Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая
– Когда это произошло?
– Летом, в июне, я хотел продать ее летом, поскольку зимняя резина уже никуда не годилась.
«Выходит, Виола Сёдерланд купила автомобиль за три месяца до того, как исчезла», – подумала Анника.
– Я подписался под бумагой об изменении владельца, и она подписала ее и обещала прислать по почте, когда оформит до конца. Я больше не думал об этом. Купил новую машину, «форд», но она оказалась не такой хорошей, как «вольво», поэтому сейчас езжу исключительно на «вольво».
– Когда ты услышал о своей машине в следующий раз? – спросил Вальтер. – Когда Андерс Шюман позвонил тебе?
Мужчина выглядел удивленным.
– Нет, нет, – сказал он. – Когда мне позвонила полиция.
– Полиция?
– Финская полиция. «Вольво» стояла около Куусамо, у русской границы, с ключами в замке зажигания.
У Анники возникло страстное желание записать это, поскольку речь шла о новых данных. Абдулла Мустафа кивнул самому себе снова.
– Она простояла там две недели. Тогда я вспомнил, что женщина так и не прислала мне по почте бумаги об изменении владельца. Машина еще числилась моей.
– Что случилось с автомобилем потом?
– Я получил его назад.
И Вальтер, и Анника уставились на мужчину.
– Он еще у тебя? – спросил Вальтер.
Мужчина заерзал на месте.
– Нет, нет, – сказал он. – Я продал его сразу же. Получил только три тысячи во второй раз, но это все равно было хорошо. При отсутствии зимней резины.
– В каком состоянии автомобиль находился? Был помят, ободран?
– Нет, нет, точно в таком, как когда я его продал. Чистый, но ржавый.
Почему он не рассказал об этом раньше? Или рассказал?
Анника сомневалась, стоило ли ей влезать в разговор? Спросить, видел ли он документальный фильм о Виоле? Или она все испортит?
– Когда ты получил свою машину назад, – спросил Вальтер, – она была пустой?
– Пустой?
– Ты не обнаружил в ней ничего такого, чего не было там, когда ты продал ее?
Мужчина наклонился вперед. Хит-парад над их головами пошел по новому кругу.
– Ну да, она была пустой. Почти совершенно пустой. Там находилась только одна вещь. Сумка.
Вальтер и Анника сидели молча и ждали продолжения.
– В багажнике, – уточнил Абдулла Мустафа. – В нем имелось отделение в задней части, для ключей и домкрата… Она лежала там. Под ними.
– Сумка? – спросил Вальтер.
– Маленькая такая… прямоугольная, портфель. Из кожи. Тонкий.
Анника почувствовала, как у нее волосы поднялись на затылке. Андерс Шюман не слышал ничего об этом, она готова была отдать руку на отсечение.
– Ты заглядывал внутрь?
Мужчина колебался.
– Там не оказалось ничего ценного. Старые вещи. Я положил их назад.
– Как ты поступил с сумкой?
Мужчина сделал глубокий вдох, потом медленно вы дохнул:
– Я подумал, что Харриет Юханссон, возможно, забыла ее, поэтому сохранил. Но она так никогда и не позвонила…
– Где сумка сейчас?
Он задумался на мгновение.
– В гараже, по-моему.
– И она сохранилась?
– Вроде бы я ее не выбросил.
– Не могли бы мы взглянуть на сумку?
– Мне надо в Бутширку с грузом, но мы успеем.
Мама научила меня вязать. Набирать петли на спицы, протягивать шерсть сквозь каждую из них и так, пока ряд не закончится, тогда я переворачивала работу и начинала снова, и снова, и снова. Чулочная вязка, косички, кружево, это было просто чудо какое-то. Длинная нить из клубка могла изменить форму и свойства и стать чем-то совершенно иным, и самое замечательное заключалось в том, что именно я делала это, целиком и полностью совершала превращение, я сама творила волшебство.
– Получается, я чуть ли не Бог, – говорила я.
Мама смеялась надо мной, это было в ту пору, когда она еще могла смеяться, но потом она прекратила смеяться, а я перестала быть Богом.
– Под домкратом?
Шюман недоверчиво посмотрел на кожаный портфель, который Анника положила на его письменный стол: светло-коричневый и пыльный, немного отдающий машинным маслом.
– Вальтер убедил Абдуллу Мустафу расстаться с ним, – сказала она.
Шюман бросил взгляд сквозь стеклянную стену. Практикант сидел на месте Берит Хамрин и манипулировал со своим мобильным телефоном, с головой уйдя в это занятие.
– И он пролежал в гараже?
– Уже скоро двадцать лет, – подтвердила Анника.
– И что в нем?
– Ты можешь открыть и посмотреть, – предложила она.
