Сновидения - Робертс Нора

– То есть она пустила жизнь ребенка под откос.

– И она это понимает. Даллас, она пыталась что-то исправить, но у нее не получилось. А теперь она вынуждена жить с тем, что все эти годы ее дочери уже не было в живых.

– Микки не вернулась в новое здание – в БВСМРЦ. Стало быть, она говорила о какой-то другой семье. Наверное, имелась в виду Шелби. И старый дом, где они подружились. Шелби, Делонна и Стейк. Надо найти оставшихся двух, живых или мертвых.

– На них в базе ничего нет. Я ничего не нашла. Есть только, что они были в Обители, потом – в БВСМРЦ. Делонна в шестнадцать лет поступила на какое-то профессиональное обучение, а потом испарилась. Так что, если это не липа, среди наших ее нет. Стейк оставался у Джонсов до восемнадцати, потом затерялся в городе. После его ухода никаких сведений о нем нет.

– Передоверь их Макнабу, – приказала Ева. – Если и он их не найдет, я попрошу Рорка.

– Я – только за. Ты вообще веришь в эти россказни про Шелби?

– Еще не решила. Я могу себе представить, как это вышло – дешевая подделка, но девчонка все рассчитала. Подгадала, когда все будут стоять на ушах, кругом неразбериха, а если не присматриваться, то и бумага выглядит как настоящая. Хочу подпись проверить. Если это не Джонса подпись, то подозрения с него частично снимаются.

– Остается удивляться, с чего ей вдруг взбрело в голову. Только что получили новое жилье и все остальное…

– Жилье-то новое, только не ее. И правила не она устанавливает. – Ева припомнила, что у самой когда-то было вполне сносное жилье в приюте. И даже не слишком тесное. И все равно выбраться оттуда ей хотелось так же сильно, как и жить.

– Кто-то предложил ей нечто такое, чего ей хотелось больше. Или же она увидела возможность это получить. Свободу. Никаких правил, кроме своих собственных, делай что хочешь и когда хочешь. Ешь что хочешь и когда хочешь. Это не как в семье, Пибоди, где ты с наибольшей вероятностью в конце концов окажешься, если ты беспризорник. Нет, я не против приемных семей, там все хорошо, там порядок, и они искренне пытаются помочь. Но это не настоящая. Это всего на две ступеньки выше тюрьмы, причем ступеньки-то очень скользкие.

– А тебе доводилось убегать?

– Поначалу – да. И я понимаю, что мне повезло, что меня поймали. И повезло, что я довольно быстро поняла, что колония для малолеток – всего в одной, весьма скользкой, ступеньке от настоящей тюрьмы. И почему бы не сделать еще несколько шагов, не пожить в приюте, не извлечь из этого пользу?

Ева покачала головой.

– Но она рискует попасться, сесть в колонию для малолетних вместо дома для трудных подростков, поскольку для нее это все отстой. Я таких немало знала, и большинство, можешь мне поверить, кончили тем, что соскользнули с этой махонькой ступеньки и очутились за решеткой по-настоящему.

– Подозреваю, что там действительно отстой, – рассудила Пибоди. – Просто лучше ничего не придумано.

– Она хотела вырваться, и она знала, как договориться – шантажом, обманом, кражей, неважно как. Но кто-то ей в этом помог, и я возьму на себя смелость сказать, что велика вероятность того, что тот, кто помог, тот ее и убил.

– А что, это мысль. Но если Джонс или его сестрица – маньяки-детоубийцы, то они и дальше пожинали бы свою жатву. Если только мишенью не были именно те конкретные девочки. Или если число двенадцать для них не наделено каким-то особым смыслом.

– Да, как раз об этом думаю. Там же еще братишка был.

– Какой братишка? Тот, что стал закуской для льва?

– Вот именно. Давай попробуем эту версию. – Ева посмотрела на Пибоди. – Допустим, он маньяк-детоубийца. У него есть доступ к жертвам, по меньшей мере связанным с этим зданием, это мы можем с уверенностью сказать. В дом он тоже доступ имел и неплохо его знал. Они обронили, что он время от времени помогал с каким-то ремонтом, так что поставить пару перегородок уж, наверное, сумел бы.

– Тогда зачем ему было ехать в Африку? Только если решил расширить свое поле деятельности, а? Надо проверить, не пропадали ли там подростки до его съедения.

