Алан Брэдли - О, я от призраков больна
Я упала в кресло рядом со спальней и коротала время, грызя ногти. После того что показалось мне чередой вечностей, но, вероятно, было несколькими минутами, я услышала, как Ниалла три раза резко вскрикнула, а затем раздалось что-то вроде испуганного всхлипывания.
Что они там делают? Почему мне нельзя посмотреть?
Даффи однажды мне рассказывала, как рождается ребенок, но ее рассказ оказался настолько нелепым, что поверить ему было невозможно. Я взяла на заметку спросить Доггера, но почему-то так и не сделала этого. Сейчас мог быть мой золотой шанс.
Время тянулось, я рисовала на полу концентрические круги носками туфель, когда дверь открылась и Доггер поманил меня пальцем.
– Только на секунду, – сказал он. – Мисс Ниалла устала.
Я осторожно ступила в комнату, глядя по сторонам, как будто оттуда должно было что-то выпрыгнуть и укусить меня, и увидела Ниаллу: она лежала в кровати, опираясь на подушки, и держала в руках что-то, сначала показавшееся мне большой водяной крысой.
Я приблизилась, и на моих глазах оно открыло рот и пискнуло, как резиновая игрушка.
Трудно описать, что я почувствовала в тот момент. Полагаю, смесь глубокого счастья и сокрушительной печали. Я поняла, откуда счастье; откуда печаль – нет.
Она как-то была связана с тем, что неожиданно я перестала быть последним ребенком, плакавшим в Букшоу, и я ощутила, будто у меня похитили какое-то тайное сокровище.
– Как это было? – спросила я, не зная, что еще сказать.
– О, дитя, – ответила он. – Ты понятия не имеешь.
Как странно. Разве не эти же слова произнесла Бан Китс, когда я высказала соболезнования по поводу смерти Филлис Уиверн.
– Красивый ребенок, – неискренне сказала я. – Похож на тебя.
Ниалла взглянула на сверток в своих руках и заплакала.
– О-о-о! – сказала она.
Потом на моем плече оказалась рука Доггера, и меня ласково, но твердо вывели из спальни.
Я медленно подошла к креслу в коридоре и села. Мысли били через край.
Там, за закрытой дверью, была Ниалла с новорожденным. А там, прямо по коридору, тоже за закрытой дверью, была недавно умершая – относительно говоря – Филлис Уиверн.
Есть ли в этом какой-то смысл или это просто дурацкие факты? Живые рождаются от мертвых или это бабушкины сказки?
Даффи рассказывала мне об индийской девочке, которая утверждала, что она – реинкарнация старой женщины, жившей в соседней деревне, но правда ли это? Доктор Ганди определенно так считал.
Есть ли хотя бы отдаленная вероятность, что мокрое создание в руках Ниаллы вмещает душу Филлис Уиверн?
При мысли об этом я вздрогнула.
Тем не менее должна признать, что из этих двоих мертвая Филлис Уиверн интереснее.
Если уж совсем честно, намного интереснее.
Было время, вскоре после последнего визита Ниаллы в Букшоу, когда я начала беспокоиться о своей очарованности мертвыми.
После некоторого количества бессонных ночей и путаницы снов, включающих усыпальницы и ходячие трупы, я решила обсудить это с Доггером, который выслушал меня молча, как всегда, и только время от времени кивал, полируя отцовские сапоги.
– Это неправильно, – договорила я, – находить удовольствие в мертвецах?
Доггер окунул краешек салфетки в баночку с ваксой.
– Помнится, человек по имени Аристотель однажды сказал, что мы находим радость в созерцании вещей, подобных мертвым телам, которые сами по себе причинили бы нам боль, потому что в них мы переживаем удовольствие познания, которое боль перевешивает.
– Правда он так сказал? – переспросила я, обвивая себя руками.
Этот Аристотель, кто бы он ни был, мне по сердцу, и я взяла на заметку почитать его при случае.
– Насколько я помню, – ответил Доггер, и его лицо омрачила тень.
Я размышляла об этом, когда дальше по коридору открылась дверь Голубой комнаты и монументальный детектив-сержант Грейвс начал вытаскивать свое громоздкое фотооборудование из спальни покойной Филлис Уиверн.
Похоже, он так же удивился при виде меня, как и я.
– Взяли пальчики и всякое такое? – любезно поинтересовалась я. – Фотографии места преступления?
Несколько секунд сержант рассматривал меня, потом по его обычно каменному лицу расплылась улыбка.
– Ну-ну, – произнес он. – Это же мисс де Люс. По горячим следам, да?
– Вы ведь меня знаете, сержант, – сказала я с, надеюсь, загадочной улыбкой.
Я профланировала в его сторону, надеясь хотя бы через его плечо бросить взгляд на тело мисс Уиверн.
