Анна Грин - Дело Ливенворта (сборник)
Будучи человеком сдержанным, секретарь, похоже, делал все, чтобы ничем не проявить своих чувств, но ужас испытанного тогда потрясения снова охватил его. Достав из кармана платок, он вытер лоб.
– Господа, это последнее действие мистера Ливенворта, которое я видел. Когда он поставил стакан на стол, я попрощался с ним и ушел.
Коронер с непроницаемым лицом чуть подался вперед и устремил на молодого человека пристальный взгляд.
– И куда вы после этого пошли?
– В свою комнату.
– Вы кого-нибудь встретили по дороге?
– Нет, сэр.
– Вы слышали или видели что-нибудь необычное?
Голос секретаря сделался чуточку тише.
– Нет, сэр.
– Мистер Харвелл, подумайте еще раз. Вы готовы присягнуть, что никого не встретили, не видели и не слышали ничего такого, что можно было бы назвать необычным?
Лицо секретаря страдальчески исказилось. Дважды он открывал рот, чтобы заговорить, и дважды закрывал его, так этого и не сделав. Наконец с видимым усилием он ответил:
– Я видел кое-что… Мелочь, о которой и упоминать не стоило бы… Но это было необычно, и, когда вы спросили, мне невольно это вспомнилось.
– Что это было?
– Всего лишь приоткрытая дверь.
– В чью комнату?
– Мисс Элеоноры Ливенворт.
Он говорил уже почти шепотом.
– Где находились вы, когда заметили это?
– Точно не скажу. Возможно, у своей двери, потому что по дороге я не останавливался. Если бы не это ужасное происшествие, я бы о двери и не вспомнил.
– Войдя в свою комнату, вы закрыли дверь?
– Да, сэр.
– Когда вы легли спать?
– Немедленно.
– Перед тем как заснуть, вы ничего не слышали?
Снова непонятное колебание.
– Почти ничего.
– Это были шаги в зале?
– Да, возможно, я слышал шаги.
– Возможно?
– Не могу сказать наверняка.
– Но вы думаете, что это были шаги?
– Да, я думаю, что это были шаги. Если уж об этом говорить, я помню, что, засыпая, услышал какой-то шелест и шаги в зале, но меня это не удивило, и я заснул.
– И?
– Через какое-то время я внезапно проснулся, как будто что-то меня разбудило, но что это было, какой-то звук или движение, сказать не могу. Помню, я привстал на локте и осмотрелся, но, ничего не услышав, снова задремал, а после крепко заснул. Больше до утра я не просыпался.
Когда мистера Харвелла попросили рассказать, как и при каких обстоятельствах он узнал об убийстве, секретарь очень подробно описал события, о которых уже рассказывал дворецкий, и, когда с этим вопросом было покончено, коронер спросил, не заметил ли он, в каком состоянии находился стол в библиотеке после того, как с него убрали тело.
– Да, я обратил на стол внимание.
– Что на нем было?
– Обычные вещи, сэр. Книги, бумаги, перо с засохшими чернилами, графин и стакан, из которого мистер Ливенворт пил вечером.
– Больше ничего?
– Насколько я помню, больше ничего.
– Насчет графина и стакана… – вмешался в допрос присяжный с цепочкой и часами. – Вы говорили, что нашли последний в том же состоянии, в каком видели его, когда оставляли мистера Ливенворта в библиотеке?
– Да, сэр, практически в таком же.
– Однако он имел привычку выпивать целый стакан?
– Да, сэр.
– Выходит, ему помешали сделать это сразу после того, как вы ушли, мистер Харвелл.
На лице молодого человека вдруг проступила холодная, голубоватая бледность. Он вздрогнул и какое-то мгновение выглядел так, словно его поразила ужасная мысль.
– Не обязательно, сэр, – с трудом вымолвил он. – Мистер Ливенворт мог…
Тут он замолчал, как будто был слишком потрясен, чтобы закончить фразу.
– Продолжайте, мистер Харвелл. Что вы хотите сказать?
– Ничего, – ответил секретарь слабым голосом, как будто борясь с каким-то сильным чувством.
Поскольку он не отвечал на вопрос, а просто хотел что-то пояснить, коронер не стал настаивать, но я заметил, как несколько пар глаз подозрительно забегали из стороны в сторону, словно многие из присутствовавших почувствовали, что в подобном поведении этого человека мог скрываться какой-то ключ к разгадке. Коронер, не обратив внимания ни на странности в поведении, ни на всеобщее возбуждение, которые они вызвали, продолжил допрос.
– Когда вчера вечером вы выходили из библиотеки, ключ был на месте?
– Я не обратил внимания, сэр.
