Не выходи из дома - Льюис Сьюзен

Дженна перевела взгляд на Оливию. Разумеется, жалко девушку из-за того, что ей довелось пережить, но Дженна не могла проигнорировать то, что она сотворила с Пейдж.

– После одного особенно жестокого случая Оливия вышла онлайн пообщаться с Пейдж, и та начала говорить, что больше не может терпеть травлю. И тогда Оливия предложила им вместе покончить со своими несчастьями.

Дженна снова посмотрела на Оливию. Неважно, насколько надломленной была эта девочка, но нужно дать ей понять, что нельзя безнаказанно совершать то, что она практически совершила.

– Оливия условилась встретиться с Пейдж в прошлую пятницу и поехала на автобусе в Россили, а Пейдж направила в Уайтфорд-Сэндс, Оливии хотелось в последний раз зайти на могилу к бабушке. Там ее нашел отец и отвез домой, запер в комнате, отобрав телефон и компьютер, и оставил, а сам с женой, моей сестрой, повез Оуэна к целителю на севере Уэльса, чтобы очистить его от грехов. Грех – это его ориентация.

Дженна внутренне содрогнулась. Что это за родители, ради всего святого? Как они могли так чудовищно вести себя по отношению к собственным детям? Очищать за гомосексуализм? Насиловать родную дочь?

– Оливии удалось вырваться только в субботу вечером, – продолжила Джудит. – Тогда она пошла в ванную, открыла все шкафчики и выпила все таблетки, какие только смогла найти. Рано утром приехали родители с Оуэном. Когда они поняли, что произошло, то отказались вызывать «Скорую помощь». Я не знаю, готовы ли они были и правда дать Оливии умереть, но, слава богу, Оуэн стянул у отца телефон, заперся в ванной на первом этаже и вызвал службу спасения. Он все еще был в ванной, когда приехали «Скорая» и полиция, и не выходил, пока его не убедили, что родителей забрали.

В комнате повисло пугающее молчание. Дженна видела, как по щекам Оливии тихо катятся слезы. К ее удивлению, девушка внезапно заговорила тихим голосом, все еще крепко держа тетю за руку:

– Я бы поехала к Пейдж в тот же вечер, если бы смогла, но не для того, чтобы осуществить план, а чтобы убедить, что это неверный путь. Я хотела рассказать ей о себе, о том, что родители творили со мной и Оуэном, я хотела попросить ее рассказать кому-нибудь, но было слишком поздно. Автобусы уже не ходили, а больше я никак не могла туда добраться. Я пыталась найти мобильник и компьютер, но не могла, а стационарного телефона у нас нет. Тогда я села и написала записку тете Джудит, которую она так и не получила. Думаю, родители уничтожили ее.

– Мне не разрешали видеться с племянником и племянницей с тех пор, как умерла моя мать, – сказала Джудит Дженне, – то есть уже более десяти лет. С тех пор родители начали измываться над ними. Я уже говорила, что всегда боялась этого, но доказательств не было, а мой зять, работавший старшим администратором в городском совете, умел обращаться с социальными службами. Тем не менее мне стоило бы попытаться. Думаю, я просто не могла заставить себя поверить, что родная сестра творит такие вещи. Теперь я понимаю, что сестра была под стать своему мужу. – Она обняла Оливию, и Дженна заметила, как та напряглась, прежде чем успокоиться.

– В понедельник Оуэн и Оливия вели себя очень смело, – продолжила Джудит. – Большую часть дня они общались с полицией, рассказав им все без утайки. Оуэн позвонил мне в воскресенье, так что я присутствовала при допросах, а сейчас решается вопрос о том, чтобы дети жили со мной.

Дженна перевела взгляд на директора школы. Понятное дело, теперь ему не придется ничего предпринимать в отношении Оливии. Мистер Чарльз явно испытывал облегчение, возможно, и сама Дженна тоже, правда, ей требовалось время, чтобы все это переварить.

– А что случилось с вашей сестрой и ее мужем?

– Их арестовали в понедельник, сегодня должны выдвинуть обвинения. Если их выпустят под залог, то наверняка вынесут запретительное постановление, чтобы они не приближались к детям. Однако мы не хотим рисковать, поэтому мы решили, что если родителей освободят, то Оливии и Оуэну лучше будет оказаться так далеко отсюда, как только я смогу их увезти.

