Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
– И я пойду к Веллспрингу снова, когда тебя там не будет! – кричал Люсьен. – Озеро не твое! Всякий может к нему пойти, когда захочет. Так мне сказал Марк.
Муж потрогал мокрые джинсы, затем взял с кровати свой старый зеленый свитер и, натянув через голову на Люсьена, принялся подкатывать ему рукава.
– Это похоже на большое платье, – простонал внук.
– На дворе холодно, – возразил Марк, а затем легко приподнял ребенка своими сильными руками.
Люсьен положил голову ему на плечо.
– Я тебя отнесу.
Маленький мальчик и мужчина проделали свой путь по покрытому изморозью двору. Я, спотыкаясь, брела за ними. Марк отворил дверь, вошел в дом, пронес Люсьена наверх, а затем сел на краешке его кровати так, словно ничего не изменилось с тех пор, как внук был совсем маленьким и жил вместе с нами в Лондоне.
– Можно рассказать бабушке нашу тайну? – спросил Люсьен.
Он потер глазки и потянулся за любимой уточкой. Я стояла в дверях. Голос любил чужие тайны.
«Что за тайна?» – спросил Голос, и я озвучила его вопрос.
– Ну уж нет, – произнес Марк.
Люсьен, соглашаясь с ним, замотал головой.
– Но мы можем сказать ей, что приготовили для нее ужин, – сказал Марк. – Мы подумали, что ты очень устанешь, ведь сегодня тебе пришлось много ходить. К тому же у тебя в последние дни, полагаю, не было времени, чтобы правильно питаться.
Люсьен крепко держал в руках свою игрушку.
– У меня есть много тайн, бабушка Р.
Ребенок находился в ужасном состоянии – излишне возбужденный и ужасно уставший одновременно. Он был уже очень сонный, поэтому я решила отойти от заведенного порядка вещей и оставить его в зеленом свитере Марка. Я стащила с его ног кроссовки, развязала узелок на кожаном ремешке, на котором на шее висела маленькая деревянная роза, осторожно положила талисман на прикроватный столик, поправила пуховое одеяло и поцеловала внука в лобик. Один поцелуй. Последний поцелуй. Иудин поцелуй. Люсьен нервничал, поэтому при свете ночника я прочитала ему историю Ноя, позволяя скрытому ритму заполонить ночь, привести в надлежащий вид день, что минул, и подарить радугу грядущему дню. Когда внук начал дышать ровнее, а его красивые глаза закрылись, я попросила у Розы благословить Люсьена и на цыпочках вышла из комнаты. Я почти до конца закрыла дверь. Так я делала всегда. А потом я ушла. Я тогда еще не знала, что не просто ухожу, а покидаю его.
Я пошла ужинать к Марку, потому что ужин мне готовил Люсьен. А еще я ужасно устала и мне просто необходимо было, чтобы что-то физическое привязало меня к земле после минувшей безумной недели. Кроме того, я волновалась за Марка. Уж слишком отчаянное выражение то и дело мелькало на его лице в ту ночь. Часть меня до сих пор его любила. Он все же вернулся ко мне… И не стоит забывать, что прежде я была в него по-настоящему влюблена. Это должно было выглядеть, словно оливковая ветвь примирения, хотя сейчас, в свете всего случившегося, это скорее напоминает терновый венец.
Мы сидели, словно супружеская пара в снятом на праздники коттедже, словно люди, которые вдруг обнаруживают, что у них появилось слишком много свободного времени, а вокруг слишком тихо. Марк и Люсьен приготовили суп с пастернаком. Я медленно ела, ощущая, что суп камнем ложится в моем съежившемся желудке. Я попыталась отказаться от вина, которое он привез. Марк сделал большой глоток, он явно набирался храбрости.
– Было время, – начал муж, – когда ты пыталась меня убедить в том, что надо все продать и уезжать отсюда, пока не поздно. Я отказался. Теперь я понимаю, что ошибся, Рут. Да, я приехал сюда из-за Люсьена, когда услышал его голос по телефону, но я давно хотел сюда приехать и поговорить. И сегодня ночью я говорю «да». Давай возьмем столько, сколько нам дадут, и уедем… начнем заново в каком-то другом месте. Возможно, еще не слишком поздно.
Он оторвал взгляд от своего стакана. В глазах застыли ранимость и боль. Он прикрыл глаза, ожидая моего ответа.
– Уже слишком поздно, Марк, – сказала я. – Теперь я не могу отсюда уехать.
Мы снова сидели и молчали. Мы думали не о наших разногласиях, а о том, что раньше нас объединяло. Теперь же мы превратились в служителей, работающих каждый в своем парке аттракционов.
Марк принялся убирать со стола, производя страшный звон ножами и тарелками. Наконец он вновь вернулся к тому же вопросу, который, по всей видимости, не давал ему покоя.
– А что дальше? – спросил он. – Ты собираешься оставаться в Велле до конца жизни? С ней оставаться? И ничто не сможет переубедить тебя отсюда уехать?
