Филлис Джеймс - Бесспорное правосудие
– Но, Данкс, произошло убийство! Я не хотела ее смерти! Полиция наверняка придет к нам. Они захотят поговорить со мной.
– Ну и поговори с ними, – сказал Ульрик. – Я могу совершать много глупостей, Лу, но убийство спланировать не могу – даже ради твоей выгоды.
Ульрик положил трубку, но почти сразу же наклонился и вытащил вилку из розетки. «Данкс» – громко произнес он. Так с детства его называла племянница. Дядюшка Дезмонд. Данкс. Данкс, от которого всегда получаешь подарки, вкусную еду, при необходимости и деньги, о которых не знает Саймон, и прочие не столь вещественные знаки его влюбленности. Он поставил на письменный стол потертый, раздувшийся портфель, снял с полки томик Марка Аврелия в кожаном переплете, который собрался читать за ужином, и спустился в ванную помыть руки. Через две минуты он уже запер за собой входную дверь и отправился в ресторан примерно в пятидесяти ярдах от дома, где по четвергам вкушал в одиночестве свой ужин.
Глава двадцать третья
Было уже больше десяти часов. Дэлглиш, все еще сидевший за столом в своем офисе на восьмом этаже Скотланд-Ярда, закрыл досье, над которым работал, и ненадолго откинулся назад, закрыв глаза. Скоро придут Пирс и Кейт и расскажут о дневных успехах. Он отправил их на вскрытие трупа в восемь часов. Майлз Кинастон обещал отправить ему по факсу заключение, как только оно будет готово. В первый раз за день Дэлг-лиш почувствовал, что устал. Этот день, наполненный, как и все остальные, множеством дел и умственным напряжением, казалось, длился больше тех пятнадцати часов, которые он провел за работой. Он подумал, что, вопреки общему мнению, время идет быстрее, когда занимаешься обычной рутинной работой.
Сегодняшний день был полностью непредсказуемым. Запланированная встреча старших офицеров Скотланд-Ярда с офицерами того же ранга из министерства внутренних дел относительно реальных результатов Закона о службе государственной безопасности не прошла, как предполагалось, в ожесточенных дебатах – обе стороны с удивительной ловкостью обходили острые углы, хотя, возможно, было бы полезнее услышать слова, которые все тщательно скрывали. Недавняя успешная операция против ИРА подтвердила пользу совместных действий: ни у одной из сторон и в мыслях не было саботировать то, что с таким трудом далось, но, подобно двум объединенным полкам, они принесли с собой больше, чем просто эмблемы. У каждого была своя история, традиции, разные приемы в работе, разное видение врага, даже язык общения и профессиональное арго были разные. А еще не надо забывать о классовых сложностях, том снобизме, который присутствует на всех уровнях английского общества, и негласном убеждении, что работать лучше всего с людьми своего круга. Комитет, в котором он состоит, подумал Дэлглиш, исчерпал себя и теперь медленно барахтается в болоте скуки.
Он с радостью направил свою энергию и мысль к делу более простому и честному – расследованию убийства, но даже здесь его ожидали непредвиденные сложности. Поначалу дело обещало быть достаточно легким – небольшое сообщество людей, относительно изолированное здание; круг подозреваемых был изначально узок. Но уже на второй день он стал подозревать, что этот случай может быть тем делом, к которому следователи питают особое отвращение – когда убийца известен, но улик в глазах прокуратуры недостаточно, чтобы предъявить обвинение. И не надо забывать, что в этом деле полиция имеет дело с юристами. Они лучше других знают, что человека подводит в первую очередь его неумение держать язык за зу-бами.
Офис, в котором сидел Дэлглиш, не был загроможден ненужной мебелью, здесь было самое необходимое, и только очень наблюдательный посетитель мог распознать назначение офиса – хотя бы по тому, что хозяин никак не хотел этого. Здесь был минимум мебели – из той, что рекомендовали для кабинета коммандера верхи лондонской полиции: большой стол, стул, два удобных, хотя и с прямой спинкой стула для посетителей, небольшой стол для переговоров на шесть человек, книжный шкаф. На полках, помимо обычных справочников, стояли книги по полицейскому праву и криминалистике, учебники, статистические данные, недавние публикации министерства внутренних дел, последние парламентские законы и документы из Зеленой и Белой книг – словом, рабочая библиотека, говорившая о характере деятельности и ее важности. Три стены были голые, на четвертой висело несколько гравюр о работе полиции в Лондоне восемнадцатого века. Дэлглишу повезло: он нашел их в букинистическом магазине на Чаринг-Кросс, когда был сержантом полиции, он еще прикидывал, может ли себе позволить их купить, а сейчас эти гравюры стоили в десять раз больше. Они по-прежнему ему нравились, но гораздо меньше, чем в день покупки. Некоторые из его коллег устраивали в своих кабинетах нечто вроде демонстрации мужского братства, украшали стены иностранными значками, флажками, карикатурами, ставили на полки кубки и спортивные трофеи. Дэлглишу все это казалось надуманным, как если бы недостаточно знакомый со сценарием художник переусердствовал в своей работе. Для него офис не заменял частную жизнь, дом, личность. Это не первый его кабинет в Скотланд-Ярде – наверное, и не последний. Он был нужен ему только для работы и не для чего другого. А работа, несмотря на все разнообразие, стимулы и притягательность, была только одна. Единственный свет в окошке для Дэлглиша.
