Краткая история семи убийств - Джеймс Марлон

– Ты заикался о сегодняшнем утре. Твои мысли по какой-то причине уткнулись в меня?

– Что? А, ты об этом… Как ни странно, да. Про это утро. В общем, я там был с одним парнем из «Ньюсуик». А еще была какая-то девчонка из «Биллборд» и еще одна, кажется, из «Мелоди мейкер». Ну да. Они все пытали Певца вопросами насчет этого концерта за мир, хотя говорил в основном его менеджер. Да, это была конференция у него на дому.

Врет как срет. Не могло быть никакой пресс-конференции, чтобы я о ней заранее не знал. И почему Лэнсинг ни с того ни с сего вдруг заговорил на кокни?

– Да, все пошло как-то быстро, так что у них, возможно, просто не было времени связаться с тобой. Но ты не беспокойся, чел. Там от «Роллинг стоун» был какой-то парень; во всяком случае, он сказал, что от «Роллинг стоун», я даже подивился. А ты что, на тех ребят разве больше не работаешь?

– Тот парень из «Роллинг стоун» – как, он сказал, его звать?

– Да бог его ведает; не помню. В ту же секунду, как он сказал «Роллинг стоун», я сразу же подумал о своем добром приятеле Алексе Пирсе.

– Приятеле… Как мило с твоей стороны.

Я напряженно думаю, как бы мне по-вежливому отшить этого жопника и позвонить моему боссу убедиться, правда это или нет. От такого дерьма, как Лэнсинг, всего можно ожидать; подстава вполне в его духе. Как типичный одиночка без друзей, он не умеет объективно оценивать, какая шутка заходит слишком далеко, а какая и вовсе таковой не является. Но если он сказал правду, то это лишь опускает мой драгоценный журнал ниже плинтуса, клянусь Богом. Дерьмо. Гребаное, вонючее дерьмо. Получается, они препоручают журналистику… кому? Кому, блин? Роберту Палмеру? ДеКёртису? А меня тем временем отряжают писать о том, как Бианка Джаггер, эта гребаная фря с ногтями, точит пилкой свои когти, пока ее супруг записывает какую-то хрень в стиле регги… Нет, в самом деле, если это все, чего от меня хотят, то почему не послать туда просто-напросто гребаного фотографа, с которым, кстати, я еще только должен встретиться?.. Ну их всех на хер. Нет, правда: поголовно и повально.

– И тут я подумал: какой это, наверное, удар для моего кореша Алекса, который все никак не может совершить прорыв…

– Лэнсинг, чего ты хочешь?

– Ну, во-первых, чтобы меня называли Марком.

– А если по правде, то чего тебе надо?

– Я больше думал над тем, что нужно тебе, Пирс.

Спустя полчаса я сижу под зонтиком у бассейна отеля «Пегас». Белые мужчины в плавках здесь нажористей, а их жены загорелей – и то и другое означает «богаче», особенно учитывая, насколько эти женщины моложе своих мужчин. Я не знаю, кто они – Кингстон на самом деле не считается раем для туристов, и если люди сюда приезжают, то в основном по бизнесу. Лэнсинг был так убежден, что у него есть нечто, нужное мне, что он каким-то образом убедил и меня. И вот я сейчас внутренне лавирую между «что за хрень, Алекс» и «может, у него действительно есть что-то, нужное мне». Мне по-всякому любопытно.

Я жду возле бассейна этого отеля, посматривая на мужчину, не уделяющего никакого внимания двум своим толстожопым детям, сигающим плашмя в воду. Старший только что грянулся пузом так, что эхо от шлепка разнеслось на весь бассейн. Я смотрю, как он, прихрамывая, выбирается на бортик и у него от желания разреветься трясутся губы. Он плаксиво шмыгает носом, но тут оглядывается и видит меня. Плакать при постороннем, само собой, недостойно, но еще позорней реветь перед своим младшим братишкой. На такие повадки маленького толстяка я хочу рассмеяться, но отворачиваюсь, давая бедолаге совладать с собой. Третье декабря тысяча девятьсот семьдесят пятого года, одиннадцать утра. Ровно полчаса с того момента, как меня уволили из «Роллинг стоун». Во всяком случае, так полагаю я. Дело было так. Разговор с шефом у меня все же состоялся.

– Алло?

– Что за хренью, Пирс, ты там занимаешься?

– Привет, босс. Как оно, твое ничего? Как жена, дети?

– Ты, мне кажется, слишком уж переоцениваешь близость наших отношений, Пирс.

– Извини, босс. Чем могу служить?

– А еще ты по наивности думаешь, что я без конца готов выслушивать твою трепотню. Где от тебя, язви его, репортаж?

