Дочь палача и дьявол из Бамберга - Пётч Оливер

Канцлер кивнул:

– И я так думаю, ваше высокопреподобие. – Он поднял бокал с вином. – Во благо города.

– Во благо города, – повторили остальные и тоже подняли бокалы.

Советники и ученые большими глотками пили вино, а Симон чувствовал, как что-то медленно стискивает ему горло.

Грязь доходила ей до щиколоток, но Барбара словно ступала по облакам. Они с Матео брели по тесному, грязному переулку, ведущему от овощного рынка к Длинной улице. В воздухе стоял запах хмеля и жареного мяса, из окон свешивалось свежевыстиранное белье, дети в подворотне играли с юлой.

Так как было воскресенье, после представления сэр Малькольм дал артистам выходной. Барбара и Матео уже около часа гуляли по Бамбергу, как молодожены. Время от времени юноша останавливался у одного из многочисленных лотков, подбрасывал в воздух несколько монеток и преподносил восхищенной Барбаре какое-нибудь угощение. При этом он был так галантен, словно выходец из какого-то знатного семейства.

Словно бы невзначай Барбара взяла Матео за руку, и тот помог ей обойти большую лужу. Сегодняшний день, несомненно, был лучшим в ее жизни. Она впервые шла рядом с юношей, которого действительно любила. Не с каким-нибудь неотесанным крестьянским сыном из Шонгау, для которого прокричать ей вслед скабрезный стишок считалось проявлением внимания. И не со слабоумным сыном живодера из соседнего Пайтинга, от которого несло, как из бочки с дубильным раствором, во рту осталось всего три зуба, и который всерьез надеялся на скорую свадьбу. Нет, этот юноша как будто явился из красивой сказки, какие Магдалена когда-то рассказывала ей на ночь. Матео был мускулистым и загорелым, как турецкий принц, с загадочным блеском в глазах и здоровыми белыми зубами, сверкавшими, когда он смеялся. Он был умен и не лишен чувства юмора. Вот и теперь юноша манерно поклонился, как придворный щеголь.

– Сударыня, позвольте сопроводить вас по этому сумрачному кварталу, – произнес он с подчеркнутым высокомерием и показал налево, где начинался широкий переулок.

– Сударыня… – Барбара усмехнулась. – Ты, видно, позабыл, из какой я семьи. Или мы еще в театре?

– Не вся ли наша жизнь – театр? – подмигнул в ответ Матео.

Их сегодняшнее совместное выступление увенчалось оглушительным успехом. Выступал, конечно, Матео, а Барбара лишь подбрасывала ему мячи или обручи. Но зрителям понравилась комедия, они смеялись и хотя бы на время забыли свои страхи. Лишь краем уха Барбара услышала, что ночью в Бамберг снова заявился оборотень, но была слишком взволнована, чтобы размышлять над этим. Под аплодисменты Матео вывел ее на сцену, и она поклонилась перед всеми зрителями. Ликование публики захлестнуло ее теплым, приятным дождем.

Теперь Барбара сама мечтала стать артисткой. Более того, она чувствовала, что у нее есть к этому задатки! Еще совсем ребенком Барбара любила переодеваться и выкидывать всевозможные фокусы. Может, вот она, долгожданная возможность избежать уготованной судьбы? Ездить бы на тряской повозке, веселя и доводя до слез людей… Разве артисты не столь же нечестивы, как живодеры или палачи? В общем-то, даже не придется изменять своему положению. Вот только как сообщить о своем намерении семье, Барбара еще не знала. Предчувствие подсказывало ей, что отец вряд ли придет в восторг от этих планов.

– Еще сушеную сливу?

Матео протянул Барбаре маленький сморщенный плод и тем самым вывел ее из задумчивости. Они как раз проходили мимо решетчатых ворот городской тюрьмы на Грошовой улице. Барбара невольно задумалась: ведь ее дядя иногда стегал здесь розгами приговоренных, прежде чем отвести на висельный холм или лобное место. Матео, похоже, заметил ее обеспокоенный взгляд.

– А твоему отцу не снятся в кошмарах те, кого он казнил? – спросил он с любопытством и сдвинул на затылок мятую шляпу. Хоть и с южным акцентом, юноша на удивление хорошо говорил по-немецки. – Ведь, как мне кажется, ему приходится иногда пытать или вешать людей, которых ему искренне жаль. Или нет?

Барбара, пожав плечами, положила в рот сливу и стала медленно пережевывать. Некоторое время они хранили молчание.