Он подошел к окну и бросил взгляд на Лондон. Это был его город, он полюбил Лондон в тот же день, как отец привез его сюда, сделав поездку подарком ко дню рождения. Город очаровал его, и хотя любовь к нему, как всякая любовь, переживала свои взлеты и падения, чары сохранились. Несмотря на постепенный рост и изменения города, в его сердцевине, крепкой, как лондонская кладка, сохранялся дух истории и традиция, придававшие значение даже самым скромным улицам. Панорама внизу всегда вызывала в нем восторг. Зрелище каждый раз казалось ему неким артефактом – иногда цветной литографией с нежными оттенками весеннего утра, иногда перьевым рисунком, любовно прописывающим каждый шпиль, каждую башню, каждое дерево, а иногда – мощной, энергичной картиной, написанной маслом. Сегодня перед ним возникла психоделическая акварель – размытые алые и серые пятна на сине-черном ночном небе, улицы – красные или зеленые в зависимости от светофора, дома с белыми, светящимися окнами, словно их приклеили, как аппликацию на черный задник ночи.
Что дает силы Кейт и Пирсу? Их рабочий день еще не закончился, но они еще молоды. Они держатся на адреналине; пятнадцатичасовой рабочий день, еда на ходу, если придется, – вот их обычное существование, когда идет расследование. Но он подозревал, что они получают от этого и удовольствие. Однако Кейт его волновала. После ухода Дэниела Аарона и появления в отделе Пирса Дэлглиш заметил в ней перемену, какую-то неуверенность, словно она перестала понимать, зачем она здесь находится и что должна делать. Дэлглиш старался не преувеличивать проблему, иногда ему даже казалось, что он ошибается, и она все та же уверенная, упрямая Кейт, умевшая соединить в себе порывистый, почти наивный энтузиазм новичка с опытностью и выдержкой, которые приходят с годами работы в полиции. Несколько месяцев назад, подумав, что ей, возможно, неплохо отдохнуть от работы, он предложил ей стажировку по профилю в университете, но она, помолчав, спросила:
– Вы считаете, тогда я буду лучше работать?
– Я не то имел в виду. Три года в университете могут стать для тебя прекрасным жизненным опытом.
– И ускорят продвижение по службе?
– И это тоже, хотя я об этом не думал. Конечно, степень имеет значение.
– Меня посылали на многие студенческие демонстрации следить за порядком. Если бы я хотела иметь дело с орущими детьми, то пошла бы в отдел по работе с подростками. Студентам, похоже, нравится заглушать криком любую речь, если она им не по вкусу. А когда в университете нет права голоса для всех, зачем он нужен?
Кейт говорила, как обычно, с заметным возмущением, но на этот раз он уловил в ее словах некоторую недоговоренность, которую расшифровал как удививший его сдержанный гнев. Такое предположение было не просто нежелательным – оно было обидным. Тогда Дэлглиш задумался, была ли ее реакция действительно связана со свободой слова и эмоциональной дикостью привилегированного класса или таилась в более скрытых и менее поддающихся определению вещах. Некоторый спад энтузиазма у Кейт, по его мнению, мог быть связан с уходом Дэниела. Он ей нравился – насколько, Дэлглиш никогда не пытался выяснить. Возможно, ее раздражал новичок, а будучи по природе честной, она понимала, что это несправедливо, и старалась как-то с этим справиться. Дэлглиш следил за ситуацией – больше ради отдела, чем самой Кейт. Хотя он беспокоился за нее. Ему хотелось, чтобы она была счастлива.
Дэлглиш отвернулся от окна как раз в тот момент, когда напарники вошли в офис. На Пирсе был распахнутый на груди плащ. Из внутреннего кармана торчала бутылка вина. Вытащив бутылку, Пирс торжественно поставил ее на стол перед Дэлглишом.
