Сновидения - Робертс Нора

Она помолчала.

– Сядь-ка туда, как если бы там еще стояла ванна.

– А? – У Пибоди округлились глаза, она заморгала. – Что?

– Как будто сидишь в ванне. Мне надо кое-что проверить.

– Не хочу я сидеть «как будто в ванне»!

– Марш! – приказала Ева, сунула пакет с недоеденным сэндвичем в сумку, которую отложила в сторону вместе с банкой пепси.

– О черт! Раздеваться не стану, хоть убей!

– Голая ты мне не нужна, мне просто нужно, чтобы ты как будто сидела в ванне.

С ворчанием Пибоди уселась между старых труб.

– Думаю, он связывал им руки и ноги, но не туго. Только чтобы они не слишком брыкались. После этого ему остается лишь…

Одной рукой она взяла Пибоди за запястья, а другой нажала на голову.

– И ты сразу идешь под воду, без малейшего шанса всплыть. Если вот так держать тебе руки, то ты просто скользишь вниз. И ты слишком одурманена, чтобы связанными ногами нащупать стенку или дно и отпихнуться. Отсюда он может следить за твоим выражением, видеть, как тебя охватывает паника. Ты можешь кричать, но отсюда крик воспринимается почти как музыка. Потом глаза твои стекленеют, и вот оно! Он понимает, что дело сделано.

Она отпустила руки напарницы и снова взялась за сэндвич.

– Страшно! Серьезно – страшно. – Пибоди торопливо встала на ноги.

– Карли ходила в церковь. Лупа тоже. И этот дом ведь тоже был связан с верой, так? Фрестер прямо соловьем поет про высшую силу и все такое прочее. Плохие девчонки.

– Кто, наши жертвы?

– Это их Пак так назвал. Ну, хозяин лавки. Плохие девчонки, плохие мальчишки. А что, если все это как-то связано с искуплением грехов? Типа – смоем грязь, а?

– Как покреститься, что ли?

– А что? – Ева, нахмуря брови, изучала выщербленный пол, разбитые трубы, представляла себе старую белую ванну. – При крещении ведь макают с головой?

– Кажется, в каких-то конфессиях – да. Церковь Нового Века это не практикует. Думаешь, какой-то извращенный ритуал?

– Гипотеза. Если ты все равно собираешься тела спрятать, то убить можно всякими способами. Насколько можно понять, он не экспериментирует. Никаких переломанных костей, следов избиений, удушений. Просто погрузить в воду. Почти нежно.

Она откусила кусок индейки, продолжая выхаживать по помещению.

– Не похоже, чтобы он их долго удерживал. У него масса вариантов. Он мог накачать их наркотиками, связать и держать много дней, всячески с ними забавляясь, мучая, а сам получая от этого удовольствие. Вспомни Маккуина.

– Лучше не надо! Маньяк. Больной на всю голову.

– Он своих жертв держал на цепи. Неделями. Месяцами. Некоторых еще дольше. Получал от этого большой кайф. Но наш парень ничего подобного не делает. Это его дом. Приходя сюда, они что, становятся его девочками? Которых он должен очистить от грехов и убить?

– Кажется, ведьм топили.

Ева озадаченно остановилась.

– Ведьм?

– Ну, то есть женщин, которых считали ведьмами. Это давно, в Мрачное Средневековье или что-то в этом роде. Ну, и у сектантов каких-то. Кажется, их еще вешали и сжигали, в разных местах по-разному. Но топили точно. Привязывали к ним камни для груза и кидали в воду. Если пошла ко дну – значит, не ведьма, а просто утопленница. Если останется на поверхности – значит, точно ведьма, и тогда ее надо было умертвить каким-то иным способом – повесить или сжечь на костре. Да только женщины все как одна тонули.

– Вот незадача! Это интересно. Значит, это был своеобразный тест?

– Наверное. Только тест уж больно извращенный. Невежество, что тут скажешь…

– Это интересно, – повторила Ева. – Вот тебе и еще одна гипотеза. Значит, если греховны – как, к примеру, ведьмы, – тогда они не захлебнулись бы, когда он держал им голову под водой. Или наоборот: если они достаточно чисты, то они не утонут. Хм-м… Как хочешь, так и понимай. Давай-ка еще разок навестим Джонсов.

Ева завернула недоеденный бутерброд в пакет.

– Ты почему не ешь?

