Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая
– Никаких путешествий самолетом? – перебила Нина.
– Нет, никаких путешествий или поездок вообще. За исключением бензина. К автомобилю.
– И в Швейцарию 3 мая тоже?
Комиссар К. шагнул в совещательную комнату в сопровождении настолько красивого блондина, что у Нины перехватило дыхание.
– Вот, – сказал комиссар своему спутнику, – эта группа и занимается случаем Лерберга – Арне Юханссон, Ламия Регнард и Нина Хофман…
Он показывал рукой, представляя их, и глаза Ламии заблестели, как звезды, когда она взглянула на гостя.
– Это Томас Самуэльссон, особый эксперт правительства по вопросам отмывания денег и экономическим преступлениям.
Нина торопливо сделала вдох. Боже праведный, это же, наверное, муж Анники Бенгтзон?! Или, точнее, бывший муж – они ведь вроде бы развелись? Нина никогда не встречалась с ним, но Анника рассказывала о нем, он работал на правительство в качестве научного секретаря. По крайней мере, так обстояло дело четыре года назад, не могло же у них быть два сотрудника с одинаковым именем?
Блондин направился прямо к Нине и поздоровался с ней, его рука оказалась теплой и сильной.
– Приятно познакомиться, – сказал он, перехватив ее взгляд. Глаза у него были светлыми, почти прозрачными.
– При мысли о жертве у Кроктрескена я решил, что нам будет полезно обновить наши данные относительно ситуации на южном побережье Испании, – продолжил комиссар.
Ламия захлопала ресницами, когда блондин здоровался с ней. Даже Юханссон чуть повеселел.
«А ведь мужу Анники Бенгтзон отрезали руку, когда его похитили в Сомали», – подумала Нина, а у этого мужчины обе были на месте, правую она сама пожала, а в левой он держал плащ и портфель из дорогой кожи.
– Я полагаю, вы все в общих чертах знакомы с тем, как происходит отмывание денег, – сказал Томас Самуэльссон и сел на письменный стол, положив портфель рядом с собой, одна его нога осталась на полу, а вторая свободно болталась в воздухе. Он был одет в дорогой костюм с простой футболкой под пиджаком, но эта нарочитая небрежность в его случае выглядела лишь признаком утонченного вкуса.
Нина заметила, как Ламия и Юханссон кивнули, подтверждая, что в части отмывания денег для них нет секретов, а их гость продолжил:
– Для международных преступных синдикатов нет проблем с тем, чтобы производить оружие и наркотики, доставлять в любую часть мира или находить рынок для них. Их главные трудности возникают, когда надо отмыть полученные таким образом деньги добела и сделать их годными для дальнейшего использования. И одним из способов, применяемых для данной цели, является структурирование, или смурфинг, как это называется на банковском жаргоне. Хороший смурф на вес золота для преступных синдикатов.
Здесь он сделал паузу и улыбнулся Нине, хотя, возможно, ей это только показалось, а потом информация полилась у него рекой.
– Если говорить об Испании, то ситуация для них заметно ухудшилась именно на Солнечном Берегу за последние годы. Испанское правительство предприняло ряд мер с целью остановить потоки нелегальных денег. 31 октября 2012 года, например, вступил в силу новый закон, направленный на борьбу с мошенничествами, который вводит лимит в две тысячи пятьсот евро на оплату наличными сделок, если хотя бы одной из сторон выступает юридическое лицо или индивидуальный предприниматель. Финансовые сделки на сумму от двух с половиной тысяч евро и выше должны оплачиваться по безналичному расчету. В начале 2013 года там также удалось добиться значительного усиления контроля над финансовыми институтами, закон на сей счет существовал с 2010 года, но раньше его фактически не применяли…
Ламия специально села прямо, чтобы ее юбка поднялась на бедра, но Томас Самуэльссон был выше подобных намеков и вроде как не обратил на это внимания.
– И потом, нам надо помнить, – как ни в чем не бывало продолжил он, – что кризис не обошел никого стороной. В развитии испанской экономики в 2000-х большую роль сыграл значительный рост строительного сектора. Сюда направлялась масса отмытых денег, а когда отрасль постиг полный крах, криминальный механизм начал давать сбои.
Нина все прекрасно понимала, что европейский долговой кризис означал проблемы для Каггена или, точнее, для фирм, которые он якобы возглавлял.
Юханссон, однако, наклонился вперед.
– Как еще, по-вашему, сказался кризис? – спросил он. – Потребление наркотиков пошло вниз, например?
Судя по голосу, данная тема по-настоящему интересовала секретаря. Нина никогда не замечала у него такого энтузиазма раньше. Красавчик-блондин расправил складки на своих брюках.
