Кэрол Дуглас - Роковая женщина
Миссис Гилфойл повернулась к нам спиной и направилась к дверям со всей скоростью, которую позволяли ей развить тяжелые юбки.
– Струсила и удирает, – прошептала мне Ирен, подражая гнусавому выговору американцев. – Ай-яй-яй!
Женщина захлопнула двери своими белыми ручками, затем повернулась и прислонилась к ним спиной. Вероятно, она не хотела, чтобы в комнату кто-нибудь зашел, или не желала выпускать нас. Мы оказались пленницами в огромном, уродливом, темном доме, который, как дорогая шкатулка для драгоценностей, была обит изнутри роскошными тканями. Шкатулка для драгоценностей или гроб. Призраки, снова пришло мне в голову.
– Теперь меня зовут просто Мина, – произнесла хозяйка недружелюбным тоном. – Кто вы, мадам, и чего желаете?
– Я именно та, чье имя указано на визитной карточке: Ирен Адлер Нортон. Признаюсь, я не очень хорошо вас помню, но ведь мы обе сильно изменились с тех давних пор. Мне известно из авторитетного источника, что мы вместе выступали в разных театрах. Наши имена стоят рядом на афишах.
– И теперь, когда вы узнали, что я удачно вышла замуж, вы намерены шантажировать меня прошлым?
Последовала пауза. Ирен лукаво приложила палец к подбородку театральным жестом. Раньше я не замечала у нее ничего подобного.
– О, – пропела она сладким голоском, – такое не пришло мне в голову. Пожалуй, я могла бы заняться шантажом, не правда ли?
– Теперь я вас вспомнила. – Миссис Гилфойл оторвалась от двери и вернулась к нам величавой поступью, напомнившей мне гепарда Сары Бернар. За ней волочился шлейф из тафты и парчи, как шикарный хвост. – Вы та мастерица на все руки, чье имя всегда стояло в афише под моим.
Ирен подняла бровь. Мы обе просматривали коллекцию афиш. Сценические псевдонимы моей подруги неизменно фигурировали над именем мисс Вильгельмины Германн.
Однако Ирен не собиралась дискутировать на эту тему – ей важнее было получить информацию.
– Пожалуй, – согласилась она с обезоруживающей скромностью, – теперь я тоже вспомнила. Но я многое забыла и занимаюсь сейчас поисками утраченного. У вас есть… дети? – В последнюю фразу Ирен вложила слишком много чувств.
– Нет. – Миссис Гилфойл застыла на месте, словно пронзенная пулей. – Нет… пока еще.
Примадонна, которая всегда сразу же замечала собственную оплошность, поспешно продолжила:
– О моя дорогая, у меня тоже. Пока что. И у мисс Хаксли – хотя тут как раз нет ничего удивительного. Во всяком случае, я достигла того возраста (признаюсь, мне за тридцать, и такому юному созданию, как вы, меня не понять), когда мне безумно захотелось найти свою мать.
Миссис Гилфойл, несмотря на грубую лесть Ирен относительно ее возраста, бледнела все больше на протяжении этой прочувствованной речи. Моя подруга, превосходная актриса, искусно играла на чувствах хозяйки. Надо сказать, даже я снова вспомнила покойную матушку, и на глаза у меня навернулись слезы. Однако все, что говорила Ирен, каждая искусная пауза, сделанная ею, лишь усугубляли ситуацию.
Хотя я всегда доверяла безошибочному театральному чутью примадонны, в данном случае мне очень хотелось вмешаться и исправить положение.
– Миссис Гилфойл! – Я заговорила впервые и поэтому приковала к себе внимание не хуже Сары Бернар. Того, кто говорит последним, слушают в первую очередь! – Миссис Гилфойл, простите нас за вторжение и поверьте, что мы ни в коем случае не хотели причинить вам неудобство. Однако моя дорогая подруга внезапно осознала, что она сирота, которую шторм швыряет из стороны в сторону на груди океана жизни. Теперь она испытывает запоздалое желание узнать что-нибудь о женщине, которая ее родила. Прошло много лет, и имеется очень мало фактов. Вы что-нибудь помните из того времени, которое и вы, и она желали бы забыть… вернее, должны забыть? Ведь теперь у вас обеих респектабельная жизнь. Моя дорогая Ирен – известная оперная дива на континенте.
Тут я запнулась и умолкла, так как из-за последней фразы глаза нашей хозяйки снова сверкнули. Увы, я тоже совершила промах.
– Взываю к лучшему в вас, – поспешно продолжила я. – Есть ли какие-нибудь сведения о матери Ирен, которыми вы могли бы поделиться? Наверняка что-то было, какой-то намек…
– Нет. – Миссис Гилфойл снова направилась к нам величественной походкой. Своей мрачной решимостью она напомнила мне Божественную Сару, которая вот-вот примет яд перед огнями рампы. – Мне жаль. Я ничем не могу помочь. Не могу. Я даже не могу стать матерью сама…
В последней фразе, вырвавшейся у нее, звучали безутешное горе и душевная боль.