– Это мы сделаем. А насчет «зачем» – может, они его застукали? Брат с сестрой? Несущие добро? А может, застали не на месте преступления, а за неблаговидным поведением с кем-то из девочек? Стерпеть такое они не могут. Сажают на пароход – и вперед, пришло время миссионерства. А там уже о нем царь зверей позаботился.

Концовка Еве не понравилась.

– А мы уверены, что он был, этот царь зверей?

– Я проверила полицейский рапорт, свидетельство о смерти, о кремации и транспортировке праха обратно в Нью-Йорк.

– Лучше бы тело, – проворчала Ева. – А еще лучше – если бы был живой убийца, которому мы можем надрать задницу. Но пока займемся покойником.

– С трудом верится, что кто-то из них станет его покрывать, узнай они, что эти девочки – его рук дело.

– Кровь не водица.

– Ладно, может, и так. Но они не производят впечатления идиотов. Или людей, способных рисковать. Неужели они оставили бы тела лежать там?

– Нет, если они о них знали, и это меня тоже настораживает, – признала Ева. – Итак, как я уже сказала, может, так далеко дело и не зашло. И может, версия про брата – пустышка, а он был еще одним святошей, на славу угостившим какого-то льва.

– Как первые христиане. Ты знаешь, что римляне их скармливали львам под радостные вопли толпы?

– И зачем?

– Кровожадные, наверное, были.

– Я не о римлянах, это-то как раз понятно.

Пибоди моргнула.

– Да?

– Кровожадные, – повторила Ева. – Лучше съедят тебя, чем меня. Власть. Но кого я не понимаю, так это христиан. Почему было не сказать: ну ладно, римская сволочь, скармливающая нас львам, я признаю, Луиджи – или кто другой – замечательный бог.

– Луиджи?

– Неважно. Сказал – и деру в эти… как их… пещеры!

– Катакомбы?

– Ну да, точно. Беги в свои катакомбы, выпей вина, планируй свое восстание, чтобы дать какому-то римлянину пинка под зад.

– Я все-таки под впечатлением от бога по имени Луиджи. Но мне кажется, они были мирными.

– Да, и чего добились? Превратились в львиный помет.

– Ух ты!

– Причем в буквальном смысле. – Она повернулась к зазвонившему телефону. – Даллас, на связи.

С экрана ей улыбалась следующая жертва.

– Эту подавали в розыск, – сразу узнала Ева. – Перепроверь. Я помню ее по ориентировке.

– Запустила уже. Так. Ким Терренс, тринадцать лет. Сбежала из дома в Джерси-Сити, штат Нью-Джерси. Заявление подала мать. Отец к тому времени отбывал срок за разбойное нападение.

– Посмотри свежую информацию.

– Как раз грузится. Мать повторно вышла замуж, два года назад. Переехала с супругом в Вермонт, где они держат небольшой отель. У мужа двое взрослых детей. Если вкратце – подвергалась избиениям со стороны бывшего мужа. Судебный запрет на контакты. Тот сейчас снова за решеткой – нападение с изнасилованием. Женат во второй раз. В ее файле стоит постоянная метка о розыске пропавших, с компьютерной корректировкой фоторобота по возрасту.

Пибоди вызвала на экран последний фоторобот – лицо женщины под тридцать.

– Даллас, она продолжает ее искать.

– Я ее извещу. Давай-ка посмотри, есть ли там какие-то связи с Обителью, с БВСМРЦ, с кем-то из персонала или воспитанников.

– Итого у нас опознано семеро, – прикинула Пибоди, когда Ева уже ставила машину в гараж Управления. – Остались еще пять.

Ева приколола новые фотографии на рабочий стенд. Эта последняя девочка, Терренс, так и не обрела той внешности, какую для нее сгенерировал компьютер. Она навечно осталась в том неуклюжем возрасте, когда зубы кажутся чересчур крупными, а глаза – слишком широко распахнутыми.

В списке воспитанников, полученном от Филадельфии Джонс, ее не было. Для уверенности Ева связалась с опекой и льстивыми уговорами, запугиванием и надоедливым нытьем добилась, чтобы ответившая на звонок измученная и несчастная соцработница залезла в архив.

На Ким Терренс имелось досье. Прогулы в школе, магазинные кражи. Два раза мать с дочерью искали прибежища в кризисном центре для жертв домашнего насилия, оба раза посещали сеансы психолога.