Кен Фоллетт - Трое
Папагопулос явно колебался.
– Ну…
– Подожди, дай закончить. Четвертое: в начале 1969-го ты продаешь судно номер один и судно номер три; получаешь от меня сертификат о том, что судно номер два продано на металлолом, отправляешь сертификат «Ллойду» и ликвидируешь «Сэвильскую судоходную компанию». – Дикштейн улыбнулся и отпил кофе.
– Надо, чтобы судно бесследно исчезло?
Дикштейн кивнул. Ум Папагопулоса всегда был острым как бритва.
– Как ты понимаешь, – продолжил тот, – все это довольно просто, за исключением покупки «Копарелли». Стандартная процедура приобретения судна такова: стороны договариваются о цене и подготавливают документы. Затем судно направляется в сухой док для осмотра. Если его состояние признается удовлетворительным, стороны подписывают документы, покупатель платит деньги. Покупка судна, находящегося в плавании, противоречит общепринятым правилам.
– И все же это возможно?
– Да, возможно.
Дикштейн внимательно наблюдал за Папагопулосом. Тот сосредоточенно уставился куда-то вдаль, явно обдумывая ситуацию. Наконец он сказал:
– Значит, нужно будет начать торги, договориться о цене и назначить осмотр на дату после отплытия, после чего мы скажем, что покупателю необходимо срочно потратить деньги, например, из-за налоговых осложнений. Далее покупатель оформляет страховку на случай любых крупных ремонтных работ, которые могут оказаться необходимыми после осмотра, однако продавца это уже не касается. Его куда больше заботит собственная репутация грузоотправителя: ему нужны будут железные гарантии, что новый владелец «Копарелли» доставит груз по назначению.
– А его устроит твоя репутация в качестве гарантии?
– Разумеется. Но с чего мне давать такие гарантии?
Дикштейн пристально посмотрел ему в глаза.
– Я тебе обещаю – владелец судна жаловаться не будет.
Папагопулос развел руками.
– Ты явно затеваешь какую-то аферу, и я нужен тебе в качестве солидного прикрытия. Хочешь, чтобы я рисковал своей репутацией и притом поверил тебе на слово, что она не пострадает?
– Да. Слушай, вот ответь мне на один вопрос. Однажды ты уже доверился израильтянам, помнишь?
– Конечно.
– Не пожалел?
Папагопулос улыбнулся, вспоминая прежние деньки.
– То было лучшее решение в моей жизни.
– Так как, доверишься нам еще раз? – Дикштейн затаил дыхание.
– Ну, сейчас мне есть что терять. Тогда мне было тридцать пять. Помню, мы здорово повеселились. Уже лет двадцать, как мне не поступало подобных предложений… А, была не была, согласен.
Дикштейн протянул руку через стол, и Папагопулос пожал ее.
Официантка принесла чашку с швейцарскими шоколадками к кофе. Папагопулос взял одну, Дикштейн отказался.
– Так, теперь детали, – сказал он. – Откроешь счет в своем банке для «Сэвильской судоходной». Посольство будет переводить деньги по мере необходимости. Для связи со мной оставляй сообщения в банке – посольские их заберут. Если понадобится встретиться, созвонимся.
– Договорились.
– Я рад, что мы опять ведем дела вместе.
Папагопулос задумался.
– Судно номер два – из той же партии, что и «Копарелли». Кажется, я догадываюсь, что ты затеял… Правда, одно непонятно, хоть ты мне и не скажешь… Что это ты такое собрался перевозить – уж не уран ли?
Петр Тюрин мрачно смотрел на «Копарелли».
– Мерзкая старая посудина, – резюмировал он.
Ростов не ответил. Они сидели в арендованном «Форде» на причале кардиффских доков. «Белки» сообщили им, что сегодня «Копарелли» заходит в порт, теперь они наблюдали за швартовкой. По плану, судно должно было выгрузить шведскую древесину и взять на борт кое-какое оборудование и хлопчатобумажные изделия: это займет несколько дней.
– Хорошо хоть столовая не на баке, – пробормотал Тюрин себе под нос.
– Ну, оно не настолько древнее, – отозвался Ростов.
Тюрин покосился на него с удивлением: босс частенько выказывал неожиданную осведомленность в разных вопросах.
Ник подал голос с заднего сиденья:
– А это у него перед или зад?
Ростов с Тюриным с умешкой переглянулись.
– Зад, – ответил Тюрин. – Корма называется.
