Кэрол Дуглас - Черная часовня
– Не хотелось бы мне встретиться с кем-нибудь из них, – пошутила Ирен с притворным содроганием. – Ни с типичным безжалостным американцем, ни со смертоносным средневековым орудием пытки, ни с обиженной матерью любого вида. «Скво»… Какое американское название. Будто написано Буффало Биллом.
– Довольно славный малый. Я познакомился с ним на трансатлантическом рейсе. Пока я развлекал пассажиров чтением абзаца-другого из своих работ, он читал их мысли.
– Буффало Билл читал мысли? – рассмеялась Ирен. – А я думала, что он эксперт совсем в других делах.
– О, его представление «Дикий Запад» снискало ему славу международного шоумена. Так что он, пожалуй, умеет все на свете. Даже избалованный Париж был очарован его стрелќами, искусными наездниками и краснокожими, хотя все это – лишь зрелищный спектакль о днях давно минувших. Ваша Америка уже не тот дикий мир, каким представляется нам, европейцам.
– Пожалуй. Дикие края теперь не так уж легко отыскать. Как и Шотландию времен Макбета. Может, последние остатки дикого нрава теперь живут только в наших сердцах и умах.
– Очень верно подмечено.
Наступило молчание, во время которого я почти могла расслышать, как крутятся шестеренки у Ирен в голове, пока она готовится сменить тему разговора.
– Надеюсь, мы не сильно смутили вас в ту ночь, когда встретили вас в сопровождении полицейского, – произнесла она, наклоняясь немного вперед.
– Вы засвидетельствовали мои достоинства как гражданина. – Он выразительно посмотрел прямо на меня, чего обычно не случается в присутствии Ирен. – Особенно мисс Хаксли. Мне ужасно жаль, что я не узнал вас. Обстановка была несколько…
– Непривычной, – закончила его мысль Ирен.
Мистер Стокер отставил в сторону хрупкое блюдце, где еще недавно громоздилась целая гора выпечки, которую он поглотил за время нашего разговора. Время обеда уже давно прошло, но он не осмеливался покинуть нас без разрешения моей подруги, а она не собиралась давать таковое, пока не выжмет из него все сведения до последней капли.
Наш гость был достаточно умен, чтобы понимать необходимость объяснить свое присутствие в доме терпимости, но при этом достаточно мудр, чтобы оттягивать признание, пока его не спросят напрямую.
– А увидеть там вас… – начал было он и остановился на полуслове.
– По роду своих занятий частным сыском я помогаю некоторым высокопоставленным клиентам, – ответила Ирен с открытой улыбкой. – Такие люди предпочитают, чтобы их агенты оказывались на месте расследования будто бы случайно – как, например, произошло и с вами.
Стокер серьезно кивнул.
– «И эта случайность нас в трусов превращает», – перефразировал он поэта[64]. – У меня тоже есть именитые партнеры, и иногда мне приходится сопровождать их… в сомнительные места.
Я вздохнула с облегчением. Он намекал, что его присутствие в борделе было лишь неприятной производственной необходимостью. Возможно, он даже принадлежал к свите принца Уэльского, но спросить его об этом я не осмелилась.
Не стала рисковать и Ирен.
Вместо этого она хитро ухмыльнулась:
– Ах да. Помнится, мне рассказывали, что когда вы сопровождаете Генри Ирвинга в его поездках в Париж, то в первую очередь обычно посещаете городской морг. Видимо, Генри очень впечатлен причудливым французским обычаем наряжать трупы и выставлять их напоказ для опознания?
– Это правда. Он считает морг одним из лучших развлечений в Париже. Впрочем, большинство мертвых остаются неодетыми. Как раз напротив. Но когда находят тело ребенка или того, у кого больше шансов быть опознанным в одежде, их наряжают и усаживают на стулья, словно живых людей. Впрочем, Ирвингу все равно, одеты они или нет. Его завораживает выражение, застывшее на мертвом лице; он утверждает, что может по одному этому выражению определить характер человека. После этого мы идем в суд, чтобы понаблюдать за лицами обвиняемых. Ирвинг уверяет, что может отличить преступника от невиновного человека.
Мистер Стокер, казалось, был рад тому, что разговор переместился – в буквальном смысле – из борделя в морг. Я же затруднялась сказать, какое из этих мест мне более омерзительно.
Однако нашему гостю были неведомы такие сомнения:
– Парижский морг бесконечно завораживает, подобно лучшей театральной пьесе, хоть «актеры» и не двигаются. Ирвинг предпочитает его даже музею восковых фигур.
