Кэрол Дуглас - Роковая женщина
Ирен переглянулась со мной: снова та женщина в черном!
– А ты помнишь имя?
– Боже мой, нет! За кулисами не существует церемоний, и у всех сценические имена и прозвища. К тому же она была не из нашей среды, не из артистов. – Феба нахмурилась, сделавшись похожа на капризного ребенка. – Но я припоминаю… Ей нравилось брать тебя за руки и танцевать. Она вставала на носочки, как профессиональная балерина. А ножки у нее были изящные, маленькие, как у девочки.
Ирен слушала как завороженная.
Феба в задумчивости поднесла палец к губам. Она покачивала своей большой головой из стороны в сторону.
– Я мало думаю о прошлом. Не люблю вспоминать о тех днях. Надо сказать, я видела слишком много такого, чего не должен видеть ребенок моего возраста. – Она взглянула на Ирен. – Наша жизнь была веселой и трудной, интересной и печальной. Так же, как у женщин, оберегавших нас. Порой они не слишком хорошо оберегали самих себя. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Моя подруга кивнула с серьезным видом.
А вот я ничего не поняла! И мне не хотелось спрашивать. Не очень-то приятно выглядеть дурочкой! Или, что еще хуже, показаться наивной. Они начали говорить полунамеками, истинное значение которых приходилось расшифровывать. Я терпеть не могла, когда при мне изъяснялись завуалированными фразами. Правда, мне было ясно: затронуты темы настолько шокирующие, что о них можно говорить только иносказательно.
– Меня саму бросили в младенчестве, – горько бросила карлица.
У меня перехватило дыхание от этих слов. Феба мне улыбнулась:
– Простите, мисс Хаксли. Я вижу, что, несмотря на суровый вид, у вас доброе сердце. Когда я родилась, одного взгляда было довольно, чтобы понять, что я калека.
– Вы не калека! – горячо возразила я. – Вы даже обходитесь без палочки при ходьбе.
– Никто не ожидал, что я выживу, – продолжила она спокойно. – Я не знала своих родителей – точнее, мать. Сомневаюсь, что у меня был отец, который захотел бы сочетаться священными узами брака. Возможно, моя мама тоже карлица.
– Что за мужчина мог так поступить с женщиной, обладающей физическим недостатком? – Моему возмущению не было предела.
Феба засмеялась, и это был невеселый смех.
– Самый обычный. Видимо, он полагал, что осчастливил ту, на кого ни один другой не обратит внимания. Я сама сталкивалась с подобным.
После этого я умолкла. Я видела в Париже, Праге и Трансильвании много такого, что подрывало веру, но у Нью-Йорка тоже нашлись свои сюрпризы.
Феба пристально посмотрела мне в глаза:
– Вы добрая душа, мисс Хаксли. Будь вы моей гувернанткой (а у меня ее никогда не было), все сложилось бы иначе. Но, увы, остается только сожалеть.
Карлица снова перевела взгляд на Ирен. Она смотрела на мою подругу, как на равную. Я не входила в их круг и не была посвящена в секреты, что меня раздражало. Меня считали наивной и не включали в разговор, и я всегда узнавала обо всем последней.
– Мы были обузой, – сказала она Ирен.
Две женщины, такие разные внешне, принялись шептаться, склонившись друг к другу, как цветы на клумбе. Феба понизила голос, и я разобрала только половину слов.
– Обузой, – шептала Феба с циничной интонацией. – Выход… все знали и никто не принимал… исчезла… одна женщина… снадобья… врач… продавец младенцев… спасительница… подпольный аборт.
Я никогда не слышала слово «аборт». Нужно будет спросить у Ирен, когда мы выйдем отсюда.
Выражение лица подруги было мрачным и напряженным. Раньше я ее видела такой лишь на сцене, когда она изображала убийцу. Но сейчас она не играла, и я ее просто не узнавала.
Глава двадцать девятая
Женщина в черном
Молодой человек, вы прижали к груди воплощенную чистоту, на которую, как вам кажется, сам Бог поставил свою печать… Но это не так. С помощью косметических средств почерк Природы подделан. У вас не медаль из благородного металла, только что отчеканенная, а разменная монета, которая прошла через сотни потных ладоней…
Джордж У. Диксон, редактор «Нью-Йорк полиантос» (1841)– Рассказывай, – потребовала я.
Мы с Ирен вернулись в отель в молчании. В экипаже она курила одну сигарету за другой и продолжала курить и сейчас.
– Что?
– О чем говорила эта маленькая женщина. Кто была дама в черном, которая тебя навещала, баюкала и кружила в танце? Почему тебя и Фебу покинули в раннем детстве?
