Лилиан Браун - Кот, который проходил сквозь стены (сборник)
Клатра встретила гостей в пышном облаке бледно-зеленого шифона и страусовых перьев.
– Я не знала, что вы придете с другом, – хрипло рассмеялась она.
– Этим вечером Коко пришлось нелегко, и он не хотел оставаться один.
И Квиллер рассказал о жестоком эксперименте Расса с электронной музыкой.
– Опасайтесь молодых блондинов в белом! – изрекла Клатра. – Им есть что скрывать.
Она провела журналиста в уютную комнату: пестрые обои, пестрые шторы, пестрые мебельные чехлы – все в темно-бежевых, коричневых и золотистых тонах. В задрапированном тканью помещении было ужасающе тихо, точно в гробу. Негромко играла музыка – что-то страстное, скрипичное. Повсюду витал аромат духов Клатры.
Квиллер посмотрел на запятые, составляющие основу оформления комнаты, и попытался их сосчитать. Десять тысяч? Сто тысяч? Полмиллиона?
– Выпьете что-нибудь? – В зеленых глазах появился заговорщический блеск.
– Только содовую. Спиртного я не пью.
– Милый, для любимого журналиста я могу сделать что-нибудь получше, – томно протянула она.
Напиток оказался розовым, искрящимся и сильно пахнущим.
Квиллер понюхал его и нахмурился.
– Домашний сироп из черемухи, – объяснила Клатра. – Мужчинам нравится, потому что он горьковат.
Он осторожно отхлебнул. Неплохо. Даже приятно.
– Вы сами его приготовили?
– Господи, нет! Одна из моих чудаковатых клиенток. Она изучает лекарственные травы. В составе напитка можжевельник, любисток, медвежье ухо и еще невесть что. От медвежьего уха растут волосы на груди, дорогуша, – добавила она, игриво подмигивая.
Квиллер сидел в жестком кресле, Коко свернулся у него на коленях.
– Вы выбрали единственное неудобное сиденье во всей комнате! – возмутилась Клатра.
Сама она соблазнительно устроилась на пестром диванчике, окружив себя пестрыми подушками и тщательно замаскировав гипс на ноге складками шифонового платья. Ее плечи тонули под пышными страусовыми перьями, спускавшимися до самых бедер.
Клатра похлопала по подушкам:
– Садитесь-ка сюда, устраивайтесь поудобнее.
– С больным коленом мне будет лучше в кресле, – ответил Квиллер, и это было более или менее верно.
Клатра ласково его пожурила:
– Вы нас обманывали. На самом деле вы не журналист. Но мы все равно вас любим.
– Не верьте слухам, которые распускает ваша сестренка, – сказал журналист. – Я всего лишь репортер из «Прибоя», который мало получает и много работает, а неожиданными смертями интересуется исключительно в частном порядке. У Ив необузданная фантазия.
– Что поделаешь, возраст.
– Кстати, вы знали, что Энди писал роман о Хламтауне?
– Когда Энди приходил сюда, – с наслаждением вспомнила она, – мы очень мало говорили о литературе.
– Вы хорошо знаете Холлиса Прантца?
Клатра закатила глаза:
– Упаси меня бог от мужчин в серых джемперах!
Квиллер залпом выпил холодный напиток: в квартире было жарко. Коко грел ноги, словно меховое одеяло. Но в середине разговора кот наконец расслабился и, к большому облегчению хозяина, спрыгнул на пол. И тут же растворился в бежево-коричневом пестром узоре. Квиллер вытер лоб. Становилось все жарче и жарче. Градусов, наверное, под тридцать; от запятых-головастиков рябило в глазах. Он смотрел на бежевый ковер и видел запятые; он поднимал глаза на белый потолок и видел головастиков. Журналист закрыл глаза.
– С вами все в порядке, милый?
– Все нормально. Просто устали глаза. Тут очень душно.
– Может, приляжете? Выглядите вы неважно. Идите сюда, на диванчик.
Квиллер уставился на соблазнительную картинку – мягкое ложе, подушки – и уловил движение за пышной рыжей шевелюрой. Коко тихо и незаметно поднялся на спинку дивана.
– Снимайте пиджак, ложитесь и устраивайтесь поудобнее, – настаивала хозяйка. – С сестричкой Клатрой не надо думать о хорошем тоне.
Она одобрительно посмотрела на его усы и плечи, и ее ресницы затрепетали.
Квиллер пожалел, что пришел. Он любил более утонченных женщин.
И терпеть не мог пестрых узоров. В последнее время его стали беспокоить глаза (наверное, уже нужны очки), и от вездесущих головастиков у него кружилась голова. Или от напитка? Он задумался об ингредиентах. Можжевельник, медвежье ухо, любисток… Что это за любисток?!
Тут Клатра чихнула.
– О! Извините!