– Но предполагаете, что он был на месте?
– Думаю, да.
– Во всяком случае, утром дверь оказалась заперта, а ключ исчез?
– Да, сэр.
– Значит, человек, совершивший убийство, уходя, запер дверь и забрал ключ?
– Похоже на то.
Коронер с серьезным видом повернулся к присяжным.
– Господа, – сказал он, – похоже, с этим ключом связана какая-то тайна, с которой необходимо разобраться.
По комнате прокатилась волна шепота, свидетельствующая о всеобщем согласии. Маленький присяжный порывисто поднялся и предложил немедленно заняться поисками ключа. Но коронер повернулся к нему и тоном, который я бы назвал уничижительным, возразил, что дознание должно продолжаться, пока не будут получены все устные показания.
– В таком случае позвольте задать вопрос, – снова вызвался неугомонный. – Мистер Харвелл, нам сказали, что когда сегодня утром была взломана дверь, то обе племянницы мистера Ливенворта зашли в комнату за вами.
– Одна, сэр. Мисс Элеонора.
– Мисс Элеонора? Единственная наследница мистера Ливенворта? – вставил коронер.
– Нет, сэр. Наследница – мисс Мэри.
– Это мисс Элеонора дала указание перенести тело в другую комнату? – продолжил присяжный.
– Да, сэр.
– Скажите, проходя по комнатам, вы не заметили ничего, что могло бы натолкнуть вас на какие-то подозрения относительно убийцы?
Секретарь покачал головой и с чувством ответил:
– У меня нет никаких подозрений.
Не знаю почему, но я ему не поверил. То ли дело было в тоне его голоса, то ли в том, как он сжал пальцами рукав – а руки часто говорят куда больше, чем лицо, – но я почувствовал, что на это утверждение полагаться нельзя.
– Я бы хотел задать мистеру Харвеллу вопрос, – вызвался один из присяжных, который до сих пор не подавал голоса. – Теперь мы имеем подробный отчет о том, как был найден убитый. Но убийства не совершаются без мотива. Известно ли господину секретарю о каких-либо тайных врагах мистера Ливенворта?
– Нет.
– Все в доме были с ним в хороших отношениях?
– Да, сэр, – с чуть заметной дрожью несогласия в голосе.
– И не было даже намека на размолвку между мистером Ливенвортом и кем-либо из домочадцев?
– Я не готов утверждать это, – ответил мистер Харвелл с несчастным выражением. – Намек – очень тонкая материя. Возможно, пролегла какая-то тень…
– Между мистером Ливенвортом и кем?
Долгое неуверенное молчание.
– Одной из его племянниц, сэр.
– Которой?
Голова секретаря снова вызывающе вздернулась.
– Мисс Элеонорой.
– Как давно вы заметили эту тень?
– Не могу сказать.
– Причина вам известна?
– Нет.
– И насколько сильным было это чувство?
– Не могу сказать.
– Вы вскрываете адресованные мистеру Ливенворту письма?
– Да.
– В последнее время в его корреспонденции вам не попадалась ничего, что могло бы пролить свет на это происшествие?
Казалось, секретарь никогда не ответит. Он просто задумался над ответом, или этот человек окаменел?
– Мистер Харвелл, вы услышали вопрос присяжного? – осведомился коронер.
– Да, сэр. Я думал.
– Хорошо. Теперь отвечайте.
– Сэр, – сказал секретарь, повернувшись к присяжному и глядя ему прямо в глаза. Этим движением он открыл мне свою левую, неприкрытую руку. – Последние две недели я вскрывал письма мистера Ливенворта, как обычно, и не помню ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к этой трагедии.
Этот человек лгал, я мгновенно это понял. Сначала его кисть остановилась в нерешительности, потом, когда он принял решение солгать, крепко сжалась. Мне этого было достаточно.
– Мистер Харвелл, раз вы так говорите, разумеется, так оно и есть, – сказал коронер, – и все же корреспонденцию мистера Ливенворта придется проверить на этот предмет.
– Конечно, – беззаботно ответил тот. – Так будет лучше.
Этим замечанием допрос мистера Харвелла на время закончился. Когда он садился, я отметил про себя четыре вещи.
То, что по какой-то неизвестной причине он имел подозрение, в чем не хотел признаваться даже самому себе.
То, что в этом деле каким-то образом замешана женщина, на что указывали услышанные им на лестнице шелест и шаги.
То, что в дом пришло письмо, отыскав которое, можно пролить свет на это дело.
И то, что имя Элеоноры Ливенворт слетало с его уст с трудом, – этот явно невозмутимый человек проявлял нечто сходное с чувством всякий раз, когда ему приходилось его произносить.