Шюман на несколько мгновений сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, потом потянулся к сумке, открыл латунный замок и поднял крышку. Он осторожно засунул руку внутрь и достал первое, что нашел: тонкую папку-скоросшиватель. Его пальцы дрожали, когда он открыл ее.
Сверху оказалась свадебная фотография.
Боже праведный, на ней была она, настоящая Виола, улыбающаяся молодая женщина с прической 60-х годов, в коротком белом свадебном платье, и жених в модном для той поры костюме, с шикарными бакенбардами. Он сглотнул комок в горле.
– Я полагаю, это Виола и ее муж, – сказала Анника Бенгтзон.
Шюман высморкался.
– Улоф Сёдерланд, – произнес он хрипло. – Они поженились молодыми, как только вышли из подросткового возраста. – Он перебирал бумаги медленно, чуть ли не затаив дыхание.
На следующем развороте – двое детей смеялись, смотря в камеру: мальчик-блондин в вязаных брючках на подтяжках и рыжеволосая девочка с бантом в волосах и в платье с вышивкой.
Шюман глубоко вздохнул и даже закашлялся.
– Хенрик и Линда, – сказал он.
Дети Виолы Сёдерланд родились с интервалом в год, им, вероятно, было сейчас около сорока пяти.
Он перевернул лист снова. Там находились другие фотографии обоих детей, на берегу и у рождественской елки, школьные проездные билеты, девочка верхом на лошади, мальчик в очках для плавания на пьедестале, студенческие снимки. Всего в альбоме оказалось около двадцати карточек. Ему понадобилось протереть глаза, когда он закончил с ними.
– Фотографии отобраны очень тщательно, – заметила Анника.
Он кивнул:
– Она всегда брала детей с собой, когда куда-то уезжала.
Он достал следующий предмет из сумки. Сейчас рука уже почти не дрожала.
Пара детских башмачков, белых, с розовыми шнурками.
Девочки наверняка. Она ведь была старшей, первая обувь первого ребенка.
Следующий предмет: пачка писем, обвязанных красной лентой.
– Я прочитала несколько из них, – сказала Анника. – Любовная переписка Улофа и Виолы, когда они еще учились.
Он прикоснулся к письмам, отложил их в сторону.
Полиэтиленовый пакет с двумя прядями волос, белой и рыжей. Шюман потрогал их через пластик, они заскользили под его пальцами. Он обвел взглядом предметы, лежавшие на его письменном столе. Что бы ты взял с собой из горящего дома?
– Здесь есть еще одна вещица, – сказала Анника.
Шюман перевернул сумку вверх дном. На поверхность стола упал кожаный бумажник непонятного цвета. Он потряс портфель, заглянул в него, пощупал подкладку: там имелся внутренний карман, но он оказался пустым.
Шюман почувствовал, как у него в животе закололо от любопытства. Неужели это все?
Он взял кошелек и понюхал его, а чего он, собственно, ожидал? Только что сделанную фотографию и листок с ее нынешним адресом?
– Он, вероятно, пролежал какое-то время в воде или оказался где-то во время пожара, – сказала Анника.
Шюман внимательно изучил бумажник, судя по модели, принадлежавший мужчине. Кожа была в каких-то коричневых пятнах, и ее явно сушили. Он открыл его. Там лежали деньги, несколько пятикроновых купюр с Густавом Вазой на одной стороне и глухарем на другой, десятикроновые с Густавом IV Адольфом, одна сотенная с Густавом II Адольфом, все выпущенные несколько десятилетий назад и полинявшие с одного конца. В одном отделении лежало водительское удостоверение из 70-х годов, с красной гербовой маркой с номиналом тридцать пять крон и фотографией красивого мужчины с закрывавшими уши волосами. В нем стояло имя Улофа Оке Сёдерланда.
– Виола была вдовой, – сказал Шюман. – Ты знала это?
Анника Бенгтзон покачала головой. Он посмотрел на снимок молодого мужчины, в его нижнем левом углу красовалась печать, закрывавшая часть подбородка.
– Ее муж погиб в автомобильной аварии, когда дети были маленькими. Перед нами, скорее всего, его бумажник.
– Она так и не вышла замуж во второй раз?
У Улофа Сёдерланда были челка и пухлые губы, его глаза смотрели не в камеру, а на что-то находившееся сбоку от него. Пожалуй, бумажник лежал в его внутреннем кармане, когда он погиб.
– Нет.
– Ты понимаешь, на что это указывает? – спросила Анника. – Все вещи, оставшиеся в машине?
Он сложил вместе водительское удостоверение, засунул его назад в бумажник, собрал вместе все предметы и убрал их в портфель.
– По-моему, сумка говорит о многом, – сказал Шюман и закрыл латунный замок. – Виола спланировала свое бегство, и она не собиралась возвращаться. И прихватила с собой свои самые любимые реликвии и спрятала в таком месте, где никто не смог бы их найти.
