Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
Кортеж медленно полз мимо сестер. Они стояли с заплаканными лицами. В высоко поднятой руке каждая держала Розу Иерихона. Рот каждой беззвучно шевелился – они молились. Дороти выглядела так, как должна выглядеть пожилая женщина в час скорби. Руки Джеки дрожали, и с ее розы вниз опадали веточки и какой-то сор. Обе стояли рука об руку с Евой, которая старалась храбро смотреть в лицо надвигающемуся будущему. Вдруг сестра Амалия выступила вперед, загородив нам дорогу. Она развела в стороны руки. Машины остановились.
– Узрите избранную Розы Иерихона! – закричала она.
Водитель нажал на клаксон. Несколько полицейских, подбежав к Амалии, утащили ее с дороги. Их руки запутались в ее длинных волосах. Длинное белое одеяние задралось, и стали видны ее босые ноги, извивающиеся на гравии.
Некоторые сестры побежали к ней на помощь. Они кричали, царапали полицейских, тянули сестру Амалию за руки…
Другие еще громче подхватили:
– Узрите избранную Розы Иерихона! Узрите невинную!
Закрыв глаза ладонями, я раскачивалась из стороны в сторону в моей одиночной черной пещере.
– Нет! Нет! Нет! – повторяла я до тех пор, пока ритм движения не подсказал мне, что мы набрали скорость и оставили сестер далеко позади. А в своей голове я отчаянно сражалась с Голосом, который тоже хотел присутствовать на похоронах.
Бесконечный проход между рядами был моим и только моим. Марк и Энджи вошли первыми, рука об руку, и уже сели на скамью. Полуповернутые в мою сторону лица незнакомцев хмурились и суровели. Приглушенные голоса смолкали, и разговор возобновлялся, только когда я отходила от них. Это было похоже на то, как накатывают на берег и отступают волны. Я подошла к алтарю и уставилась в глаза распятому Иисусу Христу. Потом я нерешительно села на скамью рядом с мужем и дочерью. Что бы ни думали все эти люди, пришедшие на похороны, у нас есть одно общее: все мы неловко себя чувствуем, когда дело доходит до смерти и религии, нам некомфортно. Кто-то украсил простенькую сельскую церковь лилиями, и их аромат смешивался с запахами отсыревших сборников церковных песнопений и полироли под низкие стоны органа. Приехал кое-кто и из бродяг-путешественников. Среди них я заметила Чарли. Если кто-нибудь и способен помочь Энджи снова завязать с наркотиками, подумала я, так это только он. Они привезли с собой своих детей. Девочки были в шерстяных колготках и длинных юбках. В руках – букетики подснежников. Мальчикам в джинсах трудно было усидеть спокойно на месте. Хенни подошел к Энджи и сказал, что он принес с собой фотографию велосипеда Люсьена. Мальчик попросил разрешения положить это фото на гроб друга. Люсьену понравилось бы иметь фотографию своего Голубого Крейсера. Энджи кивнула, поцеловала Хенни в лоб и сказала, что с его стороны это очень мило и она, конечно же, разрешает. И вот священник, и все пришедшие на похороны Люсьена, и полицейские, стоящие у выхода из церкви, и женщина, которая прошла тщательную проверку, прежде чем ей позволили играть на похоронах на органе, и я, и Марк, и Энджи – все мы смотрели, как Хенни идет по проходу в своих поскрипывающих кроссовках и прикрепляет фотографию велосипеда к крышке гроба.
Гробик был маленьким, до невозможности маленьким.
Пели гимны. Понятия не имею, кто их выбирал. «Господь надежды, Господь радости, чью веру, как у ребенка, ничто не в силах разрушить…» «Тысяча веков в твоих глазах подобны угасающему вечеру». Встали. «Угас», – шепнул мне Голос. Сели. Встали на колени. Угас, угас, угас… Сели прямо. Мое тело – словно робот. Мой разум – черный экран зараженного вирусом компьютера. Марк поддерживал Энджи, а та все рыдала и рыдала. А я… У меня даже слезинки на глазах не появилось. Я не плакала даже на кладбище при церкви, когда могильщики задействовали механическую лопату, которую принесли накануне, чтобы справиться с сухой, успевшей слежаться землей. Я не плакала, когда опускали гроб. Я не плакала, когда Энджи поцеловала любимую уточку Люсьена и бросила ее в темную могилу. Я не плакала, когда дети бросали туда цветы.
Я и сейчас не плачу.
Не сказав ни слова, Энджи отошла от меня, когда мы выходили с кладбища. Я обернулась, а ее уже не было рядом. Она не оставила мне ни обещаний, ни прощения. Врач и полицейский отвезли меня обратно в Велл. Марк выдержал поминки в здании сельской управы и уехал, чтобы никогда больше сюда не вернуться. Врач был добрым человеком. Он остался со мной, а чуть позже сказал, что будет лучше, если мы сделаем официальное заявление. Врач надеялся, что это положит конец нескончаемой череде тех, кто хотел выразить свои соболезнования.