– Только если такова будет воля Розы.
– Розы или Амалии? Вот, значит, как обстоит дело. Ты позволишь ей вычеркнуть из жизни двадцать лет нашей любви?
– Такова воля Розы! – настаивала я.
– А как же Люсьен? – спросил он, стоя ко мне спиной.
– Велл всегда будет рад Люсьену, а Люсьен – Веллу. Он – будущее. Роза близка ему. Я это чувствую.
– Думаешь, Энджи с тобой согласится?
– Не впутывай ее в это! – закричала я на него.
Запустив сковородой в раковину, Марк повернулся ко мне:
– Ты сама себя обманываешь. Я понятия не имею, насколько реальна твоя Роза, но я уверен, что ты сама себя обманываешь. Сестра Амалия ненавидит Люсьена, по-настоящему ненавидит. Ты сама это видела сегодня у Веллспринга. Иногда я начинаю бояться того, что может сделать с мальчиком эта религиозная фанатичка. Посмотри правде в глаза. Наследование земли мужчиной противоречит их представлениям. Твой внук – всего лишь препятствие на дороге в их долбаный рай.
Во рту у меня пересохло. Я оглянулась через плечо на дверь.
«Он уже и раньше распускал кулаки», – сказал мне Голос.
– Не уходи сейчас, – потребовал Марк, но потом отступил и вытянул вперед руки так, словно перед ним стояла вампирша. – Не дави на меня слишком сильно, Рут. Ты слишком давишь на людей…
– О чем ты?
– Ты свела нас вместе, меня и Люсьена, а затем разделила так, словно ты наш кукловод. Я люблю тебя, Рут. Я люблю его. Все пошло не так. Надо все вернуть на прежние места, так, как было раньше.
– Пожалуйста, я не понимаю…
– В последнее время ты вообще мало что понимаешь. Я уже говорил это раньше: ты не сможешь иметь все.
Внезапно угроза исчезла из его голоса. Марк разрыдался. Тело его начало сотрясаться. Я подошла к нему, обняла, прижала голову к его вздрагивающей груди. Все, что мне оставалось, – молиться, и Роза наполнила комнату лепестковым ароматом мира. Некоторые люди говорят, что этот запах возникает и при появлении привидений.
Марк крепко меня обнял. Я ощутила бедром, как он возбуждается.
– Последняя ночь, – сквозь слезы попросил он. – После стольких лет любви всего одна ночь. Пожалуйста.
Извиваясь всем телом, я освободилась от его объятий и отрицательно замотала головой.
– Хватит! – произнес он и тоже отступил. – Уходи. Утром все прояснится.
Когда я уже подошла в двери, он вдруг крикнул мне вслед:
– Нет, постой! Ты должна задержаться.
Марк открыл дверцу духовки и вытащил оттуда яблочный пирог.
– Люсьен никогда нам не простит, если мы забудем об этом его сюрпризе. Ради внука придется съесть пирог.
То была моя тайная вечеря, этот пирог, который испек Люсьен. Если бы я знала это, то отдала бы вечную жизнь за право еще раз отломить ложечкой кусочек пористого теста, собрать на него теплый желтоватый крем и отправить себе на язык. Я бы продала душу за его легкость и сладость. Я бы предложила яйцам и муке, сахару и яблокам стать частью меня, раствориться в моем теле, смешаться с моей слюной, перевариться моими ферментами, отправиться в путешествие в составе моей крови, пока пирог, который он испек, войдет в каждую клеточку моего тела.
Я не знала этого. Голос внушал мне, что так много есть нельзя. Я размазала пирог по тарелке и оставила кое-какие кусочки под ложкой. Я предложила помыть тарелку прежде, чем Марк успел что-то заметить. Я помыла кастрюлю, в которой они замешивали тесто. Я позволила воде смыть следы маленьких ручек на деревянной ложке, которую держал Люсьен, языка, который ее облизывал. Марк вытер стол. Я позволила воде смыть все его следы.
Когда я вернулась в дом, то прикрыла за собой дверь, не закрыла, а именно прикрыла. Я никогда не закрывала дверь на замок. Я положила толстое полено в горящий камин. Этого хватит, чтобы тлело до самого утра. Я выключила свет, и теперь только редкие языки пламени освещали погруженную во тьму комнату. Я тихо поднялась наверх и зашла в ванную комнату. Вода в ванне была серой с легким налетом мыльной пены. В ней плавало несколько моих волосинок. Я не стала спускать воду, зная, что шум может разбудить Люсьена за стеной. Влажную одежду я оставила лежать на полу. Я так сильно устала, что решила первым делом выспаться, а потом встать пораньше, ответить на молитвы верующих и заполнить мой блог информацией о предпоследнем дне нашего богослужения. Я кликнула в верхнем правом углу theSistersoftheRose.com, и окошко свернулось за долю секунды, словно и оно хотело, чтобы я поскорей его закрыла.
