Лилиан Браун - Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
– Как мы это снимем?
– Другим удавалось. Будем же отважны!
Бен повел журналиста в бельэтаж, а оттуда – в ложу.
– Держите оба фонаря, а я посмотрю, что удастся сделать ломом, – сказал Квиллер, перегнулся через перила и стал отдирать барельеф. Пол предательски затрещал.
– Макдуф, мужайся![12] – вскричал Бен.
– Посветите через перила, – попросил Квиллер. – В темноте неудобно работать.
И замер, подняв лом: в пыли на полу обнаружилось нечто интересное. Квиллер обернулся, чтобы взглянуть на Бена, и был ослеплен светом двух фонариков. Усы у журналиста дернулись, и он отступил назад. Затрещало дерево, раздался грохот, и снизу поднялся столб пыли. Два луча света как сумасшедшие танцевали на стенах и потолке.
– Черт возьми! – выдохнул Квиллер. – Перила обвалились!
Они исчезли, а прогнувшийся пол ложи тонул в темноте.
– С нами были святые! – проговорил Бен, охрипнув от потрясения или от пыли.
– Давайте фонарик, будем выбираться отсюда, – сказал журналист.
Они поехали обратно, забросив каминную решетку на заднее сиденье. Квиллер молчал, вспоминая, как едва избежал падения, и думая о том, что увидел в пыли.
– Сегодня наше представление не вполне удалось, – извинился Бен. На кончике его носа блестела снежинка. – Мы промерзли до костей. Но пойдемте в бар, и вы будете свидетелем спектакля, от которого сердце ваше согреется. Выпейте с нами бренди.
Здание, в котором разместился «Львиный хвост», в двадцатых годах было здешним банком – римский храм в миниатюре, оскверненный теперь светящейся вывеской и армией стаканов в окнах-арках. У стойки и за столами собрались завсегдатаи – мужчины в рабочей одежде и разношерстная публика Хламтауна.
Когда Бен вошел, его встретили приветственные крики, топот ног и хлопанье по столам. Он изящно поклонился и поднял руку, требуя тишины.
– Сегодня, – объявил он, – краткая сцена из «Короля Ричарда III», а потом ставлю всем присутствующим!
С удивительным достоинством он пробрался сквозь толпу – в шарфе, свисающем до пят, – и исчез. Секунду спустя Николас появился на маленьком балкончике.
– Итак, преобразило солнце Йорка в благое лето зиму наших смут… – начал он. Голос его звенел, пусть не полностью захватывая внимание слушателей, но заставляя их несколько притихнуть.
– …Нет, развлекая дам, он бойко пляшет… – доносилось с балкона.
Внизу раздался безудержный хохот.
Бен закончил, прожигая публику взглядом:
– …То надлежит мне сделаться злодеем, прокляв забавы наших праздных дней![13]
Раздались оглушительные аплодисменты, актер скромно поклонился, и бармен занялся наполнением стаканов.
Спустившись с балкона, Бен бросил на стойку горсть сложенных купюр – сложенных вдоль.
– Король Ричард или тетка Чарлея, какая разница? – обратился он к Квиллеру с мрачным выражением лица. – Дни истинных артистов ушли навсегда. Клоун в широких штанах – артист. И тореадор, и канатоходец, и патлатый гитарист. Скоро актерами станут каменщики и бейсболисты! Сэр, век вывихнул сустав…
Изнемогающие от жажды зрители вскоре вызвали Бена на бис.
– Простите нас, – сказал Бен Квиллеру, – мы должны подчиниться.
И снова двинулся к балкончику.
Журналист незаметно вышел из «Львиного хвоста», размышляя, где Бен достает деньги, чтобы платить за желанные аплодисменты, и знал ли Николас заранее, что ложа в «Гаррике» окажется ловушкой.
Квиллер отправился домой. Коты спали на своей подушке, а усы их в полуулыбке загнулись вверх. Журналист лег на кровать. В голове вертелись вопросы. Что у Бена за работа? Такой ли он сумасшедший, каким кажется? Связано ли его неожиданное богатство с домом Элсворта? Бен был там, Квиллер теперь знал это. В театральной пыли он увидел свидетельство тому – те самые перьевидные узоры, узоры, оставленные кисточками шарфа. А то, как встретили Бена в «Львином хвосте», показывало, что зрители привыкли к его щедрости.
Журналист вспомнил, как Кобб однажды сказал:
– Бен не подбирался к Бродвею ближе чем на пушечный выстрел! – И тут же, минуты две спустя, стал сам себе противоречить: – У Бена есть кое-что в загашнике. Он когда-то неплохо зарабатывал.
И тогда Айрис испуганно взглянула на мужа.
