Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал (сборник)
– Не знаю, да мне и все равно. Требовалось пригвоздить Лиггета, доказав его присутствие в Канауа-Спа во вторник вечером. Миссис Ласцио была единственным человеком, который мог нам в этом помочь. Как вы говорите, она, несомненно, виновна не меньше Лиггета, а может, и больше, в зависимости от того, как смотреть на вещи. Я даже думаю, что мистер Толмен попытается обвинить вдову в убийстве. Он арестовал ее вчера, как важную свидетельницу, и не выпустит до завершения дела Лиггета, а может привлечь и как пособницу.
Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет. Что бы он ни сделал, осудить ее не удастся. Она принадлежит к особому типу женщин, как сама мне сказала. Даже если Лиггет ожесточится против нее и во всем признается, лишь бы потянуть ее за собой, трудно будет убедить дюжину мужчин, будто казнь – это лучшее, что можно сделать с такой женщиной. Интересно, понимает ли это мистер Толмен?
Берен, набивавший трубку, нахмурился при этих словах. Вульф одной рукой наполнил стакан пивом, так как другая была занята: он крепко сжимал подлокотник кресла.
Констанца улыбнулась мне:
– Я стараюсь не слушать их. Говорят о том, как убивают людей. – Она деликатно поморщилась.
– Сдается мне, вы слишком часто улыбаетесь, – проворчал я. – При таких-то обстоятельствах.
Ее брови взлетели над темными глазами.
– Каких обстоятельствах?
Я только помахал рукой. Берен наконец зажег свою трубку и снова заговорил:
– Это все повлияло на мой желудок. Бедный Росси, видели вы его? Бедняга. Когда Дина Росси была маленькой девочкой, я много раз сажал ее на вот это колено. Она была спокойной, очень хитрой, но хорошей девочкой. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, это всегда кажется удивительным. – Он попыхивал трубкой, и вскоре все помещение заволок дым. – Кстати, вы знаете, что и Вукчич едет этим же поездом?
– Нет.
Берен кивнул:
– Прискакал в последнюю минуту. Я видел его: он мчался, как лев, которого кусают блохи. Он не попадался мне на глаза сегодня утром – пришлось побывать в разных местах. Ваш человек, конечно, сказал вам, что я заходил около восьми?
Вульф скорчил гримасу:
– Я был не одет.
– Так он мне и сказал. И я пришел снова. Мне было неудобно. Я всегда чувствую себя неудобно, когда оказываюсь в долгу. Я хотел выяснить, сколько вам должен, и заплатить. Там, в Канауа-Спа, вы были гостем и не хотели говорить об этом, но теперь вы можете. Вы вытащили меня из скверной истории, возможно, спасли мне жизнь, и сделали это по просьбе моей дочери, оказали мне профессиональную помощь. Это ставит меня в положение должника, и я хочу заплатить. Насколько я понимаю, ваши ставки довольно высоки. Сколько вы берете за день работы?
– А вы?
– Что? – Берен воззрился на него в изумлении. – Великий боже, я не работаю поденно! Я художник, а не чистильщик картофеля.
– И я тоже. – Вульф поднял палец. – Послушайте, сэр. Допустим как предположение, что я спас вам жизнь. Если так, то я готов посчитать это жестом дружеской симпатии и не взять за это никакой платы. Примете вы такой жест?
– Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Нельзя было ожидать, что я, Жером Берен, приму такую милость.
– Хорошо… – вздохнул Вульф. – Если не хотите принять это как дружеское одолжение, воля ваша. В таком случае единственное, что мне остается, это представить вам счет. Это очень просто. Если и можно как-нибудь оценить профессиональные услуги, которые я вам оказал, то цена должна быть очень высокой – соразмерно исключительности услуги. Итак… раз уж вы настаиваете… вы должны мне рецепт колбасок минюи.
– Что? – Берен уставился на него. – Ба! Это смешно!
– Почему? Вы спросили, что́ должны. Я ответил.
– Черт знает что! – прошипел Берен. Он так размахивал своей трубкой, что во все стороны полетели искры. – Рецепт бесценен. А вы просите… Великий боже, я отказался от полумиллиона франков! А вы имеете бесстыдство, имеете наглость…
– Я бы попросил вас, – оборвал его Вульф. – Не стоит поднимать шум. Вы назначаете цену на свой рецепт. Это ваше право. Я назначаю цену на свои услуги. Это мое право. Вы отказались от полумиллиона франков. Если бы вы прислали мне чек на полмиллиона долларов – и вообще на любую сумму, я бы порвал его. Я спас вам жизнь или избавил от неприятных переживаний – называйте как хотите. Вы спросили, что должны мне, и я сказал, что вы должны мне этот рецепт, и я не приму ничего другого. Заплатите вы или нет, решайте сами. Мне доставит невероятное удовольствие, если я смогу у себя дома – думаю, не реже двух раз в месяц – есть колбаски минюи. Но известное удовлетворение я получу и вспоминая – гораздо чаще, чем дважды в месяц, – что Жером Берен мне должен и отказывается платить.
