Лилиан Браун - Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Он перепугался. Испуг сменился разочарованием, затем злостью.
– Черт побери, – пробормотал он. – Я не хочу разжиреть из-за этого мерзкого задания.
– Йау! – сказал Коко, как бы подбадривая его.
Квиллер сошел с весов и снова критически посмотрел на себя в зеркало. Он почувствовал прилив уверенности, как будто разряд прошел через его дряблую плоть. Он расправил грудь, втянул живот и ощутил прилив новых сил.
– Я напишу эту колонку, – объявил он кошкам. – И я буду придерживаться диеты, чего бы мне это ни стоило.
– Йау-йау, – сказал Коко.
– Три фунта! Я не могу в это поверить! – Квиллер не заметил, что, когда он встал на весы, Коко положил на подставку передние лапы.
Два
Переодеваясь к обеду, Джим Квиллер чувствовал свой возраст. Он теперь читает в очках; в усах и густых волосах проклюнулась седина, а полнота – еще одно напоминание о сорока шести. Но еще до окончания вечера он снова ощутил себя молодым. Он взял такси до Ривер-роуд, где находилась резиденция Роберта Мауса, – за пределами оживленного торгового центра, ресторана «Морской приют» Джо Файка с его бесчисленными автостоянками, за катком и складом пиломатериалов. Между пристанью и теннисным клубом стояло огромное здание из камня. Квиллер видел его и раньше и думал, что оно было центром отправления какого-нибудь мистического культа. Оно стояло вдали от шоссе, независимое, загадочное, за железной оградой. Перед зданием зеленела лужайка. Само здание напоминало египетский храм, который разрушили, а потом в спешке восстановили.
Массивные двери обрамлялись колоннами, которые не иначе как привезли с Нила. Но другие архитектурные элементы здания были совершенно в ином стиле: высокие трубы каминов, большие фабричные окна на верхнем этаже, с одной стороны – пристроенный гараж, второй, в более современном стиле, – с другой, бесконечные пожарные лестницы, выступы и карнизы, которые совершенно не сочетались друг с другом.
Квиллер взялся за дверное кольцо. От удара кольца по двери послышалось эхо. Он смиренно ждал. Его желудок сокращался от голода. Наконец дверь на скрипучих петлях отворилась. Следующие полчаса он почти ничего не соображал. Сперва его приветствовал стройный молодой человек с нагловатым выражением глаз и смешными – длинными, курчавыми – бакенбардами. Несмотря на то что на нем была форменная одежда слуги, в руке он держал наполовину выпитый бокал шампанского и сигарету. И он улыбался, как Чеширский кот.
– Добро пожаловать, – сказал он. – Вы, должно быть, тот репортер из газеты.
Квиллер зашел в затемненное помещение, которое было прихожей.
– Микки-Маус на кухне, – сказал молодой человек. – Я Уильям. – Он переложил сигарету, чтобы пожать гостю руку.
Квиллер поздоровался с приветливым молодым человеком – то ли привратником, то ли управляющим.
– Просто Уильям? – спросил он.
– Уильям Вителло.
Квиллер быстро взглянул на его лицо:
– Вителло! Я поклялся бы, что вы ирландец.
– Моя мама ирландка, но папа итальянец. Вся моя семья – такая смесь, – объяснил Уильям с широкой улыбкой. – Проходите. Все уже в Большом зале. Я вас представлю.
Они вошли в гигантский зал, настолько темный, что многочисленные лампы в торшерах и подсвечниках едва освещали его; в полумраке Квиллер различил балкон, поддерживаемый египетскими колоннами, и широкую лестницу, охраняемую сфинксами. Пол и стены были выложены керамической плиткой шоколадного цвета, и голоса, отражаясь от гладких поверхностей, резонировали и жутко искажались.
– Обиталище привидений, я бы так сказал, – заметил Квиллер.
– Вы еще ничего тут не знаете, – обронил Уильям, – это загадочное место.
В самом центре зала был накрыт обеденный стол, но гости пили коктейль под нависавшим балконом, где нашли уютный уголок.
– Шампанского или шерри? – спросил Уильям. – Хочу вам сказать, шерри сегодня просто убийственное.
– Спиртное можно пропустить, – сказал Квиллер, доставая из кармана табак и трубку в надежде, что табак заглушит голод.
– Сегодня у нас малый сбор. Большинство гостей и живут здесь. Хотите познакомиться с кем-нибудь из девочек? – Уильям направил взгляд Квиллера на двух брюнеток.
– Живут здесь? Что это за заведение ваша «Мышеловка»?
Уильям даже подпрыгнул от восторга.