Похоже, у Бена есть тайная работа, которая дает ему деньги на то, чтобы покупать внимание и аплодисменты публики. Знал ли об этом Кобб?.. Возможные ответы были всего лишь догадками, невероятными и недоказуемыми, а вопросы только не давали заснуть.
Квиллер заставил себя думать о более приятном: о рождественском вечере в пресс-клубе. Он представил журналистов, ведущих светскую хронику, – и Джека Джонти, – смотрящих открыв рты, как он входит с Мэри. Писаки героически пытаются выглядеть спокойными, но в душе поражены магическим именем Даксбери. Квиллер понимал, что должен завершить этот вечер рождественским подарком для девушки, но что он может купить дочери миллионера?
В самый момент погружения в сон ответ на последний вопрос, как теплое одеяло, согрел сознание Квиллера. Это была потрясающая идея – настолько потрясающая, что журналист сел в кровати. Если «Прибой» поможет, это спасет Хламтаун.
Квиллер отметил про себя, что утром надо будет первым делом позвонить главному редактору, и заснул. Один ус его загнулся в полуулыбке.
Девятнадцать
Просыпаясь в среду утром, Квиллер смутно почувствовал под мышкой какой-то комок. Это Юм-Юм спряталась под одеялом – в самом безопасном месте, какое только смогла найти. Она убежала в укрытие, а мужественный Коко принялся исследовать причину шума, так ее встревожившего. Стоя задними лапами на кресле, передними он оперся о подоконник и наблюдал за ледяными горошинами, стучавшими по оконному стеклу.
– Град! – простонал Квиллер. – Только этого на праздник и недоставало!
Коко прекратил свои наблюдения и выгнал Юм-Юм из кровати.
Град заковал город в лед, но к одиннадцати часам природа устыдилась, и показалось солнце. Хламтаун засверкал, как драгоценный камень. Здания превратились в хрустальные дворцы. На водосточных трубах, указателях и светофорах поблескивало ледяное серебро, и даже мусорные баки радовали глаз. Это было единственное доброе дело природы за всю зиму.
К полудню на Цвингер-стрит стали появляться покупатели. На фонарях парили ангелы, певцы распевали рождественские песнопения, а Бен Николас, нацепив праздничную бороду и штаны Санта-Клауса, собрал зрителей перед своим магазином. Там был и Крошка Спунер, обвешанный аппаратурой. Даже «Утренняя зыбь» прислала фотографа.
Квиллер бродил в толпе и прислушивался к разговорам, пока не пришла пора вернуться в магазин Коббов и сыграть роль хозяина. Там он нашел Клатру.
– Он очень старый, – убеждала та покупательницу. – На нем сохранилась оригинальная молочная краска. Не упускайте этого случая. Могу дать гарантию, что миссис Кобб за ваши двадцать семь пятьдесят не заработает на нем ни цента. Да в другом месте вам пришлось бы отдать все шестьдесят пять!
Покупательница капитулировала, выписала чек и вышла из магазина в приподнятом настроении, неся детский стульчак – креслице без ножек и с круглой дырой, выпиленной в сиденье.
Клатра передала Квиллеру коробку с деньгами и объяснила, что обозначают ярлыки.
– Вы понимаете тайный код, дорогуша? – спросила она. – Читаете цифры задом наперед – получается начальная цена, а потом накидываете или сбавляете пару долларов – смотря какой покупатель. Осторожно с этим креслом: у него плохо держатся ножки. И не забывайте, вы имеете право задушить каждую третью покупательницу, которая начнет рассказывать вам о своей бабушке.
Входило и выходило множество людей, но покупали не так часто, в основном смотрели и спрашивали. Квиллер решил вести для миссис Кобб записи:
«Продал две голубые стеклянные штуки с витрины, $18.50».
«Женщина спрашивала шеффилдские подсвечники».
«Мужчина искал бляшки для лошадиной сбруи».
«Продал катушечницу, $30».
«Поцеловал покупательницу и продал жестяную коробку для ножей, $35…»
Эта покупательница кинулась к Квиллеру с радостным возгласом:
– Квилл! Что ты тут делаешь?
– Рози Райкер! Здравствуй! Выглядишь великолепно!
Вообще-то в одежде для походов за антиквариатом она выглядела старше своих лет и несколько смешно.
– Как живешь, Квилл? Я все говорю Арчи, чтобы он привел тебя на ужин. Можно я сяду? Брожу тут уже три часа.
– Только не сюда, Рози. Ножка расшаталась.
– Замолчали бы эти певцы хоть на пять минут! Ну так как ты, Квилл? И что ты тут все-таки делаешь?
– Сторожу магазин, пока миссис Кобб хоронит мужа.
– Тебе это идет. Хорошо, что ты не сбрил романтические усы! Общаешься с Мириам?