Миссис Гилфойл упала в кресло.
Я снова подумала о Бернар. Может быть, этой французской актрисе так рукоплескали, потому что она умела затронуть сокровенные чувства. Она покоряла своей игрой богатых и могущественных женщин, которым было отказано в радостях материнства.
Ирен никогда не упоминала об их с Годфри надеждах стать родителями. Впрочем, они не так давно поженились и, возможно, не хотели, чтобы их друг от друга что-либо отвлекало. Кроме всяких тайн. А еще кроме меня. Впрочем, не исключено, что я тоже являлась для них тайной. И для себя самой.
Ирен подождала, потом заговорила с такой мягкостью, словно пела колыбельную:
– Ваша мать еще жива?
– Нет, – безжизненным голосом ответила женщина. – Как и вас, меня бросили… передали в руки того, кто готов был принять.
– И вы не знали никого – возможно, какую-нибудь женщину, – кто интересовался бы мною?
– Вами интересовались все! – выпалила миссис Гилфойл, и ее лицо исказилось от сильных эмоций. – Зачем вам нужна мать? Или ребенок? Но мне он необходим. Здесь и сейчас. – Со вздохом она опустила лицо на белую ладонь. – Была какая-то женщина, – медленно произнесла она, – которая приходила нас повидать, когда мы были совсем маленькими. Она была в черном, как вдова. Приезжала в экипаже, запряженном четырьмя белыми лошадьми. Вы полагаете, это была наша пропавшая мать? И что мы были… сестрами?
От ее зловещего тона и монотонного голоса у меня забегали мурашки по коже. Я почувствовала печаль, более глубокую, чем Атлантический океан. Меня носило по его волнам, как одинокую чайку. А еще в голосе миссис Гилфойл мне почудилась насмешка.
Ирен ответила еще мягче:
– Нет. В жизни все сложнее. И у вас же была сестра-близнец. Чего еще можно желать? Женщина в черном, вдова. Я непременно буду ее искать. И если я случайно что-нибудь узнаю о вашем происхождении…
– Забудьте! – Миссис Гилфойл выпрямилась, вцепившись в ручки кресла, и стряхнула с себя печаль. Так стряхивают паука, внезапно обнаруженного на юбке. Ее руки с побелевшими костяшками казались на ярком гобелене прохладными и твердыми, как алебастр. – Забудьте обо мне. Послушайтесь моего совета, оставьте ваше прошлое. Никогда больше не приходите сюда.
Наконец она поднялась и покинула комнату, оставив двери широко открытыми – как окна, когда выпускают птиц из клетки.
Ирен взяла меня под руку:
– Итак, теперь ясно: имеется нечто такое, что стоит узнать. Пошли. Давай покинем эту величественную теплицу. На розе, живущей здесь, черная гниль, и я не хочу заразиться. Напомни мне никогда не завидовать ничьему богатству и положению.
– Ты никогда и не завидовала, – возразила я, в то время как она увлекла меня вниз по шикарной лестнице.
Подруга тащила меня по ступенькам, как фея-крестная – Золушку, прочь от бала и прекрасного принца. Я не могла противиться желанию оглянуться… на что?
– А еще напомни мне, чтобы я не забывала собственный совет, – пробормотала она, когда мы прошмыгнули мимо дворецкого и лакея на многолюдную улицу Нью-Йорка. – Ах! – глубоко вдохнула Ирен запах конского навоза. – Наконец-то свежий воздух!
Глава двадцать седьмая
Маленькая удача
Дюймовочка, милая крошка,
Пой, Дюймовочка, пляши…
Мы вернулись к Чудо-профессору, ходячей энциклопедии, который продолжал утверждать, что знает все.
– Я всегда готов приветствовать красивых леди, – галантно сказал он, – но я не помню ни имени женщины в черном, ни того, кем она была. Конечно, в театре полно мелодраматических особ, и мы, ветераны, научились не обращать внимания на их эксцентричность. Думаю, только женщина заметила бы подобную посетительницу, а поскольку и Софи, и Саламандры нет в живых… Они были тебе вместо матери, маленькая Ирен. А как внезапно ты покинула сцену ради занятий с маэстро! Мы не могли себе представить, как ты сводишь концы с концами, посвятив себя занятиям вокалом. Правда, вскоре мы узнали, что ты уехала за границу.
Ирен помолчала с минуту.
– В то время, помнится, я работала у Пинкертона. Тогда еще был жив его основатель, и он был обеими руками за женское отделение в своем агентстве. Такая работа меня устраивала, потому что между заданиями оставалось много времени на уроки вокала.