– Это говорит о кровожадности населения в целом, – размышляла Ирен, – Обычное дело для парижской толпы. Всего лишь столетие назад горожане были заняты обезглавливанием своих аристократов. Думаю, что именно так начинала мадам Тюссо: делая восковые слепки отрубленных королевских голов. Французы выглядят слишком цивилизованными для подобной дикости, но, я полагаю, все мы на такое способны.
– Способны казаться цивилизованными? Или способны на дикость?
– И на то, и на другое, мой дорогой Брэм. И уж если об этом зашла речь, не могли бы вы сопровождать меня и Нелл в парижский морг?
– Вы тоже хотите посмотреть на парад трупов?
– Нет, мы хотим увидеть тела жертв убийства, совершенного той ночью.
– Их не выставят для опознания. Полиция уже знает имена погибших и не захочет, чтобы детали смертей стали известны широкой публике. Я мог бы познакомить вас с парой чиновников… но, Ирен, сегодня наш разговор начался с создания оперы с участием шести давно почивших жен Генриха Восьмого и закончился возможностью посетить мертвых парижских куртизанок. Вы кажетесь мне не менее кровожадной, чем парижская толпа.
– Не я, а кое-кто другой. Я уверена, что Джек-потрошитель, подобно нам, пересек Ла-Манш.
Лицо мистера Стокера слегка побледнело.
– Вы так считаете?
– Шерлок Холмс тоже придерживается этого мнения.
Конечно, ничего подобного и в помине не было: Ирен приплела Холмса исключительно для пущей важности.
И это сработало: на сей раз мистер Стокер побелел как полотно:
– Шерлок Холмс, сыщик-консультант, находится здесь? В Париже?
Ирен только кивнула, внимательно рассматривая собеседника, будто специально давая ему понять, что за ним наблюдают.
– Я и не думал, что полиция задержала меня всерьез. Я принял это за ужасную, неловкую ошибку.
– Возможно, так и было, хотя полиция Парижа совершает «ужасные, неловкие ошибки» гораздо реже, чем полиция Лондона.
На слове «возможно» глаза мистера Стокера широко раскрылись да так и остались выпученными.
Внезапно он провел руками по лицу:
– Это ужасно. Меня приводит в отчаяние то, что вы, дамы, знаете о моем присутствии в таком месте, а если об этом услышит кто-нибудь еще…
– Например, Флоренс. – Ирен была рада дать подсказку.
– О боже. Флоренс. Заклинаю вас!..
– Конечно, Брэм. – Ирен перегнулась через стол и похлопала его по одному из сжатых кулаков. – Я обещаю вам приложить все усилия для того, чтобы с вас были сняты любые подозрения и вы избежали общественного порицания. К счастью, я хорошо знакома с инспектором ле Вилларом, который ведет дело. Как и с Шерлоком Холмсом.
– Слава богу!
– Но вы должны помочь мне помочь вам.
– Как?
– Как вы уже начали. Рассказывая мне факты. Факты, которые не хотели бы обсуждать ни со мной, ни с кем бы то ни было еще.
Он постарался убрать руку, но Ирен сжала его кулак с силой и настойчивостью, свойственными далеко не всем женщинам.
– Шерлок Холмс не раскроет загадки Джека-потрошителя, – произнесла она тоном врача, оглашающего окончательный диагноз. – Будучи убежденным холостяком, он посвятил свою жизнь умственным занятиям. Его логика является лучшим преимуществом при распутывании клубков несвязных событий, приведших к преступлениям на почве жадности или мести, но логика бессильна в расшифровке вновь и вновь повторяющихся убийств Потрошителя. Шерлок Холмс никогда не стал бы посещать дома свиданий; поэтому он не в силах разглядеть пугающей связи между удовольствием и болью. А недавние убийства связаны именно таким образом. Вы светский человек, Брэм. Более того, вы человек с богатым воображением и натурой художника. Вы знаете, что я говорю правду.
– Я никогда не видел вас такой, – прошептал мистер Стокер, пораженный уверенностью и настойчивостью Ирен.
– Мужчины редко понимают женщин, – отозвалась она. – И наоборот. По крайней мере, в нашем лицемерном обществе. Но я должна знать то, что знаете вы, и вам не следует бояться рассказать мне обо всем.
Возможно, Ирен и загипнотизировала Брэма Стокера, но, думаю, только своей откровенностью. Он, вне всякого сомнения, попал к ней в плен.
Потом его серые глаза взглянули на меня с таким выражением, будто я была ребенком, которому собираются рассказать, что Санта-Клауса не существует.
