Галина Гордиенко - Сюрприз под занавес
Тамара мысленно застонала: опять! Опять в ее комнате что-то происходит! Мало ей вчерашнего. Когда она выплясывала в неглиже перед этим… с дурным именем. И дальше не лучше!
Разбитая Динкой ваза; дурацкая пастушка со свирелью, невесть как слетевшая с полки; рухнувшая в воду настольная лампа — почему именно при ней?! И постоянно преследующие ее насмешливые зеленые глаза.
Боже, как она хочет домой!
Или нет — в Крым.
К маме!
Себя стало жаль буквально до слез. Тамара даже носом шмыгнула. Загибая пальцы, пересчитала свои вчерашние несчастья и решила — с нее довольно. Сегодня она будет паинькой. Ни во что не станет вмешиваться, ходить постарается только по линеечке, от полок и стен будет держаться подальше. А еще лучше — возьмет сейчас Динку и потащит куда-нибудь в город. Можно в музеи.
Пора приобщать ребенка к мировым ценностям!
Последнее решение заставило Тамару открыть глаза. Без всякого желания, но… Нужно ведь посмотреть, чем занята Динка, и с кем она болтает.
Упрямо игнорируя чужой голос — мало ли кто мимо окна проходил?— Тамара сказала себе: скорее всего — с Крысом. Племянница явно записала бультерьера в ближайшие друзья и теперь помыкает бедным псом, как ее душеньке угодно. Удивительно, что Крысеныш терпит.
Однако Динка разговаривала не с Крысом.
К сожалению.
Впрочем, Тамара племянницы не увидела. Как и ее собеседника. Лишь круглые Динкины пятки оказались в поле ее зрения. И копилкой сидевший на подоконнике пес. Сама Динка лежала рядом с бультерьером на животе и с кем-то шепталась.
Тамара встревоженно осмотрела комнату, отыскала взглядом джинсы и с облегченным вздохом потянула к себе. После вчерашнего дня она поклялась надевать их едва ли не в постели. По крайней мере, пока не уедет из Питера.
Хватит нарываться на этого… с именем… в неглиже. Как вчера при всех ляпнула бессовестная Динка — без штанов.
Натягивая джинсы, Тамара неприязненно косилась на окно: ну и погода! Даже не верится, что сегодня десятое июня. Летом пока и не пахнет. Зато пахнет затяжным дождем, мокрым асфальтом и бензином. Большим и довольно грязным городом пахнет, вот как.
Занесло ее в Питер!
Решив, что футболку можно не переодевать, она ничуть не хуже той, в шкафу, Тамара показала кулак насторожившемуся Крысу — пес мгновенно отвернулся — и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ей совершенно не хотелось спугнуть Динкиного нового знакомого. Или знакомую.
Интересно, кто отправляет ребенка на прогулку в такую несусветную рань и в такую же несусветную погоду?
Ответ — никто.
А Динка вся в мать. Абсолютно неразборчива в знакомствах. С нее глаз нельзя спускать. А еще лучше — посадить под замок. И чтоб окно с решеткой.
Решено — сегодня же в музей! Сразу после завтрака.
Под окном шокированная Тамара увидела вовсе не мальчика или девочку Динкиного возраста — желательно из приличной семьи!— а старого, премерзкого вида нищего. Он сидел скорчившись у самой стены и жадно поедал — Тамара мысленно ахнула — испеченные вчера вечером пироги с капустой и яйцами. Вера Антоновна постаралась.
Оголодавший старик даже не ел пирожки — заглатывал. При этом урчал, постанывал, кряхтел, давился, то и дело облизывал грязные пальцы, и крошки летели во все стороны.
Неопрятная седая голова; драный, когда-то серый плащ; обтрепанные сизые джинсы; жалкое подобие кроссовок на голых ногах и запах, запах! Вернее, вонь. Сложнейшая смесь застарелого пота, тысячу лет немытого тела, спирта и мочи.
Динка сошла с ума!
Или сумасшедшая от рождения. В мать.
Тамара стояла за спиной племянницы и старалась не дышать. Крыс по-прежнему делал вид, что интересуется лишь собственным отражением в оконном стекле и хозяйки не видит.
Динка сочувственно спросила:
—Наелся?
—Почти,— пробормотал бомж, принимаясь за следующий пирог. Он икнул, смахнул крошки с седой бороденки и выдохнул: — Не помню, когда домашнее-то в последний раз пробовал. Спасибо тебе.
Тамара судорожно сглотнула, преодолевая рвотный позыв. У нее вдруг исчезло желание вмешиваться. Пока Динка болтает с нищим из комнаты — ничего страшного. Главное, чтоб девчонка не потащила старику из чужой квартиры что-нибудь еще.
Или уже успела?!
Тамара нащупала кресло и тяжело села.