– Как, вы не знаете?! Это что-то вроде гостиницы. Центр искусств. Мастерские на веранде, большая гончарная мастерская в задней части здания. Она была еще до того, как Микки-Маус купил этот дом. Я тоже здесь обитаю благодаря его покровительству. Я занимаюсь в художественной школе и получаю комнату и пропитание за то, что выполняю определенные служебные обязанности и достаточно тяжелую, надо заметить, работу.
– Стрижка газонов явно не входит в ваши обязанности, – заметил Квиллер и качнул головой в сторону заросшей лужайки.
Уильям еще раз усмехнулся и похлопал репортера по спине:
– Идемте, я познакомлю вас с Хикси и Розмари. Только будьте осторожны с Хикси – она жаждет выйти замуж.
Женщины стояли около буфета. Розмари Уайтинг, симпатичная женщина неопределенных лет, держалась очень скромно. Хикси Райс была моложе, полнее, громче, и у нее были более длинные ресницы.
Хикси была чрезвычайно занята шампанским и бутербродами с анчоусами, в то же время она непрерывно говорила высоким голосом:
– Я просто млею от шоколада, от шоколадного масла, печенья с шоколадом, пирога с орехами и шоколадом и пралине – от всего, что сделано из шоколада, трех чашек сахара и фунта масла. – Она остановилась, чтобы положить в рот устрицу, завернутую в кусок бекона.
Хикси занимала собой большое пространство. Ее тело выпирало там, где позволяло тесно прилегающее оранжевое платье. Волосы, похожие на шоколадное суфле, обрамляли полное с ямочками лицо.
– Хотите икры? – спросила Квиллера Розмари.
Он глубоко вздохнул и решительно отказался.
– Она богата витамином D, – добавила она.
– Нет, спасибо, – ответил он.
– Масло – это конек Микки-Мауса, – сказал Уильям. – Единственный раз, когда он потерял самообладание, – это когда мы устроили маленький завтрак и закончились наши последние три фунта масла. Он был в панике.
– К несчастью, животные жиры… – начала было Розмари тихим голосом, но ее прервала Хикси:
– Я ем много потому, что нервничаю. Но лучше уж я буду толстой и веселой, чем худой и нервной.
Нужно признать, что я очень расположена к людям. – Она взмахнула ресницами и взяла еще один бутерброд. – Что сегодня в меню, Уилли?
– Выбор небольшой: суп из кресс-салата, моллюски в желе, фаршированные жареные цыплята, тушеный цикорий. Я ненавижу цикорий, жареные помидоры с карри, салат.
– Шарлот назвала бы это маленьким перекусом, – заметила Хикси.
– Шарлот никогда не ест по-настоящему, – объяснил Квиллеру Уильям. – Она только перекусывает. Вон она, Шарлот, – белые волосы и пять фунтов украшений.
Женщина с волосами как сахарная вата что-то быстро говорила двум полным джентльменам, которые слушали ее скорее из вежливости, чем из интереса. Они были членами общественной комиссии по изобразительному искусству. На их деньги была основана «Утренняя зыбь». Еще они содержали художественную школу и финансировали городскую парковую систему. Внимание Квиллера привлек другой человек, который нервно мерил шагами Большой зал. Он показался ему знакомым. У него было привлекательное задумчивое лицо, на котором, стоило какой-нибудь женщине посмотреть на него, появлялась ослепительная улыбка. Но его бритая голова вселяла ужас.
Изучая других гостей, Квиллер отметил приятного рыжего господина в костюме оливкового цвета… Молодого человека с маленькой бородкой… А потом он увидел ее. На секунду у него захватило дух.
«Не может быть», – сказал он себе.
И все-таки он не ошибся. Это была ее маленькая фигура, тяжелые каштановые волосы, ее лукавая улыбка.
В это мгновение она повернулась к нему и застыла, не веря своим глазам. У него защекотало верхнюю губу, и он провел рукой по усам. Она двинулась в его направлении, скользя все так же, как и раньше, ее платье колыхалось, как и много лет назад, ее мелодичный голос произнес:
– Джим Квиллер! Неужели это ты?
– Джой! Джой Уитли!
– Я не могу в это поверить! – Она уставилась на него и затем кинулась к нему в объятия.
– Дай я посмотрю на тебя, Джой… Ты ничуть не изменилась.
– Да нет же!
– Сколько лет назад это было?
– Пожалуйста, не считай… Какие у тебя усы, Джим! Ты стал сильнее, крупнее.
– Ты хочешь сказать, потолстел? Спасибо, ты всегда была чертовски добра.
Она отодвинулась.
– Не всегда. Мне стыдно за то, что я сделала.
Он смотрел на нее и чувствовал, как галстук сжимает ему горло.