– Ба! – фыркнул Берен. – Это надувательство!
– Ни в коей мере. Я не прибегаю к принуждению и не собираюсь преследовать вас по суду. Я только сожалею, что потратил свои способности, провел бессонную ночь, подставил себя под пули и не приобрел ни дружбы, ни доверия, не получил причитающуюся мне плату. Я считаю своим долгом заверить вас, что не открою рецепта никому, – гарантирую! Колбаски будут готовиться только в моем доме и подаваться только на мой стол. Я хотел бы лишь сохранить право потчевать ими своих гостей и, конечно, мистера Гудвина, который живет со мной и ест то же, что и я.
– Ваш повар, – пробормотал Берен, не сводя с него глаз.
– Он не будет знать рецепт. Я сам провожу в кухне немало времени.
Берен молча глядел на него.
– Его нельзя записывать! – наконец прорычал он. – Его никогда не записывали.
– Я не собираюсь его записывать. У меня хорошая память.
Берен, не глядя, сунул трубку в рот и выпустил клуб дыма. Затем еще немного посмотрел на Вульфа. После долгого молчания он испустил душераздирающий вздох и покосился на меня и Констанцу.
– Я не могу рассказать рецепт при них, – грубо обрубил он.
– Одна из них – ваша дочь.
– К черту! Они должны выйти.
Я встал и вопросительно посмотрел на Констанцу: «Пойдем?» Поезд дернуло, и Вульф вцепился в подлокотник второй рукой. Теперь уже совсем глупо было бы попасть в аварию.
Констанца поднялась, погладила отца по голове и вышла в дверь, которую я придержал для нее.
Я уже думал, что наши каникулы благополучно завершились, однако впереди ожидало еще одно развлечение. Так как оставалось около часа езды, я пригласил Констанцу в салон-вагон выпить. С этой целью она проследовала за мною через три качающихся и подпрыгивающих вагона. В салоне было лишь восемь – десять завсегдатаев, в основном скрывшихся за утренними газетами, и полно свободных мест. Она выбрала имбирное пиво, напомнив мне о старых временах, а я заказал хайбол, чтобы отметить еще один изобретенный Вульфом способ получать гонорар. Мы успели сделать лишь по паре глотков, как вдруг я заметил, что пассажир, сидевший напротив, поднялся, отложил газету, подошел к нам и встал прямо перед Констанцей, глядя на нее сверху вниз.
– Вы не могли поступить так со мной, не могли! – проговорил он. – Я не заслужил этого. – Его голос звучал настойчиво. – Вы должны были видеть… должны были понять…
Констанца обратилась ко мне:
– Вот уж не думала, что папа когда-нибудь даст кому-либо этот рецепт. Однажды в Сан-Ремо я слышала, как он говорил одному англичанину, очень высокопоставленному…
Подошедший сделал шаг, чтобы оказаться между нами, и невежливо прервал ее:
– Привет, Гудвин. Могу я спросить вас?
– Привет, Толмен. – Я улыбнулся ему. – Что за ерунда? У вас в тюрьме двое свеженьких заключенных, а вы здесь…
– Мне надо в Нью-Йорк. Собирать улики. Это слишком важно… Послушайте, я хочу спросить вас, имеет ли мисс Берен право так обращаться со мной? Выскажите беспристрастное мнение. Она не желает говорить со мной. Разве я не обязан был поступить так, как поступил? Разве я мог сделать по-другому?
– Конечно. Вы могли уйти в отставку. Но тогда, разумеется, вы остались бы без работы и бог знает, когда смогли бы жениться. Это была настоящая проблема, я понимаю. Но я не стал бы волноваться. Несколько минут назад я удивлялся, почему это мисс Берен все время улыбается. Теперь я понимаю: она знала, что вы в поезде.
– Мистер Гудвин! Это неправда! Но если она не желает даже говорить со мной…
Я махнул рукой:
– Она будет говорить с вами. Вы просто не знаете, как взяться за дело. Ее собственный метод, как я имел возможность убедиться, дает хорошие результаты. Наблюдайте за мной, и в следующий раз вы сможете это сделать сами.
Я поднял свой стакан и выплеснул половину хайбола ей на юбку, как раз на круглое колено.
Она вскрикнула и дернулась. Толмен полез за носовым платком. Я встал, пожелал им приятно провести время, подобрал оброненную им газету и сел на его место.
Примечания
1
Джон Пирпонт Морган (старший, 1837–1913) – крупнейший американский финансист, промышленник и меценат. – Ред.
