Сновидения - Робертс Нора

– А вы что помните? – спросила Ева у Шивиц.

– Ничего. Правда. Толком ничего не помню. Мы же таскали коробки, столы, стулья – да столько всего… Внутрь, наверх, вниз. Кто-то мне сказал – не припомню, кто именно, – что Шелби берут в приемную семью. Я еще тогда подумала, ну вот, на новом месте хоть поспокойнее будет. В нашем новом доме.

– В чем тут проблема? – Нэш Джонс деловито вбежал в кабинет и закрыл дверь.

– Документы касательно перевода Шелби-Энн Стубэкер из-под вашей опеки в приемную семью оказались поддельными.

– Я уверен, что это абсолютно невозможно. – Он взял в руки бумаги, прошел к столу и сел. – Внешне все в порядке. Не понимаю, что вы… – Он осекся.

– Заметили?

Он наклонился ближе и, теребя волосы, вчитался заново.

– Как это могло проскочить? Это же не моя подпись. Матушка, Серафима, это не моя подпись!

Серафима придвинулась и заглянула в документы через его плечо.

– Не ваша. Похожа, но не ваша.

– Это мы сможем проверить. И обязательно проверим, – пообещала Ева. – А сейчас, может, вы мне скажете, как это могло случиться?

– Понятия не имею. Дайте подумать. Дайте подумать… – Он закрыл глаза и задышал глубоко и размеренно – по-видимому, догадалась Ева, это была форма медитации.

Она знала, что еще минута – и она выйдет из себя. Но Джонс закончил и открыл глаза.

– Я вспомнил. Матушка… Нет, нет, не вы, моя дорогая, – повернулся он к Шивиц. – Матушка Орвин сказала мне, что документы на Шелби на моем столе в кабинете, который еще был не до конца обустроен. Мы еще находились в процессе переезда – вели занятия по сокращенной программе, разделили персонал и воспитанников на бригады, чтобы каждый принял участие в обустройстве нашего нового дома. Мы были возбуждены, все до единого: новое место, больше пространства… Мы были возбуждены, – повторил он. – Не знали, как выразить свою благодарность.

– Да, это правда, – поддакнула Шивиц, в волнении ломая пальцы. – Очень возбуждены и безмерно благодарны.

– И мы были ужасно заняты, – продолжал Нэш, – но эта были счастливые хлопоты, если вы меня понимаете. Я, помнится, что-то сказал Филли насчет этого дела – ну, то есть насчет Шелби. Мы говорили, не отрываясь от работы. У нас обоих были свои сомнения и тревоги, но мы же, в конце концов, даем лишь временное пристанище. Потом мы с Филли перекусили, уже в нашем новом доме – хаос стоял страшный, но это был наш хаос. Она сказала, что обнаружила Микки Венделл в спальне всю в слезах. Она была подружкой Шелби и переживала ее уход. Мы еще обсудили, как нам облегчить Микки привыкание к новой для нее ситуации. Я рассудил, что переводом Шелби занималась Филли, но тут подделана моя подпись, а не ее.

– И вы не видели, как она уезжала, не говорили с инспектором по опеке, который должен был ее сопровождать?

– Нет. Я решил, что этим занималась Филли. Или Матушка. Или Монтклер. Тогда наш брат еще был с нами. Интересно… Смотрел ли я документы? – Все еще бледный, он потер висок. – Вообще-то, должен был.

– Я думаю, Матушка передала их мне, чтобы подшить к делу, – сказала Шивиц. – Процедура была стандартная. Мы старались держать все дела, и в бумажном, и в электронном виде, в полном порядке, и я, должно быть, их подшила. Я на них даже и не смотрела толком.

– Нам нужно будет переговорить с вашей сестрой, мистер Джонс.

– Да, да, конечно. Дайте я ей позвоню, скажу, чтобы немедленно возвращалась. – Он взялся за телефон. – Столько тогда тут народу толклось… Все сотрудники, волонтеры, компьютерщики, которые должны были подключить оборудование, дети в полном составе… Мы были так заняты! И так счастливы! Полны надежд.

Ева представила себе Шелби, преисполненную собственных надежд. Которые она попыталась осуществить – и тем самым оборвала для себя все надежды.

