подозреваемого. Тебя что, на пресс-конференции не было?
- Не, был. Знамо дело. Но мы так решили, что это нам прокуратура макаронные изделия на уши вешает - насчет закрытия дела. Мол, журналюги заткнутся, а мы - тихой сапой…
- Держи карман шире! Все! Абздец!
- Как так?
- А вот так. Закрыли - и все. Погибшим - ордена и похороны за казенный счет. Родственникам - компенсация и пенсия. А самоубийце, как водится, яма в самом углу кладбища. И никаких тебе венков с лентами, оркестров и салютов. Более того - нас начальство предупредило: если кто надумает по глупости бывшему коллеге последний долг отдать, так может уже с кладбища на службу не возвращаться, оставаться там!
Профессиональный интерес Федорина снова дал о себе знать:
- Так чего же у него, все-таки, крыша поехала, у этого бедолаги? Только учти - я в прокурорскую байку насчет старой травмы не верю.
- Твой придурок Калиныч написал бы что-нибудь вроде «Ревность, ревность, чудовище с зелеными глазами».
- Вообще-то это Шекспир.
- А я о чем? У вас же, у газетчиков, ни одной своей умной мысли, только ворованные. Ну да ладно, горбатого, знаешь, что исправит… Официальная версия по сержанту, если хочешь знать, срыв психики из-за хронического переутомления.
- Свежо предание, да верится с трудом.
- Федорин, - вдруг вспылил Горохов, - да что ты вообще знаешь о ментовской жизни! Ты когда-нибудь про подполковника ОМОНа из Ижевска слышал?