Моросило. Валлийский дождь еще хуже английского – холодный, долгий, монотонный. Тюрину стало тоскливо. Так получилось, что в армии он два года отслужил на флоте, к тому же был экспертом в области радио и электроники, поэтому именно его Ростов планировал внедрить на борт «Копарелли». Однако ему совершенно не хотелось возвращаться к морской жизни. На самом деле Тюрин для того и пошел служить в КГБ, чтобы не остаться на флоте. Он ненавидел холод, сырость, скудную пищу, муштру. Дома, в Москве, его ждала уютная жена, и он ужасно скучал по ней.
Разумеется, Ростову он отказать не мог.
– Мы внедрим тебя в качестве радиста, не забудь взять свое оборудование, – сказал Ростов.
Интересно, как им удастся пристроить его в команду? В голове возник безумный план: он находит действующего радиста, бьет его кирпичом по голове, бросает в воду, поднимается на борт и говорит: «Я слышал, вам нужен новый радист». Наверняка Ростов придумает что-то более изящное – на то он и полковник.
Тем временем активность на палубе замерла, двигатели затихли. Пятеро или шестеро матросов спустились по трапу, смеясь и выкрикивая что-то, и направились в город.
– Сходи посмотри, в какой паб они зайдут, – велел Ростов Нику. Тот послушно вылез из машины.
Тюрин помрачнел. Да уж, не самое приятное окружение: силуэты в плащах с поднятыми воротниками на мокром бетонном причале, гудки буксиров, крики людей, громыхание якорных цепей, штабеля грузовых поддонов, длинные шеи подъемных кранов, запах машинного масла, корабельных канатов и соленых брызг. Перед глазами встала его московская квартира, кресло перед обогревателем, килька с черным хлебушком, водка и пиво в холодильнике, тихий вечер с телевизором… Он никак не мог разделить энтузиазм Ростова. Дикштейна они опять потеряли – точнее, добровольно дали ему уйти: такое решение принял полковник, опасаясь спугнуть вражеского агента, если они подберутся слишком близко.
– Мы проследим за «Копарелли», и он сам объявится рано или поздно, – сказал тогда Ростов. Хасан тщетно попытался оспорить это решение. Тюрин, не имевший права голоса в таких важных вопросах, мысленно поддержал Ростова, но все же не видел повода для уверенности.
– Итак, первым делом ты должен подружиться с командой, – прервал его мысли Ростов. – Запоминай легенду: на борту твоего последнего судна «Роза Рождества» произошел несчастный случай – ты сломал руку, и тебя списали на сушу здесь, в Кардиффе. Ты получил крупную компенсацию от владельцев судна и теперь тратишь ее в свое удовольствие. Упомяни так, невзначай, что начнешь подыскивать новую работу, когда деньги закончатся. Ты должен выяснить две вещи: кто у них сейчас плавает радистом и каковы предположительные дата и время отплытия.
– Хорошо, – ответил Тюрин, хотя не видел в этой ситуации ничего хорошего. Как так взять и подружиться? Актер из него никудышный… Неужели придется играть роль рубахи-парня, своего в доску? А если они поймут, что он – скучный тип, пытающийся примазаться к веселой компании? Или он им просто не понравится?
Тюрин бессознательно расправил плечи. Чего зря париться – или у него получится, или нет. Он мог лишь обещать, что приложит все усилия.
Вернулся Бунин.
– Садись назад, пусти Ника за руль, – скомандовал Ростов.
Тюрин вышел из машины и придержал дверь для Ника. По лицу юноши струились потоки дождя.
Когда они тронулись, Ростов повернулся к Тюрину.
– Здесь сотня фунтов, – сказал он, протягивая ему пачку. – Особо не экономь.
Ник остановил машину возле маленького паба на углу. На вывеске можно было прочесть название: «Пивоварня Брейна». За матовыми стеклами мерцал желтоватый свет, мутный от табачного дыма. «Все лучше, чем торчать на улице в такую погоду», – подумал Тюрин.
– Откуда родом члены экипажа? – неожиданно спросил он.
– Шведы, – ответил Ник.
По документам Тюрин значился австрийцем.
– И на каком языке мне с ними разговаривать?
– Все шведы говорят по-английски, – сказал Ростов.
Возникла пауза.
– Еще вопросы есть? А то мне надо возвращаться к Хасану, пока он не натворил глупостей.
– Нет вопросов. – Тюрин открыл дверцу машины.
– Обязательно свяжись со мной, когда вернешься в отель – в любое время.
– Да, конечно.
– Удачи.
Тюрин захлопнул дверцу и направился к пабу. Дверь открылась, и его обдало запахом пива и табака.
Паб оказался убогой комнатушкой с деревянными скамьями и пластиковыми столами, прибитыми к полу. Четверо матросов играли в дартс, пятый сидел возле стойки и подбадривал их.
Бармен кивнул Тюрину.
– Доброе утро.
– Пинту светлого, большую порцию виски и сэндвич с ветчиной.
