Сара Джио - Соленый ветер
– Папа, ты забыл? Я почти год прожила в зоне военных действий. В городе уж как-нибудь сориентируюсь.
Он улыбнулся в ответ:
– Конечно, милая. Позвони мне, когда будешь возвращаться, я тебя встречу.
Я поцеловала его в щеку и села на поезд. Кондуктор взял мой билет и указал на маленькое купе, где мне в одиночестве предстояло провести ближайшие два дня.
* * *Было уже поздно, когда поезд прибыл на Центральный вокзал. Город блестел огнями. Мне трудно было представить себе, что теперь мама живет в таком огромном, пустынном городе, совсем не похожем на Сиэтл.
Я сошла с поезда и побрела с сумкой сквозь людской лабиринт, проталкиваясь мимо женщины с оравой детей, мужчины с обезьянкой на плече и седого старика, бормочущего что-то невнятное.
Около вокзала выстроились чередой такси. Я подняла руку и привлекла внимание чернокожего водителя, он кивнул и указал на заднее сиденье.
Открыв дверь и пропихнув сумку внутрь, я забралась в машину. Внутри пахло сигаретами и вином.
– Мне нужно… – я взглянула на бумажку, – на Пятьдесят седьмую улицу, 560.
Он равнодушно кивнул.
Я посмотрела в окно, и у меня зарябило в глазах. Мелькали огни – зеленые, красные, розовые, желтые. Моряки в белой форме обнимали женщин – блондинок, брюнеток, высоких и низеньких. Война еще не кончилась, но обстановка уже изменилась. Это чувствовалась повсюду: в тихих кварталах Сиэтла и на центральных улицах Нью-Йорка.
Снаружи мелькали дома, словно кадры из фильма, один за другим: чужая, одинокая картина. Наконец, такси резко остановилось на улице с высокими деревьями.
– Приехали, мисс, – объявил водитель. Я заплатила, и он вытащил мою сумку, указав на кирпичный дом с блестящей красной дверью.
Я поблагодарила водителя, подошла к двери и позвонила. Вскоре появилась мама. Несмотря на поздний час, на ней было вечернее красное платье. В бокале плескалось мартини.
– Анна! – воскликнула мама, притянув меня к себе рукой со свежим маникюром. Из бокала вылетела оливка.
Она неуверенно отступила назад, и я бросила сумку, чтобы ее поддержать.
– Дай на тебя посмотреть, – нарочито бодрым голосом произнесла она, оглядела меня с головы до ног и одобрительно кивнула. – Милая, остров пошел тебе на пользу. Ты похудела фунтов на десять.
Я улыбнулась.
– Ну, я…
– Заходи же! – Она повернулась, взмахнув подолом своего красного платья.
Я пошла за ней, оставив сумку в фойе, где висела хрустальная люстра – слишком большая и помпезная для такого маленького помещения.
– Конечно, не Уиндермир, но сейчас здесь мой дом. Я просто создана для города.
Она провела меня в маленькую переднюю. Покрытый паркетом пол, викторианский диван.
– Разумеется, я тут все переделаю. Леон мне помогает.
Она произнесла это имя так, словно я должна его знать.
– Леон?
– Мой дизайнер интерьера, – пояснила она, сделав очередной глоток. Я не помнила, чтобы мама любила мартини в Сиэтле, и ключицы у нее как-то уж слишком выступали. – Он хочет оформить эту комнату в розовато-лиловых тонах, а я что-то сомневаюсь. Мне нравятся оттенки зеленого. Как думаешь, дорогая?
– Зеленый может быть немного резковат, – честно ответила я.
– Мне бы этого и хотелось. – Она провела рукой по стене. – Твой папа такой старомодный. А я больше не хочу быть старомодной.
Она допила мартини и рассмеялась глупым смехом. Я отвернулась, предпочитая не обсуждать с ней отца в таком состоянии.
– Что-то я заболталась. Ты, наверное, устала, милая. Сейчас позову Минни.
Мама взяла со стола колокольчик и позвонила. Вскоре появилась хрупкая девушка, не старше меня.
– Минни, будь добра, покажи Анне ее комнату.
– Да, мадам, – кротко ответила она и взяла мою сумку.
– Доброй ночи, дорогая. Знаю, ты не можешь остаться надолго, но у нас есть целое утро. Иди, отдыхай, милая.
– Доброй ночи, – попрощалась я и отправилась по ступенькам за Минни. Мама подошла к бару и взяла бутылку джина.
* * *На следующее утро меня разбудил автомобильный гудок. Я положила на лицо подушку, надеясь вернуться в дремоту, но безуспешно. На часах было только 6.40, но я встала и оделась. Мама ждет, и я хочу провести с ней как можно больше времени.
В утреннем свете нижний этаж показался более одиноким, чем вечером. На стенах ни фотографий, ни картин. Хотя мама любила картины.
– Доброе утро, мисс, – застенчиво поздоровалась со мной Минни. – Вам чай или кофе?
– С удовольствием выпью чаю, спасибо, Минни, – с улыбкой ответила я.
