Партнер - Гришэм Джон
Шериф высказал предположение, что «шевроле» сначала несколько раз перевернулся, а потом сила инерции сбросила его с дороги, отчего находившееся за рулем тело сместилось. Спортивная туфля могла слететь с ноги. Определенная логика в его рассуждениях, безусловно, была.
Остов «шевроле» был погружен на платформу и увезен.
Во второй половине дня найденные останки кремировали.
Заупокойную службу отслужили на следующий день, за ней последовали похороны. Те самые, за которыми Патрик наблюдал в бинокль.
Каттер и Гримшоу смотрели на лежавшую в центре стола спортивную туфлю. Рядом были разложены заявления свидетелей: Труди, миссис Верхолл, коронера, служителя кладбища и даже Гримшоу с шерифом. Каждый сообщал именно то, что должен был сообщить. Через несколько месяцев после загадочного исчезновения денег объявился еще один неожиданный свидетель: молодая женщина, жившая неподалеку от заправки миссис Верхолл, под присягой показала, что видела красный «шевроле» 1991 года выпуска, припаркованный у дороги рядом с тем местом, где полыхало пламя. Видела дважды. Сначала в субботу вечером, а затем двадцать четыре часа спустя, то есть непосредственно перед тем, как вспыхнул огонь.
Показания были записаны Гримшоу у нее дома, в глубинке округа Гаррисон, по истечении семи недель после похорон Патрика Лэнигана.
К тому времени его смерть уже вызывала серьезные сомнения. Пропали деньги.
Глава 16
Врач оказался молодым пакистанцем. Звали его Хайани, он был чутким и отзывчивым человеком. По-английски Хайани говорил с заметным акцентом и, казалось, был абсолютно доволен тем, что ему приходилось сидеть и болтать со своим пациентом столько, сколько тот желал. Ожоги постепенно заживали.
Но душевный покой к Патрику так и не приходил.
— Пытка представляла собой нечто такое, — сказал он как-то после часовой беседы, — чего я никогда не смогу точно описать.
Разговор на эту тему завел Хайани. Хотя в бумагах говорилось об этом достаточно — ведь Патрик как-никак предъявил ФБР судебный иск, — с чисто медицинской точки зрения врачу представилась редкая возможность наблюдать и оказывать помощь человеку, прошедшему через чудовищные муки.
Хайани сосредоточенно кивнул. «Продолжайте, продолжайте», — говорили его глаза.
Сегодня Патрик был явно расположен поговорить.
— Спать невозможно. Максимум час, а потом я начинаю слышать голоса, ощущать запах горелого мяса и просыпаюсь в холодном поту. Ничего не меняется. Сейчас я здесь, дома, в безопасности, как мне кажется, и все же они по-прежнему идут по моим следам. Я не могу спать. Я не хочу спать, док.
— Могу дать вам снотворного.
— Нет. Не сейчас, во всяком случае. Во мне и так полно всякой химии.
— С кровью у вас все в норме. Есть немного дряни, но в незначительных количествах.
— Больше никаких наркотиков, док. Пока.
— Вам необходим сон, Патрик.
— Я знаю. Но мне не хочется спать. Во сне опять начинаются пытки.
Хайани записал что-то в блокноте. Последовало долгое молчание. Хайани с трудом верилось в то, что этот, судя по всему, неплохой человек смог кого-то убить, да еще таким жутким способом.
Палата освещалась лишь пробивавшимся сквозь щель между шторами узким лучом солнца.
— Могу я быть с вами откровенным, док? — негромко спросил Патрик.
— Конечно.
— Мне необходимо остаться здесь как можно дольше. Здесь, в этой палате. Через несколько дней феды заведут речь о том, что пора переезжать в тюрьму округа Гаррисон. Там меня поместят в камеру с какими-нибудь местными подонками. Я там не выживу.
— Но зачем им это?
— Они давят на меня, док. И будут увеличивать давление до тех пор, пока не получат то, что хотят получить. Меня посадят в камеру с насильниками и наркоманами, дав при этом понять, что чем быстрее я заговорю, тем лучше, поскольку это единственный способ улучшить мое положение. Тюрьма Парчмэн — это что-то ужасное. Вам не приходилось бывать там, док?
— Нет.