– Большой больно. Вкусный, но очень большой. – Ева протянула пакет. – Хочешь?

Подобно женщине, отгоняющей от себя дьявола, Пибоди повернулась и выставила вперед руку.

– Прекрати! Убери сейчас же. Иначе я его и правда съем. Лучше найди поскорее урну.

– Отличные сэндвичи делает сестра нашей жертвы. – Спускаясь по лестнице, Ева расправилась с остатками пепси. – Давай я тебе расскажу про Лемонта Фрестера, – начала она.

Матушка Шивиц была вся в черном и то и дело промокала усталые глаза.

– Не спала совсем. Глаз не сомкнула. Всю ночь без сна пролежала. – Она шмыгнула носом, промокнула его платком. – Как подумаю об этих девочках, этих бедняжках… Вам удалось установить, кто они? Кто они были?

– Мы уже начали процесс идентификации. Нам хотелось бы поговорить с мистером и мисс Джонс.

– Мисс Джонс сейчас нет. Один мальчик дежурил на кухне и порезался, так она повезла его в травмпункт. Думаю, это ненадолго. А мистер Джонс сейчас ведет круглый стол. Еще минут двадцать будет занят. Если что-то срочное…

– Мы можем обождать. Вы хорошо знали Шелби-Энн Стубэкер?

– Шелби-Энн, Шелби-Энн… А! Шелби! Да. Да. – Шивиц подняла обе руки и потрясла ими в воздухе. – Сущее наказание. Можно сказать, нам она устраивала постоянные испытания, вечно на грани дозволенного. Но, между прочим, когда ей хотелось, она была вполне адекватной девочкой, к тому же смышленой. Я помню, какое облегчение испытала – и не боюсь в этом признаться, – когда ее наконец отдали в приемную семью.

– Мне понадобятся все документы. Когда, куда, к кому. Я уже звонила на этот счет мисс Джонс, она в курсе.

– Ох ты, боже ты мой, она, наверное, забыла мне сказать. Закрутилась с этим Зиком и его травмой, да еще у нас тут драка вышла. Двух девочек пришлось разнимать…

– Матушка! Давайте не будем отвлекаться от Шелби Стубэкер и ее передачи в приемную семью. Когда, как, куда?

– Да, да, конечно. Господи, сколько уж лет прошло! – Она почесала в затылке. – А, я, кажется, вспоминаю. Да, я точно помню, это было как раз когда мы переезжали. Тогда-то и пришли эти бумаги. Не припомню, куда ее отдали, даже если и знала в тот момент. А это важно?

– Это важно, потому что никаких сведений о том, что ее куда-то отдали, нет.

– Но ее точно отдавали! – Шивиц терпеливо улыбнулась, как, наверное, делала, общаясь с особо непонятливыми воспитанниками. – Я отчетливо помню, как говорила об этом с мисс Джонс, и сама помогала в оформлении и подготовке Шелби. Когда мы отдаем воспитанников приемным родителям, мы всегда снабжаем их полным комплектом книг, значком нашего учреждения, диском с торжественной клятвой и так далее. Я все для нее собственноручно собрала. Я всегда старалась так делать, еще и коробку печений клала. Так… побаловать немножко.

– А кто за ней приезжал?

– Я… Кто-то из органов опеки, это точно. Или же кто-то из нас отвез ее к новым родителям. Не уверена, что я была здесь, когда она уезжала, я имею в виду – буквально здесь. Но я не понимаю…

– Мне надо взглянуть на копии документов, касающихся постановления суда и ее передачи в приемную семью.

– О, ну, это потребует некоторых усилий. Я же говорю, столько лет прошло, да еще все это происходило в разгар переезда. Это мне придется поискать.

– Да уж придется.

Улыбка сменилась твердо сжатыми губами.

– Ни к чему так раздражаться, юная леди! У нас в документах полный порядок, и ее бумаги наверняка сохранились в архиве. Документы пятнадцатилетней давности не лежат под рукой. С чего бы нам…

Ева следила, как дама наконец сложила два и два и на ее лице вместо легкой обиды появилось болезненное осознание.

– Шелби? Она была среди… Она одна из них?

– Мне необходимо увидеть документы.

– Я их найду! – Она буквально подбежала к двери – благо всегдашние удобные туфли это позволяли – и покричала секретарше, чтобы подняла архивные записи.

– Наслушалась, Квилла? – спросила Ева, не поворачивая головы.