Наконец она проглотила сладкий фрукт и ответила:

– Он не разговаривает с нами о работе. Никогда. Никто, в общем-то, и не знает о его чувствах. Может, мама знала, но она, к сожалению, умерла. – Она приняла серьезный вид. – Мой брат, Георг, видимо, станет палачом в Шонгау после отца. И он, упрямец, тоже часто молчит. Это, наверное, передается по наследству, во всяком случае по мужской линии. Дядя Барт такой же. – Девушка вздохнула и вытерла рот. – Поговорим лучше о чем-нибудь приятном. Например, как ты стал артистом.

Барбара искоса взглянула на Матео. Они свернули на широкую мощеную улицу.

Юноша ухмыльнулся:

– Рассказывать особо и нечего. Я рос уличным мальчишкой на Сицилии. Отца не было, а мать пила и только рада была, что я сбежал. Я примкнул к группе артистов, и у меня, видимо, оказался талант. Во всяком случае, сэр Малькольм заметил меня на ярмарке в Сиене. С тех пор я скитаюсь с ним по свету. – Он рассмеялся. – До сих пор я в основном играл прелестных девиц. Но голос постепенно грубеет и стала появляться щетина. Вот, потрогай.

Он взял Барбару за руку и приложил себе к подбородку. У девушки побежали мурашки по коже.

– Де… действительно, – проговорила она, запинаясь. – Значит, скоро женские роли придется играть другому юноше?

Матео отмахнулся:

– С недавних пор женские роли разрешено исполнять и женщинам, хоть церковь этого не одобряет… Ну да ладно! Роли молодых любовников удаются мне куда лучше.

– Могу… себе представить.

Последние несколько минут пролетели для Барбары как под гипнозом. Когда она опомнилась, оказалось, что они стоят недалеко от Длинной улицы, возле заросшего сада, к которому в дальней его части примыкало большое строение. Стены обветшали и заросли ежевикой, сквозь щели между камнями угадывалось несколько одичалых яблонь, на ветках которых еще висело с десяток сморщенных яблок.

– Может, сорвем пару яблок? – Матео подмигнул Барбаре. – Можно даже немного отдохнуть в тенечке. Стражники, конечно, не любят, если кто-нибудь туда забирается, но нас и не заметят.

Барбара вспомнила встречу со стражниками, когда она заглядывала в заброшенный дом. Однако большие темные глаза Матео ее переубедили.

– От… отдохнуть? Ха-ха! – Девушка принужденно рассмеялась. – А почему бы и нет? Фух, мне что-то и вправду жарко… – В следующую секунду она вспомнила, что стоял конец октября и на плечах у нее тонкий плащ поверх кофты. – Э, в смысле, я немного устала после представления. Может… может, нам и вправду стоит перевести дух?

Матео уже вскарабкался по выступающим камням наверх и протягивал ей руку. Барбара перебралась через стену, и город словно бы остался далеко позади. Кругом царила тишина, только на ветках чирикало несколько воробьев, дул слабый ветерок. Матео по-прежнему держал ее за руку.

– Красивое место, – проговорила Барбара нерешительно и взглянула на большое сооружение, стоявшее в некотором отдалении. Еще одна стена отделяла заброшенный участок от ухоженного сада, принадлежащего, судя по всему, внушительному зданию. – Так спокойно, и прямо посреди города…

– Оно не всегда было таким красивым, – тихо ответил Матео. – Маркус Зальтер рассказывал мне, когда мы приезжали сюда в прошлый раз. Местные жители зовут этот сад проклятым. Еще сорок лет назад на этом самом месте стояло здание, где допрашивали и пытали предполагаемых ведьм и колдунов. Так называемый Ведьмин дом. Слышала когда-нибудь об этом?

Барбара молча помотала головой, и Матео стал рассказывать дальше:

– Все началось с того, что у сына бургомистра нашли и конфисковали книгу о Докторе Фаусте.

– Докторе Фаусте, которого Зальтер играл в пьесе? – уточнила Барбара.

– Да, его самого, – кивнул Матео. – Четырнадцатилетний парень принял работу за магическую книгу и принялся всех без разбору обвинять в колдовстве. Вскоре началась волна настоящих арестов, которая захлестнула и самого мальчишку. Подозреваемых, видимо, было так много, что городской тюрьмы оказалось недостаточно. Вот и решили выстроить это проклятое здание. – Он показал на заросший сад. – Застенки, камеры пыток, сараи, даже часовня для исповедания и зал суда. Все устроили так скрытно, что снаружи не было ничего заметно. Но горожане знали, что здесь происходит. Незадолго до прихода шведов последних арестованных отпустили, а строение спешно разобрали. Наверное, и потому, что стыдились собственных злодеяний.