Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

– Ну, можно сказать и так. Этим вечером вы потеряли сознание. – Медсестра посмотрела на часы. – Вы прибыли всего минут двадцать назад. Мы взяли анализ крови. Похоже, у вас просто резкое падение сахара в крови.

– Да ну? – только и смогла сказать Ауса.

– Ваша подруга очень за вас переживала. Она ждет в коридоре.

– Тоурни? – спросила Ауса.

– Да. А еще ваш муж. Хотите, я их впущу?

Ауса кивнула, и медсестра повернулась на каблуках.

– Душечка, мы так переживали! – Тоурни обняла ее. На ней все еще была та же юбка, что и в начале вечера. Ауса почувствовала облегчение, узнав, что пробыла без сознания недолго. – Меня чуть инфаркт не хватил, когда ты на пол рухнула. Как ты себя чувствуешь?

– Усталой, – ответила Ауса, и это была правда: ей было тяжело держать глаза открытыми.

– Я поговорил с врачом, – сказал Хендрик. – Он считает, что ничего серьезного здесь нет и что тебя выпишут уже к утру. – Он улыбнулся и взял ее слабую ладонь. Ауса отдернула руку и закрыла глаза, чтобы не смотреть на удивленные лица Тоурни и Хендрика.

Аусе не хотелось домой. Она и помыслить не могла о том, чтобы вернуться домой.

– Двадцать восемь… двадцать восемь… – Эльма медленно-медленно ехала по улице, пытаясь разглядеть нужный номер дома. Она остановилась перед особняком и припарковала машину у тротуара. Дом был белый с синим краем крыши, и перед ним стояли две машины: внедорожник и легковая машина.

После небольшой остановки в полицейском управлении, где Хёрд с недовольной миной отмахнулся от них, когда они рассказали ему о разговоре с Бергторой, Эльма решила всерьез заняться разысканиями о детстве Элисабет. Она нашла адрес старого учителя класса Элисабет, который все еще жил в Акранесе, но преподавал уже в Политехническом колледже. Сайвар согласился съездить с Эльмой, а после визита к Бергторе и разговора с Эйриком он все больше склонялся к мысли, что Эльма права. Ничто не указывало на то, чтобы Эйрик причинил ей вред. К тому же он был уверен, что это дело как-то связано с Магнеей.

Сад был хорошо ухожен, даром что стоял декабрь и трава пожухла. К стене дома были прислонены грабли для листвы, а на дорожке лежали желтые садовые перчатки. Вдоль левой стороны дома тянулась большая широкая терраса, а вход был с правой стороны, там же, где въезд. Чуть дальше стоял гараж. Эльма нажала на кнопку и услышала, как внутри дома раздался звонок. Они подождали совсем немного, и им открыли. В дверном проеме стояла рослая женщина, стриженая, одетая в черную рубашку. Она пригласила их войти и представилась как Бьёрг.

Бьёрг провела их в кухню, где сидел Ингибьёртн Грьетарссон, поглощенный чтением газеты «Скессюхортн» [12]. Он не сразу поднял глаза, словно сперва хотел дочитать статью. Потом он снял очки с толстыми стеклами и закрыл газету. У Ингибьёртна были волосы с проседью, сам он был плотного телосложения с маленьким вздернутым носом, а одет в свитер с узором из ромбов. Эльма знала, что ему уже около семидесяти, а преподает он исландский язык. В его манерах было что-то такое, из-за чего ей было трудно представить его в роли школьного учителя. Он встал, сухо поздоровался и указал им на сиденья напротив себя.

– Простите, что побеспокоила вас в выходной, – начала Эльма.

– Это беспокойство небольшое, милочка. Хотите кофе? – спросила Бьёрг.

– Нет, спасибо. Нам бы стаканчик водички… – ответила Эльма. – После крепкого кофе у Бергторы у нее до сих пор немного пучило живот.

– Мне бы тоже стаканчик водички, – улыбнулся Сайвар.

– Конечно, – ответила Бьёрг и дала воде немного потечь из крана, а потом наполнила два стакана. – Вы пришли из-за женщины, которую обнаружили у маяка? – полюбопытствовала она.

– На самом деле, да, – ответила Эльма. – Насколько я понимаю, много лет назад она училась в вашем классе, – добавила она, обращаясь уже к Ингибьёртну.

Ингибьёртн откашлялся:

– Да, да, это так. Сначала это имя ничего мне не говорило, но потом в газетах опубликовали фотографию, и я вспомнил. Я ее годами не видел, если честно, даже забыл о ее существовании. У меня в жизни этих детей столько было… некоторые так и живут в нашем городе, а другие уезжают, немудрено, что их забываешь.

