Кен Фоллетт - Трое
Тот, что сидел у бара, повернулся и приветливо кивнул. Тюрин улыбнулся ему.
– Только пришвартовались?
– Ага. «Копарелли», – ответил моряк.
– «Роза Рождества», – представился Тюрин. – Ушла без меня.
– Повезло.
– Я сломал руку.
– Ну и что? – ухмыльнулся швед. – Стакан поднимешь и другой рукой.
– И то верно, – одобрил Тюрин. – Давай я тебя угощу. Что пьешь?
Два дня спустя пьянка все еще продолжалась. Состав понемногу менялся: кто-то возвращался на дежурство, кто-то сходил на берег. Правда, был небольшой перерыв – с четырех утра и до открытия паба в городе нигде нельзя было купить выпивку, в остальном жизнь превратилась в непрерывную попойку. Тюрин и забыл, как моряки умеют пить. С другой стороны, хорошо хоть не пришлось связываться с проститутками: шведы интересовались женщинами, но не шлюхами. Тюрину никак не удалось бы убедить жену в том, что он подцепил венерическую болезнь на службе отечеству. Зато у шведов имелась иная страсть: азартные игры. Тюрин уже проиграл около пятидесяти фунтов в покер. Он так сдружился с командой «Копарелли», что прошлой ночью они взяли его с собой на борт, где он отключился и проспал до восьми склянок.
Однако сегодня все будет иначе. «Копарелли» отплывал с утренним отливом, а значит, к полуночи экипаж в полном составе должен находиться на борту. В десять минут двенадцатого хозяин паба собирал пустые кружки и вычищал пепельницы, а Тюрин играл в домино с Ларсом, радистом. Они давно бросили играть по-настоящему и теперь соревновались, кто выстроит стенку из костяшек, не уронив их. Ларс здорово набрался, зато Тюрин лишь притворялся пьяным. Он страшно боялся того, что случится через несколько минут.
– Господа, мы закрываемся! – объявил бармен.
Тюрин сшиб свои костяшки.
– Да ты не умеешь пить! – сказал Ларс.
Остальные матросы уже покидали паб. Тюрин обнял Ларса за плечи, и они, спотыкаясь, вывалились на улицу.
Ночь была сырой и холодной. Тюрин продрог. С этого момента нельзя отходить от Ларса ни на шаг. Надеюсь, «Ник успеет вовремя и машина не сломается, – подумал он. – Господи, лишь бы обошлось!»
Он принялся расспрашивать Ларса о семье, стараясь держаться в нескольких метрах позади основной группы.
Они прошли мимо женщины в мини-юбке. Она погладила себя по груди и сказала:
– Привет, мальчики, не хотите пообниматься?
«Не сегодня, крошка, – подумал Тюрин, продолжая идти. – Нельзя позволять Ларсу останавливаться и болтать – время рассчитано по минутам. Где же ты, Ник?»
Они приблизились к темно-синему «Форду Капри», припаркованному у тротуара. Внутренний свет на секунду вспыхнул и тут же погас, но Тюрин успел опознать за рулем Ника. Он достал из кармана белую кепку и надел ее – это был сигнал для Ника начинать операцию. Когда матросы прошли мимо, машина завелась и тронулась в противоположном направлении.
Осталось совсем недолго.
– У меня есть н-невеста… – произнес Ларс.
Только не начинай…
– Горячая штучка, – хихикнул швед.
– Собираешься жениться? – Тюрин пристально вглядывался вперед, поддерживая разговор лишь для того, чтобы не отпускать его от себя.
– А зачем? – ухмыльнулся Ларс.
– Она тебе верна?
– Пусть только попробует изменить – глотку перережу!
– А я думал, шведы верят в свободную любовь. – Тюрин нес первое, что придет в голову.
– Это да. Но пусть только попробует!
– Понятно.
– Сейчас объясню…
Ну давай же, Ник…
Один из моряков остановился, чтобы отлить в канаве. Остальные окружили его, смеясь и отпуская похабные шуточки. Да быстрей же, время идет!
Наконец они двинулись дальше.
Послышался звук мотора. Тюрин напрягся.
– Ч-что такое? – спросил Ларс.
– Ничего.
Машина неуклонно приближалась, и моряки переместились на тротуар. Все не так, план рушится!.. Внезапно Тюрина охватила паника, но, увидев силуэт машины в свете уличного фонаря, он понял, что это всего лишь полицейский патруль, спокойно проехавший мимо.
Улица выходила на широкую, пустую площадь, машин поблизости не было.
Пора.
Давай…
Они прошли уже половину площади.
Скорей же!
Из-за угла выскочил «Форд Капри», резко виляя и слепя фарами. Тюрин крепче сжал плечо Ларса.
– Пьяный водила, – пробормотал Ларс.
