Агата Кристи - Убийство в проходном дворе: четыре дела Эркюля Пуаро (сборник)
Годфри Бэрроуз пришел, выражая приятную жажду быть полезным. Его улыбку слегка приглушала мрачность, и он лишь чуть шире, чем надо, улыбался. Улыбка казалась больше автоматической, чем искренней.
– Итак, мистер Бэрроуз, мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Конечно, майор Риддл. Все, что угодно.
– В первую очередь, чтобы сразу расставить точки над «i», у вас нет никаких мыслей по поводу самоубийства сэра Жерваса?
– Никаких. Для меня это было полным потрясением.
– Вы слышали выстрел?
– Нет. Насколько я понимаю, я, наверное, в это время был в библиотеке. Я спустился вниз довольно рано и пошел в библиотеку, посмотреть одну нужную мне ссылку. Библиотека находится в противоположном относительно кабинета крыле дома, так что я ничего и не должен был услышать.
– С вами в библиотеке кто-нибудь был? – спросил Пуаро.
– Ни души.
– Вы не предполагаете, где в это время могли находиться остальные домочадцы?
– По большей части, думается мне, одевались наверху.
– Когда вы пришли в гостиную?
– Прямо перед приездом месье Пуаро. Все были уже там – за исключением сэра Жерваса, конечно же.
– Вам не показалось странным, что его там нет?
– Вообще-то да. Обычно он всегда приходит в гостиную еще до первого удара гонга.
– Вы не замечали в последнее время ничего необычного в поведении сэра Жерваса? Не был ли он озабочен? Встревожен? Подавлен?
Годфри Бэрроуз задумался.
– Нет, мне так не показалось. Немного… озабочен, что ли.
– Но вам не показалось, что его заботит какой-то определенный вопрос?
– О нет.
– Никаких финансовых проблем?
– Его довольно заметно беспокоили дела одной компании, а конкретно – «Парагон синтетик раббер сабститьют».
– И что он об этом говорил?
И опять Годфри сверкнул заученной улыбкой, и снова она показалась несколько неестественной.
– Что же… вообще-то вот что он говорил: «Старик Бери либо дурак, либо мошенник. Полагаю, дурак. Но я должен быть с ним поосторожнее ради Ванды».
– А почему он так сказал – «ради Ванды»? – спросил Пуаро.
– Ну, понимаете, леди Шевенэ-Гор очень привязана к полковнику Бери, а тот просто обожает ее. Ходит за ней, как собачка.
– Сэр Жервас не ревновал ее?
– Ревновал? – Бэрроуз уставился на него, затем рассмеялся. – Чтобы сэр Жервас ревновал? Да он вообще не знал, что это такое. Ему и в голову не приходило, что кто-то может предпочесть ему другого. Такого просто быть не могло, вы же понимаете.
– Как мне кажется, вы недолюбливали сэра Жерваса? – мягко спросил Пуаро.
Бэрроуз вспыхнул.
– Да, это так. По крайней мере, ну, все это в наше время кажется довольно нелепым.
– Что именно? – спросил Пуаро.
– Ну, если хотите, все эти феодальные пережитки. Преклонение перед предками и личная надменность. Сэр Жервас очень во многих аспектах был весьма способным человеком, вел интересную жизнь, но он был бы куда более интересен, если бы не был так зациклен на себе и своем эгоизме.
– Его дочь согласна с вами в этом?
Бэрроуз снова залился краской – на сей раз он просто побагровел.
– Мне кажется, что мисс Шевенэ-Гор очень современная девушка! – ответил он. – Естественно, я с ней не обсуждал ее отца.
– Но современные молодые люди как раз очень даже обсуждают своих отцов! – сказал Пуаро. – Это как раз в современном духе – критиковать родителей!
Бэрроуз пожал плечами.
– А больше ничего не было? – спросил майор Риддл. – Никаких финансовых проблем? Сэр Жервас никогда не говорил, что его преследуют?
– Преследуют? – изумленно спросил Бэрроуз. – О нет!
– А вы сами были с ним в хороших отношениях?
– Я – конечно. Почему нет?
– Здесь вопросы задаю я, мистер Бэрроуз.
Молодой человек надулся.
– Мы были в прекрасных отношениях.
– Вы знали, что сэр Жервас написал письмо месье Пуаро с просьбой приехать сюда?
– Нет.
– Сэр Жервас обычно сам писал письма?
– Нет, почти всегда диктовал их мне.
– Но не в этом случае?
– Нет.
– Как вы думаете, почему?
– Не представляю.
– Вы не можете предположить, почему именно это конкретное письмо он написал сам?
– Нет, не могу.
– Ага! – сказал майор Риддл и тут же добавил: – Довольно любопытно. Когда вы в последний раз видели сэра Жерваса?