12

Почти час Ева заставляла всех скрупулезно восстанавливать события. Нэшвилла, поспешно примчавшуюся Филадельфию, Шивиц, еще двух сотрудников, присутствовавших при том, как Шелби в последний раз вышла за порог.

Ушла Ева неудовлетворенная, оставив их в большом смятении.

– Не могу понять: они боятся, что их привлекут к ответственности – хотя кому до этого есть дело? Или что на них наложат штраф? Или вызовут в суд? Честно говоря, не представляю, какой из этого мог бы быть толк. А если они виноваты, тогда получается, они соучастники.

– Думаю, что-то из названного верно. – Пибоди устроилась на пассажирском сиденье. – Прочитать тебе данные на Микки Венделл?

– Давай.

– Мать тяжелая наркоманка, соответственно, дочь забросила, сидела без работы, аренду не платила и в конечном счете была выселена из квартиры. Оказались обе на улице, где мать занималась нелегальной проституцией за еду, жилье, а чаще всего – за наркоту. Несколько раз ее избивали. Дочь попадалась на воровстве. В конце концов вмешались органы опеки, мать получила небольшой срок и принудительное лечение, а Микки отдали в Обитель.

– Откуда ты все это накопала?

– Из первых уст. От матери. Даллас, она ничего не приукрашивала. Она была наркоманка, торговала собой, девчонка росла на улице, а та еще подучивала ее воровать при каждой возможности. В первый раз она не долечилась, попалась снова, в тюрьме ее поучили уму-разуму, она даже вроде прозрела. Обратилась в клинику, прошла полный трехмесячный курс с последующими консультациями, нашла работу – убиралась по ночам в офисах, а днем пахала в каком-то подпольном цеху – естественно, нелегально, без всякого учета. Накопила на квартиру и подала прошение о восстановлении в родительских правах.

– И как быстро ей вернули ребенка?

– Да почти год прошел, и все это время мать регулярно сдавала на анализ мочу, посещала психолога, а к ней ходили инспекторы из опеки. И она вроде бы выкарабкалась.

– Редкий случай!

– Да, это-то и удивляет. В тот год, пока она копила деньги, работала, находилась на испытательном сроке, ходила на все эти группы, она познакомилась с парнем. Тот занимался техобслуживанием офисного здания, где она убиралась. Правильный такой мужик. А потом они стали жить вместе.

Она поерзала на сиденье.

– Я его пробила – просто чтобы довести дело до конца, так вот, он чист. Его проверяла опека, потом суд – в результате мать восстановили в правах. Девчонка вернулась домой.

– Но маленькой счастливой семейки не получилось.

– Не-а. Девчонка не желала ни в школу ходить, ни работу по дому делать. Дерзила, по ночам куда-то пропадала, таскала из дома деньги. Мать нашла у нее дурь – спустила в унитаз – и нож, его девка у себя в комнате прятала. Перепугалась, но решила еще побороться, походить к психотерапевту.

Да, а девчонка уже сыта по горло, подумалось Еве. Ей это все осточертело.

– Мать обнаруживает, что беременна. Для нее это как второй шанс. На этот раз она все сделает правильно. Она чиста и полна решимости не сбиваться с пути. Потом она застает дочь под кайфом, посреди ночи, да еще находит у нее дозу. Ссора, девка выбегает, мать – за ней. Пытается затащить девчонку назад, наверх, а та толкает ее с лестницы.

– Девчонка толкнула беременную мать с лестницы?

– Про беременность она не знала, но – да. Оставила ее лежать, а сама удрала. Мать сильно ударилась. Я проверила медкарту, но она и сама мне рассказала. Ребенок несколько дней висел на волоске, да и все у них висело на волоске. И она сказала, что приняла решение – отпустила Микки. Ненавидела себя за это, но боялась за нового ребенка. Она не подавала заявление о пропаже дочери и не заявляла о нападении – не хотела, чтобы девчонку опять отправили в колонию для малолетних. По ее словам, Микки сказала, что они ей не семья, а семья у нее есть и она ее устраивает, так что, мол, оставьте меня в покое.

– Что они и сделали.

– Да. Мать две недели провела в больнице, потом четыре недели дома на постельном режиме – так врач велел. Мужик, когда было время, пробовал искать Микки, но больше они ее уже не видели. Сейчас у них двое детей, мальчик примерно того возраста, в каком была Микки, и девочка на два года младше.