Машину занесло на повороте, и она чуть было не врезалась в толпу матросов, те бросились врассыпную, выкрикивая ругательства. Визжа тормозами, она развернулась и понеслась прямо на них.
– Берегись! – закричал Тюрин.
В последнюю секунду, буквально под колесами, он дернул Ларса на себя, сбивая с ног, и прыгнул в сторону. Раздался глухой, тошнотворный стук, отчаянный крик и звон битого стекла. Машина промчалась мимо.
Ну всё…
Тюрин вскарабкался на ноги и огляделся.
Швед валялся посреди дороги, в нескольких метрах от него, в свете фонаря блестела кровь.
Он застонал.
Слава Богу, жив…
Машина притормозила. Одна фара не горела: видимо, разбилась при столкновении. Некоторое время она ехала медленно, словно водитель колебался, затем набрала скорость и исчезла в ночи.
Тюрин склонился над Ларсом. Остальные сгрудились вокруг, переговариваясь на шведском. Он тронул его за ногу, и тот взвыл от боли.
– Похоже, у него нога сломана. – К счастью, остальное цело…
В домах на площади начал зажигаться свет. Старпом отдал команду, и матрос побежал к ближайшему дому – вызывать «Скорую». Последовал еще один быстрый диалог, и второй поспешил в сторону доков.
Рана кровоточила, но не сильно. Старпом склонился над Ларсом, не позволяя никому прикасаться к его ноге.
Через несколько минут подъехала «Скорая». Тюрину этот срок показался вечностью: он никогда прежде не убивал людей, и ему совсем не хотелось начинать.
Ларса положили на носилки. Старпом забрался в машину и обернулся к Тюрину.
– Вам лучше поехать с нами.
– Хорошо.
– Похоже, вы спасли ему жизнь.
– Э-э…
Они помчались по мокрым улицам, синяя мигалка бросала на здания зловещие отблески. Тюрин не знал, куда девать глаза. На службе родине и полковнику Ростову ему приходилось делать много неприятных вещей: записывать разговоры любовников с целью шантажа, учить террористов изготавливать бомбы, ловить людей, которых будут пытать… Но никогда еще ему не приходилось сопровождать в карете «Скорой помощи» свою жертву. Это было ужасно.
В больницу приехали быстро. Санитары унесли носилки; им велели подождать. Внезапно суета стихла, оставалось лишь волноваться. Тюрин взглянул на простенькие электрические часы на стене и поразился тому, что еще нет полуночи. Казалось, прошло несколько часов с тех пор, как они вышли из паба.
Наконец после долгого ожидания к ним вышел доктор.
– Сломана нога и небольшая кровопотеря. – Врач выглядел очень усталым. – В его организме слишком много алкоголя – это, конечно, минус. Но он молод, здоров и силен, так что выправится. Нога заживет через несколько недель.
Тюрина охватило облегчение.
– Наше судно отплывает завтра.
– Ну, он точно останется здесь, – сказал доктор. – Где ваш капитан?
– Я послал за ним.
– Хорошо. – Доктор повернулся и ушел.
Капитан прибыл одновременно с полицией. Он заговорил со старпомом на шведском, пока молоденький сержант снимал путаные показания Тюрина.
Капитан подошел к Тюрину.
– Вы спасли Ларса, – сказал он.
Когда же это закончится…
– Я попытался его оттащить, но он упал, похоже, был слишком пьян.
– Хорст сказал, что вы временно списаны на берег.
– Да, сэр.
– Вы ведь квалифицированный радист?
– Да, сэр.
– Бедному Ларсу нужна замена. Сможете отплыть с нами завтра?
– Я отстраняю тебя от дела, – сказал Пьер Борг.
Дикштейн побелел и уставился на шефа.
– Вернешься в Тель-Авив и будешь руководить операцией из офиса.
– Да пошел ты!
Они стояли на берегу Цюрихского озера. Разноцветные паруса многочисленных яхт весело полоскались на швейцарском солнышке.
– Нат, не спорь, бесполезно.
– Вот именно, Пьер, спорить бесполезно. Я остаюсь в деле. Точка.
– Я тебе приказываю!
– А я тебе говорю – иди на!..
– Послушай… – Борг сделал глубокий вдох. – Твой план готов. Ты допустил единственную оплошность – позволил себя засечь, и теперь по твоему следу идет враг. Работу можешь продолжать, только уйди в тень.
– Нет. Операция предстоит очень сложная, в ней слишком много переменных – тут не получится нажимать на кнопочки, сидя в кресле. Я должен сам во всем участвовать, чтобы иметь возможность быстро принимать решения. – Дикштейн умолк и задумался. А и правда – почему ему так важно все сделать самому? Неужели он считает, что никто, кроме него, не способен провернуть это дело? Или ему просто хочется славы?