Вскоре она появилась вновь, неся на подносе чашку чая, тарелку с фруктами, круассан и вареное яйцо.
– Мне подождать маму?
Минни замялась:
– Дело в том… Просто…
– Минни, в чем дело?
– Вчера приезжал мистер Шварц, – нервно сказала она.
– Это его зовут Леон?
– Да, мадам. Он приехал уже после вас.
– А-а. И мама еще спит?
– Да.
– Минни, он еще здесь?
Она опустила взгляд и прикусила большой палец.
– Здесь, да.
Казалось, Минни испытала облегчение, поделившись с кем-то своим секретом.
– Когда он приходит, обычно она встает не раньше двенадцати, иногда даже в час.
Я кивнула, изо всех сил пытаясь не выдавать разочарования.
– Тогда я позавтракаю прямо здесь, – заявила я, потянувшись к подносу. – Спасибо.
– Мисс… Мисс Анна, – взволнованно пробормотала Минни, – вы же не скажете миссис Келлоуэй, что я… Что я вам рассказала?
Я потрепала ее по пухлой руке.
– Конечно, нет. Это будет нашим секретом.
* * *Час спустя я вышла на улицу. До отъезда в порт оставалось еще пять часов. Я остановила такси, толком не зная, куда податься.
– Вам куда, мисс? – спросил водитель.
– Не знаю. У меня всего несколько часов. Можете что-нибудь посоветовать?
Он улыбнулся, продемонстрировав блестящий золотой зуб.
– Забавно. Мне казалось, здесь все точно знают, куда им нужно.
Я пожала плечами, бросив взгляд на мамин дом. Окна спальни все еще занавешены.
– Я думала, что знаю, куда иду. Мне казалось, я все спланировала, но…
Водитель заволновался:
– Послушайте, мисс. Я не хотел вас обидеть.
– Вы и не обидели.
– Эй, – он достал из кармана пиджака брошюру, – вы любите искусство?
Я вспомнила о картине, оставленной в бунгало. Как же мне хотелось ее вернуть!
– Да. Люблю.
– Тогда отвезу вас в Мет.
– В Мет?
Он посмотрел на меня, как на ребенка.
– Метрополитен-музей.
– Да, – улыбнулась я, – отлично.
– Надеюсь, там вы найдете то, что искали, – подмигнул он.
– Я тоже, – ответила я, протягивая ему три хрустящие купюры.
Через несколько минут я стояла возле огромного каменного здания с массивными колоннами возле входа. Я поднялась по ступенькам, прошла через двойные двери и направилась прямо к информационной стойке.
– Простите, мадам. У вас случайно нет картин французских художников?
Сотрудница музея, судя по возрасту – примерно ровесница моей матери, кивнула, не отрываясь от книги:
– Конечно есть, мисс. На третьем этаже, в восточном крыле.
– Спасибо.
Я пошла к ближайшему лифту. Глупо предполагать, что здесь есть Гоген. Но мне хотелось узнать – похоже ли маленькое полотно в бунгало на другие картины художника. Правду ли сказала Тита об истинном хозяине бунгало? И о проклятии?
Я вышла из лифта на третьем этаже. Там не было никого, кроме маленького мальчика с красным шариком, который держал за руку маму, и охранника у стены.
Я рассматривала одну картину за другой, читая подписи: Моне, Сезанн, другие, незнакомые мне имена. Обойдя всю комнату, я в огорчении села на скамейку возле лифта.
– Простите, мисс. – Ко мне направлялся охранник. Он опустил на нос очки. – Могу вам чем-то помочь?
Я улыбнулась.
– Пустяки. Я по глупости решила, что найду здесь работы одного художника. Но ошиблась.
Он склонил голову вправо:
– Какого именно художника?
– Французский художник, большую часть работ он написал во Французской Полинезии. Попробую поискать во Франции.
– Как его зовут?
– Поль Гоген. – Я встала и нажала кнопку вызова лифта.
– Но у нас есть его работы.
– Да?
Раздался звонок, лифт открылся. Я посмотрела на охранника, который указывал на соседнюю дверь. На ручке висел золотой замок.
– Сейчас по техническим причинам крыло закрыто, но, учитывая ваш интерес, я могу его открыть – в порядке исключения.
Я просияла:
– Правда?
– У меня есть ключ. – Он похлопал себя по карману брюк, потом вставил медный ключ в замок и открыл передо мной дверь.
– Не торопитесь. Я буду здесь.
– Огромное вам спасибо.
Я проскользнула внутрь, и дверь с щелчком закрылась за моей спиной. Этот зал был гораздо меньше, но повсюду висели картины. Сначала я растерялась, не зная, с чего начать – с пейзажей справа или с портретов слева, – но вдруг мое внимание привлекла одна картина на дальней стене. Пейзаж казался каким-то знакомым. Я понимала, что это наивно – надеяться, что художник, живший в бунгало, мог нарисовать тот же пляж, но по мере того, как я приближалась к картине, надежда крепла.
