Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
– Я не знаю, что сейчас чувствую… Просто не знаю… Я задала тебе вопрос.
Теперь он стоял ко мне спиной. Знакомая фигура в обрамлении оконной рамы. Шторы наполовину задернуты, чтобы защитить от яркого света и жары.
– Была причина. – Откашлявшись, Марк продолжил: – Мне было трудно после… Люсьен… ну, после смерти Люсьена… и потом…
Пришло время мне пойти навстречу. Я положила руку ему на спину и слегка помассировала. Он стоял, затаив дыхание, потом вздрогнул. Его плечи чуть приподнялись. Волоски на моих обнаженных руках встали дыбом, словно наэлектризованные.
– Я по тебе скучала, – тихо произнесла я. – Тебе тоже было тяжело. Ты, думаю, делал то, что мог в сложившейся ситуации…
Он весь напрягся. Мы хорошо знали друг друга. Каждый мускул в наших телах выдавал неискренность.
– Я надеялся, что сегодня… – произнес он, глядя на стекло.
Мои руки отстранились от его шеи, и я обняла его сзади. Я прижалась головой к ткани его легкой жилетки. От Марка пахло сеном и плохо подобранным лосьоном после бритья. Я едва не капитулировала. Я сопротивлялась голосу сирены, поющей о том, как мы жили раньше.
– Не надо спешить, – заверила я его. – Я никуда не уйду. На дежурстве остался один Аноним. Я не уверена, что он хоть когда-то точно знает, который сейчас час. Давай посидим на кухне, как бывало.
Я повернула мужа и, взглянув ему в лицо, удостоверилась, что ошиблась. Передо мной стоял тот Марк, которого я любила и кому полностью доверяла. Немыслимо, почти немыслимо, что он – волк в овечьей шкуре. Я почти отказалась от своего намерения, но последовавшие слова привели к тому, что исполнить задуманное стало легче.
– Ты пекла торт, – сказал он. – Когда я вошел, то сразу почувствовал запах. Я помешал тебе праздновать?
Произнесено это было вроде бы в шутку, но теперь я точно знала, что Марк специально выбрал этот день. Последующие слова из «Притч» пришли мне на ум: «…ибо, делая сие, ты собираешь горящие угли на голову его, и Господь воздаст тебе». Он-то знает, какой вкус у чувства вины.
На кухне я вытащила две тарелки и поставила их на стол. «Рейберн» с иссушающей августовской температурой превращал кухню в подобие печи. Марк снял жилетку и повесил ее на спинку стула. Его рубашка в клетку местами прилипла к спине. Муж закатил рукава. Его руки оставались такими же сильными и загорелыми. Хотя он сидел, непринужденно развалившись на стуле, видно было, что он все еще работает на земле, поэтому находится в хорошей физической форме. Он вытер пот со лба и протер покрасневшие глаза.
– Ну да… день рождения Люсьена…
Он зажмурился и так сидел несколько секунд.
– Ты не мог об этом забыть, – сказала я.
Марк медленно покачал головой. Я не знала, что он этим хочет сказать.
– Принести воды? – предложила я.
– Да, пожалуйста.
Он пил маленькими глотками в полной тишине, а затем тихо сказал, словно разговаривал сам с собой:
– Здесь до сих пор очень красиво. Пожалуй, самое красивое место на свете.
Марк осторожно поставил стакан на стол, слегка тронул пальцем, наблюдая, как вода сначала дрожит, а затем успокаивается.
– И до сих пор тут идут дожди. Знаешь, мне кажется, что, живя здесь, мы так и не осознали, что это значит. Только после того, как я отсюда уехал и начал жить как все, я понял, откуда это безумие.
Я подняла кусок ткани, которым прикрыла торт от бесконечно жужжащих и кружащих по кухне мух. Я была близка к тому, чтобы сломаться. Я испекла этот торт на день рождения Люсьена, но он мертв. Существует только одна истина, которую нельзя ни забыть, ни простить. Больше я никогда не увижу Люсьена.
– Рут!
А вот Марк сидит за столом, хотя не достоин даже крошки здесь подбирать.
– Извини. Я задумалась.
Торт стоял между нами. Я, ломая глазурь, водрузила на него одну свечку… две… три… четыре… пять… В моей руке осталась еще одна.
– Как думаешь, стоит поставить еще одну? Ему бы сейчас исполнилось ровно шесть. Или лучше оставить пять? Люсьену не было шести, когда его убили.
Марк вертел тарелку на столе вокруг своей оси, словно так искал ответ на мои вопросы.
– Я бы оставил пять, – дрогнувшим голосом произнес муж. – Он был нашим пятилетним, довольным жизнью внуком. Пусть таким и останется в нашей памяти.
– Мне не позволяют хранить в доме спички. Ты, случаем, снова не закурил?
– Нет.
Его взгляд метнулся к жилетке.
– Я тебя не виню.
Я вытащила из кармана его жилетки пачку сигарет и тонкую коробочку спичек с логотипом манчестерского отеля на этикетке.