— А я бывал. У клиента. Это ад на земле. А окружная тюрьма немногим лучше. Но в ваших силах оставить меня здесь, док. Вам стоит лишь сказать судье, что я нуждаюсь в вашем наблюдении, и меня не тронут. Прошу вас, док.
— Конечно, Патрик. — Хайани вновь черкнул что-то в блокноте.
Очередная пауза. Патрик прикрыл глаза и натужно, прерывисто задышал: мысль о тюрьме взволновала его.
— Я собирался предложить психиатрическое обследование, — сказал Хайани, и Патрик прикусил губу, чтобы сдержать улыбку.
— Зачем? — спросил он с наигранной тревогой.
— Мне просто интересно. А вы против?
— Нет, наверное. Когда?
— Скажем, через пару дней.
— Не уверен, что буду готов через такое короткое время.
— Спешить некуда.
— Это звучит обнадеживающе. Спешить нам действительно некуда, док.
— Я понял. В таком случае на следующей неделе.
— Или через неделю.
Мать парня звали Нелдин Кроуч. Жила она в домике на колесах в окрестностях Геттисберга, хотя в то время, когда пропал ее сын, она вместе с ним обреталась в таком же жилище рядом с Льюсдейлом, небольшим городком неподалеку от Лифа. По ее словам, сын исчез в воскресенье, девятого февраля девяносто второго года, — в тот самый день, когда на автостраде номер пятнадцать погиб Патрик Лэниган.
Однако, если верить записям шерифа Суини, Нелдин Прюитт (ее фамилия по мужу в то время) впервые пришла в его офис тринадцатого февраля — сообщить об исчезновении сына. С этим заявлением она обошла всех местных шерифов, обращалась в ФБР и даже ЦРУ. Выглядела она очень расстроенной и временами впадала в истерику.
Сына звали Пеппер Скарборо. Скарборо была фамилия ее первого мужа, предполагаемого отца Пеппера, хотя она никогда не была уверена в том, кто на самом деле отец ее ребенка. Никто не мог припомнить, откуда взялось имя Пеппер. В роддоме мать назвала мальчика Лавилль, но сын очень скоро возненавидел свое имя. Подростком он уверял окружающих в том, что его зовут Пеппер. Как угодно, только не Лавилль.
На момент исчезновения Пепперу Скарборо было семнадцать. После трех попыток окончить среднюю школу он махнул на нее рукой и отправился работать заправщиком автомобилей в Льюсдейл. Сильно заикавшийся парень очень скоро научился ценить прелести независимой жизни, проводил почти все время в лесах, как правило, в одиночестве.
Друзей у Пеппера было немного, и мать постоянно упрекала его в этом. Помимо Пеппера, она имела еще двоих малышей и множество мужчин. Жила Нелдин вместе с семейством в грязном и тесном трейлере без кондиционера.
Пеппер предпочитал ночевать в лесу, в палатке. Накопив денег, он купил себе ружье и охотничье снаряжение. Жил в основном в национальном парке Де-Сото — в двадцати минутах ходьбы и целой вечности от своей матери.
Свидетельств того, что Пеппер и Патрик Лэниган когда-либо встречались, не существовало. По чистой случайности охотничья хижина Патрика располагалась в том же районе, где любил промышлять и Пеппер. Оба были белыми мужчинами схожего телосложения, хотя Патрик казался намного плотнее. Куда более интересным представлялся тот факт, что ружье Пеппера, его палатка и спальный мешок в конце февраля девяносто второго года были найдены в хижине Патрика.
Оба исчезли приблизительно в одно время и примерно в одном месте. Через несколько месяцев Суини и Каттер установили, что в начале февраля в штате Миссисипи других пропавших без вести не было. Были сообщения об исчезновении в феврале нескольких подростков, однако к началу весны все они благополучно вернулись домой.
Сидя за компьютером в вашингтонской штаб-квартире ФБР, Каттер выяснил, что ближайшим по времени к моменту предполагаемой гибели Патрика пропавшим без вести был водитель грузовика из Дотэма, штат Алабама. В воскресенье, восьмого февраля, он словно испарился, оставив несчастную жену и кучу неоплаченных счетов. Каттер занимался этим вопросом целых три месяца и в результате пришел к убеждению, что связи между водителем грузовика и Патриком Лэниганом нет.