Квиллер воспользовался этим, чтобы сменить тему.
– Завтра хоронят старину Си-Си, – сказал он, пытаясь казаться оживленным, хотя ему очень хотелось закрыть глаза.
– Он был настоящим мужчиной, – прищурилась Клатра. – Таких уже мало осталось, поверьте мне! – Она снова чихнула. – Извините! Не знаю, что со мной такое.
Квиллер заметил, что Коко зарылся носом в страусовые перья.
– Айрис очень переживает, – вздохнул он.
Клатра достала из какого-то потайного кармашка шифоновый платочек и дотронулась до глаз, покрасневших и слезящихся.
– У Айрис прибидения больше де будут перекладыбать очки, – сказала она. – Си-Си вставал да рассбете и так над ней подшучибал.
– Трогательная семейная игра! – сказал Квиллер. – Послушайте, а у вас случайно нет аллергии на котов?
На этом визит закончился. Квиллер с чувством огромного облегчения окунулся в прохладный воздух и наконец-то избавился от запятых в глазах.
Клатра крикнула ему вслед:
– Нанесите бне бизит без своего беликолепного друга!
Журналист отнес Коко домой и переоделся для следующей встречи. Открыл словарь. «Любисток – домашнее лекарство». От какой болезни, статья умалчивала. Квиллер открыл банку креветок и угостил Коко, а потом некоторое время размышлял о голосе Клатры. Такой когда-то называли испитым.
В назначенный час он нашел Бена сидящим напротив дома в сером микроавтобусе – удивительно ржавом, с проволочной вешалкой вместо антенны и боковой фарой, болтавшейся на одном болте и грустно глядевшей в кювет. Водитель облачился в клетчатую куртку, шлем первых авиаторов и длинный полосатый шарф.
Мотор несколько раз кашлянул, машина затряслась и выкатилась на дорогу, засасывая куски мокрого снега в дыру под приборной доской. К счастью, до театра «Гаррик» ехать было недалеко. Он гордо высился среди других заброшенных зданий, похожий на сохранившуюся часть Венеции XV столетия.
– Увы, бедный «Гаррик»! Мы хорошо его знали, – мрачно произнес Бен. – Когда-то здесь играли актеры со славными и знаменитыми именами. Потом пошли водевили. Потом немое кино. Потом звуковое. Потом две картины за сеанс. Потом итальянские ленты. Потом фильмы ужасов. Потом ничего. А теперь – только Бенджамин Николас играет перед зрительным залом, полным привидений, и ему аплодируют голуби.
Квиллер тащил лом. У обоих были фонарики. Под руководством актера журналист отодрал доски, которыми были забиты двери служебного входа. Гвозди поддавались легко, словно не в первый раз, и двое мужчин вошли в темное, тихое, пустое здание.
Бен провел Квиллера по узкому коридору – мимо комнатки швейцара, мимо скелета железной лестницы – на сцену. От зала осталась только пустая оболочка, увешанная мертвыми проводами, покрытая пылью и полуразрушенная в местах, где со стен и двух ярусов лож ободрали украшения. Квиллер направил свет фонарика вверх. От величия «Гаррика» остались только фрески на потолке – летящие фигуры Ромео и Джульетты, Антония и Клеопатры. Нести отсюда больше нечего, почему же Бен привел его сюда? Вскоре Квиллер понял. Старый актер вышел на середину сцены, и жуткое представление началось:
– Друзья, сограждане… – страстно начал Бен.
– Друзья, сограждане… – донесся далекий вибрирующий голос.
– Внемлите мне![11] – рявкнул Бен.
– Сограждане… Друзья… Внемлите… Сограждане… Мне… Внемлите… – эхом вторили призраки былых времен.
– Увы! – произнес Бен после монолога и после того, как Квиллер похлопал ему, не снимая перчаток, и пару раз крикнул «браво». – Увы, мы родились слишком поздно… Однако давайте же работать! Чего наша душа желает? Резного дерева? Мраморной крошки? Выбор невелик: разбойники разорили это место. Но вот! – Он пихнул ногой каминную решетку. – Пожалуйста, бронзовая безделица!
Журналист ловко вытащил из кучи мусора почерневшее хитросплетение металла. Поднялась пыль.
Охотники за сокровищами закашлялись. Над головой захлопали крылья, и Квиллер подумал о летучих мышах.
– Давайте выбираться отсюда, – сказал он.
– О нет, останьтесь! Сделаем еще одну попытку! – Бен осветил фонариком ложи. Все они были начисто обчищены, кроме первой слева – ее все еще украшал каменный крест, поддерживаемый херувимами при трубах и цветочных гирляндах. – Этот архитектурный изыск принесет неплохой доход!
– Сколько?
– Сто долларов от любого антиквара. Двести от знающего покупателя. Триста – от какого-нибудь дурака.