Заявление?
Семья выражает благодарность всем тем, кто выказал доброту и сочувствие на протяжении минувших недель. Мы не в состоянии выразить словами, какую пустоту смерть Люсьена оставляет в нашей жизни. Он был замечательным сыном и внуком, таким, какого желают видеть все в своих сыновьях и внуках. Все, кто знал его при жизни, любили Люсьена. Мы знаем, что по стране ходит много слухов о Велле и планах семьи относительно будущего фермы. Для семьи очень важно, чтобы эта земля в дальнейшем использовалась таким образом, чтобы принести наибольшую пользу стране, страдающей от засухи. Мы не хотим, чтобы его смерть осталась напрасной. В скором времени мы собираемся уехать из Велла, а права на землю передать согласно существующему законодательству благотворительному трасту.
Семья просит вас сейчас оставить ее наедине со своим горем.
– Весьма разумно со стороны Марка написать это, – сказал врач. – Он считает, что вам и так досталось. Не хватало, чтобы еще довелось составлять заявления для прессы.
Это было прощальное слово Марка, обращенное к публике. Для меня он написал немного по-другому.
Дорогая Рут!
Это самое трудное в моей жизни письмо, но откладывать я больше не могу. Когда ты будешь читать эти строки, я уеду и на этот раз уже никогда не вернусь. Прости меня.
Я хотел остаться. Велл был нашей мечтой. Мы когда-то надеялись, что он вновь соединит нас вместе. Эта земля не принадлежит ни тебе, ни мне. Она рассорила нас. Мы прошли все стадии деградации наших отношений. Сначала мы жили в доме вместе, затем в разных спальнях, потом в разных домах. Согласно следующему логическому шагу одному из нас необходимо было отсюда уехать. А потом случилось то, что случилось. Последние недели я тешил себя мыслью, что ты во мне нуждаешься, но я ошибался. Я тебе уже давно не нужен. У тебя всегда были твоя дочь, твой внук, твои сестры, твой Бог. Я давно нахожусь в самом конце списка твоих приоритетов. Со времени смерти Люсьена ты позволяла мне кормить тебя и давать таблетки, но этого для меня недостаточно. Я уезжаю навсегда.
Я бы и хотел разделить твою веру, но не могу. У меня нет ответов, как ты мне не раз пеняла, но я уверен, что прибегать к теории избранности Богом как способу объяснить, как и почему мы оказались в Велле, – признак не силы, а слабости. Все это самообман. Из любви, а не из озлобленности я много раз пытался открыть тебе глаза на то, что сестра Амалия просто тебя использует. Надеюсь, ты будешь держаться от нее подальше. Тебе необходима врачебная помощь. В отличие от Энджи я не считаю, что сестры такие уж безобидные.
Надеюсь, мы сошлись во мнении о том, что Велл – гораздо больше нас двоих. Я вложил все, что у меня было, в наше небольшое поместье, вот только небольшим оно уж никак не оказалось. Ты со мной согласна? Эта земля никогда нам по-настоящему не принадлежала. Если она может дать ответы на вопрос, как бороться с засухой, эта земля должна принадлежать всем. Я подписал мою часть документов, согласившись с предписанием о временной аренде правительством этой земли, и переслал все бумаги нашим адвокатам. Пока я не получил за это никаких денег. Дело, разумеется, не в деньгах. Уверен, что ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы мне поверить. В марте будет очередная годовщина нашей свадьбы. Ты слишком много для меня значишь, поэтому я не согласен довольствоваться тем малым, что ты мне оставляешь.
Помнишь те списки, которые ты составляла для меня и Энджи, когда уезжала на конференцию? «Урок джазового танца – в четверг. Не забудь лазанью в морозильнике. Книгу по чтению Энджи надо вернуть в пятницу. Это все!» Теперь я хочу написать для тебя список дел. Проверяй овец каждый день на предмет копытной гнили. Кормовые добавки для тамворс[38] заканчиваются. Стоп-сигналы на прицепе надо починить. Напоминаю тебе: ты должна о себе заботиться. Ешь вовремя. Запирай заднюю дверь. Не запускай двигатель «лендровера» через провод от внешнего источника. Избегай интернета. Но ты месяцами игнорировала мои советы, поэтому нет нужды повторять их снова и снова. Что будет, если все в моей семье умрут? Ради того чтобы не рехнуться, я должен отойти в сторону и попытаться справиться с собственным горем. Ты сможешь сама о себе позаботиться.