– А где вы живете? – спросила Дженна.

– В Кенте, неподалеку от Дила. Там есть симпатичная школа, где Оливия сможет продолжать заниматься музыкой. Надеюсь, они с Оуэном начнут жизнь с чистого листа, в новом месте, среди новых друзей и рядом с тетей, которая хочет подарить им всю любовь, какую они только заслуживают.

Дженна надеялась, что детям будет оказана еще и профессиональная помощь, правда, смогут ли они полностью оправиться от такого ужасного детства? Она посмотрела на мистера Чарльза и мисс Уиллис, а потом обратилась к Оливии:

– Я бы хотела пересказать Пейдж то, что услышала здесь. Думаю, она имеет право знать.

Оливия посмотрела на нее затравленными глазами.

– Ты же говорила, что сама хотела ей рассказать, – напомнила Дженна.

– Рано или поздно это всплывет, – мягко заметила Джудит, – а я знаю, что тебе не хочется, чтобы Пейдж страдала. Объяснение было бы очень кстати.

Оливия снова обратилась к Дженне и, запинаясь, прошептала:

– Хорошо.

Когда Оливия прислонилась к плечу тети, Дженна увидела, насколько она устала, и одному богу известно, что происходит у нее внутри. Решив, что дальше тянуть нечего, Дженна поднялась.

– Благодарю за честность, – сказала она, стараясь говорить одновременно ласково и твердо. – Я понимаю, что для тебя это было нелегко.

Оливия не отвечала, повесив голову.

– Зная Пейдж, – продолжила Дженна, – есть вероятность, что она захочет увидеться, когда я расскажу, через что ты прошла. Можно?

Оливия вопросительно взглянула на тетю.

– Это необязательно, если ты не захочешь, – пробормотала Дженна.

Оливия сказала ей:

– Пожалуйста, передайте Пейдж, что я извиняюсь за все это. Я бы хотела, чтобы мы по-настоящему дружили, она такая… она… – Девушку душили слезы, и тетя притянула ее к себе и обняла.

Уже в коридоре мисс Уиллис поблагодарила Дженну:

– Спасибо, что пришли сегодня.

– Меня, конечно, потрясло услышанное, но, полагаю, вы понимаете, что прежде всего меня беспокоит моя дочь.

– И нас тоже, – заверила мисс Уиллис, – но мы можем двигаться в этом процессе лишь пошагово. Попытайтесь нас понять.

– Я понимаю, но хотела бы знать, что этот, как вы говорите, процесс не подразумевает, что Пейдж придется так же сидеть в одной комнате с Келли Дарем и выслушивать ее объяснения?

– Признаюсь, мы обсуждали такую возможность, но пока что Келли и ее мать ни в какую не согласны.

Дженна не удивилась и даже почувствовала облегчение.

– Думаю, я должна сказать, что, если Келли Дарем продолжит учиться в этой школе, Пейдж сюда не вернется.

– Я понимаю ваши чувства, но мы должны давать детям шанс, даже тем, у которых не слишком хорошая история, как, например, у Келли с ее любовью к запугиванию.

– К травле, – поправила Дженна. – Давайте называть вещи своими именами. Но я не перестаю думать, как связаны пожертвования дедушки Келли с тем, что вы ее здесь держите? Полагаю, он уже сделал очередной взнос, чтобы попытаться замять и это дело?

Мисс Уиллис вспыхнула:

– Вы правы, сделал, но могу сказать вам, что школа отказалась принимать его пожертвование.

Дженна надеялась, что это правда. Она пристально смотрела на собеседницу, ожидая продолжения.

Мисс Уиллис вздохнула:

– Печально, но нельзя отрицать, что некоторым детям жестокость доставляет определенное удовольствие. Не всегда понятно, является ли это упущением в воспитании или связано с психологическими или даже психическими проблемами. Правда и то, что некоторые дети перерастают эту жестокость, а другие – нет.

– Но Келли Дарем уже пятнадцать, почти шестнадцать, а вы сейчас сказали, что за ней тянется длинный шлейф. Так неужели вы думаете, что она перерастет свою жестокость?

Мисс Уиллис явно смешалась:

– Не мне судить. Однако беседа с Оливией показала, насколько сложной является проблема травли и запугивания, особенно когда дело доходит до наказания.