– Прямо перед тем, как пошел переодеваться к ужину. Я принес ему несколько писем на подпись.
– И как он себя вел?
– Как обычно. Вообще-то мне показалось, что он почему-то доволен собой по какому-то поводу.
Пуаро шевельнулся в кресле.
– А? – сказал он. – Значит, такое у вас создалось впечатление? Он был чем-то доволен… И все же спустя совсем немного времени он стреляет себе в голову. Как странно!
Годфри Бэрроуз пожал плечами:
– Я говорю о моем личном впечатлении.
– Да-да, и это очень ценно. В конце концов, вы, вероятно, один из последних, кто видел сэра Жерваса живым.
– Последним его видел Снелл.
– Видел, да, но не разговаривал.
Бэрроуз не ответил.
– Когда вы ушли одеваться к ужину? – спросил майор Риддл.
– Где-то в пять минут восьмого.
– Что делал сэр Жервас?
– Я оставил его в кабинете.
– Как долго он обычно переодевается?
– Обычно он тратил три четверти часа.
– Значит, если ужин начинался в четверть девятого, он, вероятно, должен был подняться к себе не позже половины восьмого?
– Скорее всего.
– А вы сами ушли переодеваться рано?
– Да, я подумал, что переоденусь, а потом пойду в библиотеку, посмотрю нужные мне ссылки.
Пуаро задумчиво кивнул.
– Думаю, пока достаточно, – сказал майор Риддл. – Вы не пришлете сюда мисс как-бишь-ее-там?
Маленькая мисс Лингард впорхнула в комнату почти сразу же. На ней было несколько цепочек, которые тихонько звякнули, когда она уселась и вопросительно посмотрела на обоих мужчин.
– Все это очень… печально, мисс Лингард, – начал майор Риддл.
– Да, действительно, очень печально, – чинно ответила женщина.
– Когда вы приехали в этот дом?
– Около двух месяцев назад. Сэр Жервас написал одному своему другу в Британском музее – полковнику Фотерингею, – и тот порекомендовал меня. Я проделала большую историческую исследовательскую работу.
– Вам не было трудно работать с сэром Жервасом?
– Вообще-то нет. Конечно, приходилось порой немного приспосабливаться к нему. Но с мужчинами всегда так приходится.
С неприятным ощущением, что, возможно, мисс Лингард в настоящий момент приспосабливается к нему, майор Риддл продолжил:
– Ваша работа здесь состояла в помощи сэру Жервасу в написании книги?
– Да.
– И в чем она заключалась?
На какое-то мгновение мисс Лингард показалась совсем человеком. Она подмигнула:
– Ну, понимаете ли, на самом деле она заключалась в написании книги! Я находила всю информацию и делала заметки, систематизировала материал. А позже я пересматривала все, что писал сэр Жервас.
– Вам приходилось проявлять изрядный такт, мадемуазель, – сказал Пуаро.
– Такт и твердость. Приходилось проявлять и то и другое – сказала мисс Лингард.
– А сэр Жервас не возмущался вашей… ммм… твердостью?
– Вовсе нет. Конечно, я напрямую ему сказала, что его не должны беспокоить мелкие подробности.
– О да, я понимаю.
– На самом деле все было очень просто, – сказала мисс Лингард. – Сэром Жервасом было очень легко управлять, если взяться как нужно.
– Отлично, мисс Лингард. Может, вы сможете пролить свет на эту трагедию?
Женщина покачала головой:
– Боюсь, что не смогу. Понимаете, это естественно, что он не во всем доверял мне. Я же была практически чужим человеком. В любом случае я думаю, что он был слишком горд, чтобы разговаривать с кем-нибудь о семейных проблемах.
– Но вы считаете, что именно семейные проблемы заставили его покончить с собой?
Мисс Лингард удивилась.
– Ну, конечно же! А разве есть другие предположения?
– Вы уверены, что его волновали именно семейные проблемы?
– Я знаю, что он был очень встревожен.
– О, так вы это знали?
– Ну конечно.
– Скажите, мадемуазель, он обсуждал эту тему с вами?
– Не напрямую.
– И что он говорил?
– Дайте подумать… Я заметила, что он не воспринимает того, что я ему говорю…
– Минутку. Пардон… Когда это было?
– Сегодня днем. Мы обычно работали с трех до пяти.
– Пожалуйста, продолжайте.
– Как я уже сказала, сэру Жервасу было трудно сосредоточиться… в общем-то, он сам об этом сказал, добавив, что у него на уме несколько серьезных проблем. И он сказал… дайте подумать… что-то вроде этого, конечно, точных слов я не помню: «Это ужасно, мисс Лингард, когда на самую гордую семью в стране обрушивается бесчестье».