– В работе.

– Два абзаца насчет того, прилетел ли Мик сраный Джаггер на Ямайку с Бианкой или без? И ты все еще не соизволил мне их прислать? Что, это так уж сложно физически?

– Ищу угол сцепления, босс.

– Он, видите ли, ищет угол… А ну-ка подтверди, что я не ослышался: ты ищешь угол? Я посылал тебя туда не разговоры разговаривать на прессухах, Пирс. А составить всего-навсего хренов фотоотчет, который должен вот уже несколько дней как лежать у меня на столе.

– Босс, прошу, выслушай меня, пожалуйста. Как раз сейчас я оседлал крутую тему. Реально крутую. Просто отвал башки.

– Хватит вилять, Пирс. Возомнил о себе невесть что. Напомню: ты из Миннесоты.

– А вот это ранит, серьезно. Однако суть вот в чем. Вокруг Певца затевается какая-то серьезная возня…

– Ты вообще читаешь журнал, для которого пишешь? Об этом у нас уже было в марте. Почитай сам.

– При всем уважении, босс, тот материал – цельнолитой кусок говна. А парень, что его писал, попросту тащился сам от себя и от своей значимости. В том пасквиле нет ничего ни о Певце, ни о том, что реально здесь происходит. А у меня, между прочим, через полчаса встреча с сыном начальника ЦРУ. Да-да: я сказал, ЦРУ. Босс, здесь вот-вот готова рвануть бомба «холодной войны», и…

– Минуточку. Ты, видимо, не расслышал ни одного моего слова. Повторяю, никакой гельветики – всё, кроме гельветики, – и ради бога, хоть какой-нибудь снимок Карли Саймон [105] в таком ракурсе, будто она собирается сделать минет Стивену Тайлеру [106]. Алекс, ты слышишь?

– Я здесь, босс.

– Я сказал: о нем материал мы уже делали, о Ямайке тоже. Если же ты хочешь продолжать маяться дурью и не хочешь выполнять то, за чем я тебя туда послал, то, может, тебе следует позвонить в «Крим» [107].

– А, ну ладно. Может, я в самом деле так и поступлю.

– Не играй со мной в глухой телефон, Пирс. Джексон говорит, что ты до сих пор с ним так и не связался.

– Что за Джексон?

– Фотограф, чума на оба ваши дома.

– А больше сюда ты никого не посылал?

– Тебе там голову напекло? Что ты несешь?

– Ты меня слышал. Здесь от «Роллинг стоун» есть еще кто-то.

– Я в свою вахту таких команд не отдавал.

– Нет, в самом деле. Ты не стал бы посылать сюда какого-нибудь реального журналиста, если б учуял какую-нибудь жареную тему?

– Ямайка, драть ее, не тема. Если кто-то хочет что-то написать от себя самого и при этом не находится у меня на балансе, то флаг ему в руки. Тебе же я, совсем наоборот, плачу. Пока.

– Ага. То есть это не тот случай, что, мол, для Пирса эта тема тяжеловата, он слишком зелен, пошлю-ка я туда настоящих профи?

– «Зеленый» – не тот цвет, Пирс, который ассоциируется у меня с тобой.

– В самом деле? А какой тогда цвет?

– Гм. Через два дня у меня на столе должно лежать фото с Джаггером, хватающим за сиськи какую-нибудь телку. Иначе считай себя уволенным.

– А знаешь что? Знаешь что? Я, пожалуй, сливаюсь с этой темы.

– Не тогда, когда я оплачиваю твою гребаную поездку, Пирс. Но не беспокойся: как только ты притащишь свою отожравшуюся на бананах жопу в Нью-Йорк, я доставлю себе удовольствие лично по ней пнуть, чтобы ты вылетел с работы.

На этом он повесил трубку. Так что технически я уволен, или, во всяком случае, мне это светит. Собственные ощущения по этому поводу мне до конца еще не ясны. Привез ли Джаггер сюда свою жену? Или блондинку, с которой щемится последнее время? И как это скажется на его охоте за черными шлюхами? В эту непростую минуту рядом с собой я увидел Марка Лэнсинга. Смотрелся он в точности как белый человек на обложке разговорника «Говорим по-ямайски». Оливково-зеленые парусиновые штаны закатаны до середины икр; черные кроссовки, майка-алкоголичка в красно-зелено-золотистую полосу не доходит до пупа. Ну а из заднего кармана небось торчит еще и платок. А на голове-то, бог ты мой, растаманская пидорка с торчащими из-под нее светлыми прядями! Ну просто ветеран движения «Гомы против Вавилона», не иначе. Эх, если бы это занимало меня больше, чем проблема потери работы…