– Понимаю, – кивнула Эльма. Не успела она продолжить, как ее перебила Бьёрг:

– Постой-ка, я тебя раньше не видела. Ты в полиции новенькая? – Она села рядом с Ингибьёртном и стала смотреть на Эльму.

– Да, я здесь недавно. А раньше работала в полиции Рейкьявика, – ответила Эльма.

– Да ну? И для разнообразия решила переехать в нашу глушь? – продолжала любопытствовать Бьёрг. Она сложила руки на столе крест-накрест. Ногти у нее были длинные, с бледно-розовым маникюром.

– Да… – Эльма замялась. – Правда, здесь у меня прошло детство.

– Да ну? И чья ты дочь?

– Моих родителей зовут Йоун и Адальхейдюр, – ответила она и вдруг почувствовала себя как на допросе.

– Йоун и Хейда? Хейда, которая в муниципалитете работает?

– Да, – ответила Эльма, и Бьёрг кивнула, явно довольная, что может соотнести ее с кем-то знакомым.

– Но я хочу спросить… – начала Эльма, но закончить ей не дали.

– Зато вот тебя я узнаю, – перебила Бьёрг и кокетливо улыбнулась Сайвару. Сайвар не ответил, лишь кивнул. Эльма заметила, что он с трудом прячет усмешку. Ингибьёртн, казалось, ничего не замечал. Эльма вежливо кашлянула и продолжила:

– Насчет Элисабет: по-моему, она была очень одиноким ребенком. Друзей у нее было мало. Это действительно так?

– Ну, это я не слишком хорошо помню, – вздохнул Ингибьёртн. – Но для ребенка она была чересчур серьезная, что верно, то верно.

– Вы знаете, были ли у нее дома какие-нибудь проблемы?

– Да, что-то подобное припоминаю. Я помню ее мать, Хатлу. По-моему, эта женщина чего-то не договаривала. Она в тот год мужа потеряла, он на море погиб. Это была ужасная катастрофа. Никто не ожидал шторма, а он внезапно пронесся над землей и опрокинул судно с двумя человеками на борту. Никто из них не спасся. – Ингибьёртн достал платок и стал протирать очки, а потом упрятал их в очечник, обтянутый велюром. – Но ее здоровье окончательно подкосило даже не это, а ребенок, которого она вскоре родила. Бедный мальчик прожил всего две недели. Говорили, внезапная младенческая смертность.

– Хатлу я помню, – сказала Бьёрг. – Я просто не поняла, что это ее мать. Я знаю, что она выпивала. С тех пор как умер этот ребенок, она ничем другим не занималась. Только пила и шлялась где-то. И все об этом знали, но никто ничего не предпринимал. Даже представить сложно, что вынесла эта девочка. – Бьёрг поежилась. – Я думаю, ей в основном было все равно. Не знаю – в те времена люди как-то меньше беспокоились.

Они замолчали. На улице ветер усилился, мелкие дождевые капли щелкали по оконному стеклу. Из каморки в глубине за кухней донеслось жужжание стиральной машины, которая настолько увеличила скорость оборотов, что звук отдавался эхом.

– А вы не замечали, Элисабет не обижали? – спросила Эльма.

Ингибьёртн вздохнул:

– В первый год я ничего не замечал. У нее была там подруга. Судя по всему, ей было хорошо. Только на следующий год я заметил, какая она одинокая. Или на третий год? Не помню. Но она не одна была такая. Некоторые дети просто предпочитают играть одни, но я в этом ничего такого не видел. Мне самому никогда не была нужна большая компания, мне всегда нравилось одному. Если человек самодостаточен, я считаю это признаком душевного здоровья и ума.

Эльма кивнула и притворилась, что не замечает, как Сайвар опустил голову и снова попытался скрыть усмешку.

– Вы не замечали, чтобы ее дразнили? – спросила она и незаметно толкнула Сайвара ногой под столом.

– В моем классе – нет, – отрезал Ингибьёртн. – Если вам хочется узнать, что творилось на школьном дворе, поговорите с дежурными нянечками. Это они за детьми на переменах следят. А я ставил во главу угла поддержание дисциплины в классе. По-моему, это как раз то, чего не хватает современной системе образования. Сейчас учителя должны следить за своими словами и поступками, чтобы не настроить против себя толпу родителей. Раньше такого не было. Раньше ученики уважали учителей. Но времена изменились, и явно не в лучшую сторону.