– Больше нам нет нужды врать, Марк.
Муж неуверенным тоном заявил, что может все объяснить, но я не дала ему сбить меня с толку. Я попросила мужа зажечь свечи. Он будет кричать, а я останусь молчаливой. Первая спичка так и не зажглась. Я не сводила глаз с его руки. Эта рука вела меня по проходу в церкви. Она же отвела мальчика в Велл. Марк повторил свою попытку. Свечи зажигались одна за другой, но явно с неохотой. Эта рука дарила мне наслаждение. Эта же рука доставляла удовольствие другого плана, вводя пин-код и манипулируя счетом кредитной карточки. Пламя лизнуло его пальцы прежде, чем он успел зажечь последнюю свечу. Эта рука держала голову под водой…
– Дай мне.
Я зажгла последнюю свечу. Усевшись напротив друг друга, мы принялись наблюдать, как они горят.
Марк первым нарушил молчание:
– Как ты? Только честно…
– Сейчас нормально, Марк. Может, споем «Счастливого дня рождения»?
– Ради бога, Рут! Что с тобой?
Он стукнул рукой по столешнице. Огоньки замерцали, но не потухли. Эти вечные свечи никогда не гаснут.
– Ты приехал сюда, Марк, и попал на празднование дня рождения. Если бы ты сообщил мне заранее…
– Ради бога, Рут! Я же советовал тебе обратиться за помощью…
– Помощь мне теперь не нужна. Я ясно понимаю, что делаю. И еще, Марк! Я знаю, что ты делаешь.
– Я приехал по делу! – перешел он на крик. – Из-за Энджи!
– Не впутывай сюда Энджи. Не сейчас. Мы тут одни.
Я взяла большой острый нож и сделала вид, что нацеливаю его в самый центр торта. Нас разделял стол. Я обошла стол и встала за спинкой его стула, нависая над мужем. Я сделала так, чтобы он тоже коснулся ручки ножа. Моя рука легла поверх его.
– Давай разрежем вместе, Марк, так же, как на свадьбе.
Уверена, он решил, что я снова тронулась рассудком. Теперь он захочет меня успокоить. Как же он ошибается! Никогда я не была столь здравомыслящей, как теперь! Когда нож уже собирался вонзиться в торт, я выбила из-под мужа стул. Марк пошатнулся, застигнутый врасплох, схватился за стол, но пальцы его соскользнули и он упал на пол. Стул свалился на него. Отбросив стул в бок, я с ножом в руке застыла над ним.
– Что за черт! Рут! Опусти. Я пришел сказать, что Энджи…
Он будет заговаривать мне зубы, но рисковать я не стала. Я ударила ногой ему в голову один раз… другой…
– Я тебя ненавижу! Ненавижу! Я знаю, что это был ты!
Марк схватил меня за ногу, но левой рукой я вцепилась в поручень «Рейберна». Он не сможет меня повалить.
– Убийца! Извращенец!
Я споткнулась. Стул ударил его в лицо. Я упала сверху на него, занеся вверх руку. Ударила. Нет крови. Пронзительный крик. Нет крови. Кто-то держал меня за руку, поднимая вверх. Я царапалась, стараясь вырваться. Он должен заплатить, но Марк, поднявшись с пола, навалился и намертво прижал руки к бокам моего тела. Пальцы моей руки разжались. Я проиграла. Я разоружена. Я обездвижена. Крови не было, лишь черносливовое варенье на линолеуме и фиолетовые пятна черничного сока, вытекающие на белую глазурь. Тарелка треснула. Торт помят, но свечи все еще горели.
Мальчишка вытащил меня из кухни.
– Он просто хотел поговорить.
– Тебе не нужно было мне мешать.
Мальчишка вывел меня в сад и посадил на каменную скамью. Прошло немного времени, сколько точно, я не знала. Здесь было невероятно жарко. Пот ручьями тек по моей дрожащей спине.
Мальчишка предложил перейти в тень. «Сумасшедшие псы и англичане»![41] Вот только неудача пригвоздила меня к скамье. Парень глубоко вздохнул, словно старался вернуть себе хладнокровие.
– Последние полгода ты только и твердишь, что хочешь знать правду, что тебе нужны ответы. Марк приехал сюда с какой-то целью, а ты даже не удосужилась с ним поговорить.
Бесполезный спор. Сегодня днем ответ сам приехал в Велл, вооружившись жалостью к самому себе и отговорками. Моя вина, что ответ сможет отсюда вновь ускользнуть.
– Рут! Ты могла его убить. Я никогда себе не прощу, если это из-за того, что я на днях тебе наговорил.
– Не извиняйся. Ты мне помог.
Как ни парадоксально это было, но меня одновременно била дрожь и я чувствовала себя онемевшей.
– Извини, что меня не оказалось, когда он приехал.
– Не стоит извиняться. Это не имеет к тебе никакого отношения. Тебе вообще не стоило вмешиваться. Если бы не ты, то все уже закончилось бы.