Он быстренько захлопнул дверь, повернул ключ и положил его в карман.
– У-ху-ху, – сказал он, перебивая меня на середине мысли. – И даже не думайте о ключах миссис Мюллет, мисс. Я знаю так же хорошо, как и вы, что в старых домах вроде этого полно запасных ключей. Если вы хотя бы отпечаток пальца оставите на этой двери, я привлеку вас к ответственности.
С учетом того что эта угроза исходила от специалиста по отпечаткам пальцев, она была серьезна.
– С какими параметрами вы фотографируете? – спросила я, пытаясь отвлечь его. – Выдержка – одна сто двадцать пятая и диафрагма одиннадцать?
Сержант почесал голову – почти с удовольствием, полагаю.
– Это нехорошо, мисс, – сказал он. – Меня уже предупреждали насчет вас.
И с этими словами он ушел.
Предупреждали насчет меня? Что, черт возьми, он имеет в виду?
В голову приходило только одно: инспектор Хьюитт, предатель, по пути в Букшоу прочитал лекцию своим людям. Отдельно предупредил их насчет моей изобретательности, которая, должно быть, в прошлом раздражала их, как царапанье ногтя по доске.
Он что, думает, что может перехитрить меня?
Ну, погоди, мой дорогой инспектор Хьюитт, подумала я. Ну, погоди.
Болтая с сержантом Вулмером, я поняла, что в прилегающей комнате идет тихий разговор – судя по звукам, между двумя женщинами.
Я уверенно постучала в дверь и подождала.
Голоса умолкли, и через секунду дверь открылась с легким скрипом.
– Простите, что потревожила вас, – сказала я появившемуся единственному слегка покрасневшему глазу, – но мистер Лампман хочет вас видеть.
Дверь открылась внутрь, и я увидела лицо женщины целиком. Она играла в фильме эпизодическую роль молящейся.
– Хочет меня видеть? – переспросила она на удивление грубым голосом. – Хочет видеть меня или нас обеих? Мистер Лампман хочет нас видеть, Фло! – крикнула она вглубь комнаты, не ожидая ответа.
Фло утерла рот и поставила тарелку, из которой ела.
– Вас обеих, – сказала я, пытаясь добавить в голос зловещую нотку. – Кажется, он снаружи в одном из грузовиков. – И добавила: – Вам лучше одеться потеплее.
Я терпеливо ждала, прислонившись к дверной раме, пока они не поспешили к лестнице, на ходу надевая тяжелые зимние пальто.
Пожалуй, мне было их жаль. Бог знает, какие фантазии роились в их головах. Вероятнее всего, каждая из них молилась, чтобы ее выбрали на главную роль вместо Филлис Уиверн.
Мне лучше приняться за дело. Они скоро вернутся и будут злы из-за моего обмана.
Я вошла в их комнату и повернула ключ, который, как большинство ключей в Букшоу, оставался в замке изнутри комнаты.
В противоположном конце комнаты, на внутренней стене между окном и комодом с зеркалом, висел гобелен – пережиток тех дней, когда гостевые спальни украшались, как турецкие гаремы. На нем изображались охота со слонами и тигр, невидимый среди деревьев джунглей, но готовящийся прыгнуть.
Я отдернула гобелен в сторону, чихнув от облачка серой пыли, вылетевшего из него, и передо мной открылась маленькая, обшитая деревянными панелями дверь. Я вставила ключ и, к моему глубокому удовлетворению, услышала, как язычок с приветственным кликом скользнул в сторону.
Я взялась за ручку двери и с силой повернула ее. Снова раздались многообещающие звуки, но дверь не пошевелилась.
Я пробормотала не то молитву, не то ругательство. Краткая инспекция дала мне понять, что краска присохла.
Если бы у меня были пять минут в лаборатории, я бы изготовила растворитель, который снял бы краску с военного линкора, пока вы бы произносили «румпельштицкин», но времени не было.
Быстрый осмотр комнаты обнаружил дамскую сумочку, небрежно брошенную на кровать, и я бросилась на нее, как тигр на махараджу.
Носовой платок… флакончик духов… аспирин… сигареты (плохая девочка!) и маленький кошелек, в котором, судя по весу и на ощупь, не больше шести шиллингов шестипенсовиками.
Ага! Вот оно, то, что я ищу. Пилочка для ногтей. Шеффилдская сталь. Идеально!
Мои молитвы явно услышаны и ругательства прощены.
Я воткнула пилочку между дверной рамой и дверью и прорыла путь вокруг на манер того, как в инструкции для девочек-скаутов учат открывать походные консервные банки, и вскоре у моих ног на полу выросла изрядная куча ошметков краски.
Итак, приступим. Еще один поворот дверной ручки и пинок в нижнюю панель, и дверь со стоном распахнулась.