«Интересно, сколько пирожков Динка скормила? Я слышала, Вера Антоновна планировала подать их к чаю, на завтрак. Радовалась, что у них теперь микроволновка и можно мгновенно все разогреть. Мол, вкус у выпечки — будто только что из духовки…»
Тамара поморщилась: «Придется сказать, что это мы с Динкой умяли пироги. Проснулись рано, вот и рискнули взять из кухни то, что на виду. Не убьют же нас за них…»
Динка продолжала беспечно болтать, и Тамара застыла почти не дыша в своем кресле. Почему-то казалось — даже сюда доносится гадостное амбрэ от тряпок нового дружка племянницы.
Голос подавать Тамара опасалась. Мало ли что могла потребовать от нее Динка? Четырехлетнему ребенку не очень-то объяснишь, что существуют неподобающие знакомства. И что, конечно же, накормить голодного всегда похвально, но…
«Вот именно — „но“, — озлобленно подумала Тамара.— Больше принято не обращать на них внимания. В лучшем случае — швырнуть монетку. Или вынести к мусорному контейнеру старую одежду — пусть подбирают, не жалко. Однако никак не отдавать всякому отребью собственный завтрак. А уж жалеть этот сброд…»
Тамара насторожилась: голос племянницы зазвенел от любопытства.
—У тебя, правда, есть маленький мальчик?
—Есть,— прохрипели внизу. — Только не мой.
—А чей? — удивилась Динка.
—Бог его знает, — равнодушно ответил нищий. — Пристал ко мне, а я и не гоню. Куда ж его? Малой совсем, пропадет. Вот, пирог твой ему снесу, спрятал, вишь, в карман…
—А где он, мальчик?
—Да спит, небось, — старик закряхтел и ворчливо добавил: — Когда спишь, жрать не так хочется, точно знаю.
—Где, где спит-то?
—А где придется. Седни, так у вокзала. Там местечко у нас есть пригретое, дождь не каплет, вот и ложимся…
Динка заерзала на подоконнике и свесилась еще ниже. Тамара едва удержалась от искушения ухватить ее за розовые пятки. Она даже зажмурилась, так ей не хотелось вмешиваться в необычную беседу.
Тамара тешила себя надеждой, что старый бомж сейчас уйдет, и Динка потихоньку забудет о нем. Тамаре вообще лучше сделать вид, что она не очень-то прислушивалась к Динкиной болтовне. Читала, допустим. Пусть девчонка сама расскажет, что сочтет нужным.
О-о-о, пирожки!
И о пирожках тоже.
Тамара взяла со стола какую-то книжку. Это оказался альбом из серии «Мастера живописи», посвященный Саврасову, с чудесными иллюстрациями.
Девушка поспешно раскрыла его, но полностью отключиться не смогла, как ни старалась. Бессмысленно перелистывала страницы и с ужасом слушала, как Динка упрашивает старого нищего познакомить ее с мальчиком. Завтра же.
Мол, она обязательно будет ждать их. С самого-самого утра. И чем-нибудь покормит. Повкуснее.
Еще у Динки есть пятьдесят рублей. Это очень, очень много. Ей мама дала. Когда провожала на вокзал. Денежки пока у тети, но Динка обязательно возьмет их для мальчика. Прямо сегодня и возьмет.
Динкино обещание отдать пятьдесят рублей заставило Тамару побледнеть. Оно означало: нищий старик завтра за ними явится. Если не забудет. Не напьется и не уснет где-нибудь под забором.
Легкомысленная дурочка!
Интересно, что скажут соседи, увидев в своем дворе это пугало? Пожалуются Софье Ильиничне на ее гостей?
Здорово.
И мама обрадуется.
По счастью, где-то наверху хлопнуло окно, и старик заторопился. Ему не хотелось скандала.
Динка стояла во весь рост на подоконнике и старательно махала ему рукой. Крыс с деланным равнодушием зевал. Тамара с преувеличенным любопытством рассматривала иллюстрации.
Наконец Динка сползла с подоконника и изумленно прошептала:
—Томик…
—Точно. Это я.
—Ты встала…
—Мне тоже так кажется.
—А я…
Тамара с силой захлопнула книжку и грозно спросила:
—Что — ты?
Динка не нашлась с ответом. Опустила голову и зашаркала по паласу босой ножкой. Пепельные кудряшки падали на лицо, и Тамаре оставалось только гадать — смущена ли племянница, чувствует ли себя виноватой или просто придумывает какую-нибудь байку, чтобы сбить ее с толку.
Тамара в очередной раз пожалела, что согласилась прихватить с собой Динку. И что вообще поехала в Питер. Что черт ее понес подслушивать глупую болтовню, насколько проще ничего не знать…
Тощая фигурка в голубой пижаме вдруг показалась жалкой и беззащитной. Динка сопела и все ниже опускала голову. Видимо, нужные объяснения никак не находились.
Тамаре стало смешно. В конце концов, Динка не сделала ничего плохого! Кажется. Если ограничилась лишь едой.