Ирен встряхнула головой, словно ей мешала вуаль. Она потушила сигарету в хрустальной пепельнице и задумчиво уставилась на пепел. Потом перевела взгляд на меня:
– Прости, Нелл. Я завожу тебя все дальше в мрачный омут. Мне так не хочется, чтобы ты разочаровалась.
– В чем?
– В этом мире. Во мне. В моем прошлом.
– Ирен, я никогда в тебе не разочаруюсь, каким бы ни было твое прошлое.
– Откуда тебе знать.
– Вот именно, ведь никто мне ничего не рассказывает! Если бы я раньше знала… некоторые вещи, которые знаю теперь, я бы никогда… мы с Квентином… Все было бы иначе. И я хочу…
– Ш-ш. – Ирен взяла меня за руки, как сиделка, успокаивающая пациента. – Пока рано говорить о своих желаниях. Ты слишком мало знаешь о жизни, чтобы понять, чего хочешь на самом деле. – Она ласково погладила мне руки. – Я расскажу тебе одну историю. Это не сказка с эльфами, пропавшими принцессами, добрыми старыми волшебниками и карликами…
– Но Чудо-профессор и Дюймовочка фигурируют в этой истории?
– Да, а еще русалки и танцующие дамы.
Я откинулась на спинку кресла, и Ирен отпустила мои руки.
– Я смутно себе представляю, с чего она начинается. Знаю только, что она про меня, поскольку именно я рассказываю эту историю. Феба была права. Мы с ней родились в результате беды: такое случилось с девушками, которые слишком рано стали матерями. Их дети были незаконнорожденными.
– Они не были замужем.
– Вот именно. Они рожали младенцев, не будучи замужем. И тут появлялась фея-крестная.
– И помогала Золушке попасть на бал?
– Эта фея-крестная помогла Золушке после окончания бала.
Я ловила каждое слово Ирен, делая вид, будто все понимаю.
– Каким образом?..
– Были жены принцев, отчаянно желавшие иметь детей.
– Как бедная королева Клотильда?
– Как бедная королева Клотильда. Но у них не получалось.
– Так бывает?
– Иногда. А у других женщин рождаются младенцы, которых они не хотят.
Я кивнула:
– Такое случалось даже в нашей деревне, но никто об этом не говорил. Во всяком случае, открыто.
Ирен пожала плечами:
– Итак, между замужними женщинами, которые хотят детей, и незамужними, у которых родились нежеланные малыши… стоит кто?
– Фея-крестная.
Подруга кивнула:
– Она превращает нежеланных младенцев в желанных.
– Нежеланных? Кто же может не хотеть такого чуда?
– Например, моя мать, – бесстрастно произнесла Ирен.
Я бы не смогла сказать такую вещь без эмоций. Моя мать умерла при родах. Конечно, она меня хотела. А если бы она знала цену? Тогда, наверное, отказалась бы. Ни один разумный человек не отдаст свою жизнь за младенца. Кроме матерей. Я совсем запуталась, и Ирен это видела.
– Рождение детей – очень сложный вопрос. Тут столько путаницы и боли, что невозможно судить. Как бы то ни было, нам с Фебой… подыскали другое место.
– Ты так говоришь, будто ребенок – все равно что слуга, подыскивающий себе место.
– Но даже самый желанный и любимый ребенок – в некотором роде слуга. Он зависит от желаний других людей, не так ли? А от младенца не зависит, кто будет его родителями и что они решат с ним делать.
– Не хочу это слышать. – Я крепко прижала ладони к ушам.
Ирен тянула меня за руки, и ее голос доносился до меня, как сквозь вату:
– Нет, хочешь, Нелл. Выслушай меня. Я должна принять свое прошлое.
– Так кем же была та женщина в черном? Феей-крестной?
– Возможно – в ее собственных глазах. Может быть, она позаботилась о том, чтобы подыскать нам с Фебой такое место, где мы могли бы обеспечить себе будущее.
– Она тебя любила?
– Как не могли любить наши матери.
– Кто она?
– Не знаю. Но я должна выяснить. Должна отыскать ее след, сколько бы времени это ни заняло. Возможно, мы еще долго пробудем на здешних берегах. Больше, чем ожидала ты и чем хотелось бы мне. Ты останешься со мной или вернешься к нам домой?
– К нам домой? Ты все еще чувствуешь себя здесь гостьей?
– Да.
– Как и я.
– Как и ты.
– Но ведь ты тоже вернешься домой, что бы тут ни обнаружилось?
Ирен со вздохом кивнула:
– Куда же я денусь? Там Годфри.
Я сделала глубокий вдох и высказала самое заветное:
– И Квентин.
Ирен протянула мне руку. Это было заключением договора.
Мы обменялись рукопожатием, готовые искать американские истоки ее прошлого. Ради этого нам пришлось отказаться от того, что было дорого сердцу.
– Если бы только я знала тебя, Нелл, когда была ребенком! – воскликнула Ирен.