– Оно по-прежнему там самое большое в Европе, однако это очень хороший вопрос, – ответил он. – На самом деле наблюдается определенное уменьшение и…
Комиссар встал перед Ниной и заслонил ей блондина. Она с трудом удержалась от соблазна вытянуть шею, чтобы посмотреть через его плечо.
– Коллеги из Наки нашли хозяина-домовладельца Каггена, – сказал он тихо. – Я думаю, тебе стоит съездить и поговорить с ним.
– Отправлюсь, как только мы закончим, – сказала она.
Комиссар бросил взгляд на блондина и улыбнулся.
Андерс Шюман предпочел нанести ответный удар сильно и жестко.
Он использовал шесть страниц бумажной версии своей газеты для собственной защиты, с фотографиями, и факсимиле, и подробными отповедями, пункт за пунктом ответив на обвинения «Света истины» или «Откровенной лжи», как его хедлайнеры очень грамотно выразили в заголовке суть дела.
Он свернул газету в трубочку и держал как победный трофей в руке, чувствуя ее вес.
Затевать какие-то абстрактные дебаты об ответственности издателя за публикуемые им данные?
Нашли что посоветовать.
Только так с ними можно было справиться, с этими снобами, троллями, конспирологами, застать их на месте преступления, разбить лживые аргументы, засунуть придуманные данные им в глотки.
Шюман опубликовал свой контракт с «Телевидением Швеции» (он точно был их штатным сотрудником, а никак не фрилансером), свои декларации о доходах за те годы, когда показывали телевизионный фильм, и первый раз, и повторно (он действительно не зарабатывал миллионных сумм тогда, являлся репортером государственного телевидения без каких-либо дополнительных доходов, кроме зарплаты), свою купчую на дом, оформленную тридцать один год назад (смотрите все, я приобрел его задолго до того, как сделал ту программу), а в Сети находились все другие декларации, доступные в PDF-формате для тех, кого это интересовало. Туда выложили также фотографию их дома (роскошной виллы?), вид с его веранды (нигде никакого моря, насколько хватало глаз) и, на всякий случай, снимки автомобилей его самого и жены (похожи на шикарные лимузины «сааб» и «вольво»?).
Он вздрогнул, когда ожил его аппарат прямой связи. Звонили с коммутатора.
– Андерс? Ты можешь пообщаться с Агентством новостных сообщений? Это относительно заявлений в полицию.
Он уставился на телефон.
– Заявлений в полиции?
В динамике щелкнуло.
– Андерс Шюман? – поинтересовался мужской голос.
– В чем дело? – спросил он коротко.
– Это Андерс Буртнер из Агентства новостных сообщений. Меня интересует, не хочешь ли ты прокомментировать заявления, поступившие на тебя в полицию?
Шюман посмотрел на свою книжную полку, на справочную литературу, к которой возвращался снова и снова, его провожатых в мире вечерних газет, замусоленный бестселлер Гюнтера Вальрафа «На самом дне» 1986 года издания, купленный им, когда он только вышел, «Рассказы из нового государства» Гийу и Шютте и подборку ежегодников Клуба публицистов.
– Какие заявления? – спросил он.
– Ты разве не слышал…
– Нет, – отрезал Шюман.
«Только так, продемонстрировать силу, – подумал он. – Кто круче, тот и выигрывает».
Репортеру понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.
– На тебя заявили в полицию, обвинив в мошенничестве и подделке документов, – сообщил он наконец. – Налоговики проверят твои декларации за последние десять лет, дальше они, к сожалению, не вправе заходить, если верить моему источнику, на тебя пожаловались в Государственную комиссию по защите прав потребителей…
Шюман откинулся на спинку кресла и тупо уставился в стену перед собой.
– …Комитет по радио– и телевещанию и омбудсмену юстиции…
– Господи, сколько общественных ресурсов коту под хвост, – сказал он. – Это же все чушь.
Репортер замолчал.
– Чушь?
– Везде результат будет нулевой, неужели трудно понять?
– Таков, значит, твой комментарий, что это все чушь?
– Можешь быть уверен, черт тебя побери, – сказал он и положил трубку.
Потом поднялся и сделал три круга по комнате.
Так ему и надо, этому дьяволу.
А затем он стоял и смотрел на свою книжную полку. Гюнтера Вальрафа неслыханно критиковали и опровергали на протяжении всей карьеры, его пытали греческие полицейские, сажали в тюрьму и обвиняли, без всяких на то оснований, в сотрудничестве со Штази. Ян Гийу разоблачил шпионаж соцдемов в отношении собственного народа, он тоже сидел в тюрьме, и его несправедливо обвиняли в том, что он агент КГБ. Подобное зачастую случалось с независимыми репортерами, им приходилось принимать удары от истеблишмента, это было частью работы.
