Взгляд тигра - Смит Уилбур

Над самой головой пронёсся снаряд, но было не до того – задрав нос, «Плясунья» карабкалась на самый верх гигантской волны, туда, где вдоль гребня зелёная вода светлела и начинала клубиться. Лодка упорно, точно на грузоподъёмнике, ползла вверх, палуба вздыбилась, и мы беспомощно ухватились за поручни. «Плясунья» начала становиться на корму.

– Сейчас опрокинемся! – крикнул Чабби.

– Вперёд! – заклинал я «Плясунью».

Словно услышав меня, она острым носом зарылась под клубящийся гребень чуть раньше, чем волна обрушилась на корпус, и мы оказались под шестью футами ревущего зелёного кошмара. «Плясунья» накренилась, ожидая смертельной атаки, но, протаранив водяную стену, выскочила с другой стороны и повалилась в зияющую пропасть – свободное падение, от которого всё внутри холодело и опускалось. Мы ударились о поверхность с ошеломляющим грохотом и с такой силой, что нас с Чабби сбросило с мостика на палубу. Я с трудом поднялся на ноги, а «Плясунья», отряхнув тонны воды, бросилась навстречу валу поменьше, оседлала гребень и перепрыгнула через него.

– Ах ты моя умница! – похвалил я.

Лодка набрала скорость и третью волну взяла с ходу.

Невдалеке с шумом пролетел трёхфунтовый снаряд, но мы уже шли в открытом море курсом на горизонт, и выстрелы прекратились.

Охранника, который отключился в кокпите, перебрав шотландского виски, нигде не нашли – должно быть, его смыло за борт первой гигантской волной. Остальных высадили в тридцати милях к северу от Святой Марии, на островке, где был колодец с солоноватой пресной водой, да и рыбаки с материка заглядывали. К тому времени матросы протрезвели и страдали от похмелья.

Три жалкие фигуры остались на берегу, а мы с наступлением сумерек двинулись на юг и в Гранд-Харбор вошли уже в темноте. Я отвёл лодку на стоянку, не причаливая к Адмиралтейской пристани, – не хотел, чтобы бросавшиеся в глаза повреждения «Плясуньи» стали темой пересудов на острове.

Чабби и Анджело отправились на берег в ялике, а я так устал, что голодным завалился на койку в капитанской каюте и спал без просыпу до девяти утра. Меня разбудила Джудит – принесла пирожки с рыбой и бекон, оставшиеся с ужина.

– Чабби и Анджело поехали к миссис Эдди купить, что требуется для ремонта. Скоро должны вернуться, – сообщила она.

Я с жадностью проглотил завтрак, побрился и принял душ. Джудит присела на край койки с явным намерением о чём-то поговорить, но, увидев мои неуклюжие потуги перевязать рану, сама взялась за дело.

– Мистер Гарри, из-за вас мой Анджело или смерть найдёт, или в тюрьму сядет. Если так будет продолжаться, заставлю его сойти на берег.

– Прекрасно, Джудит. – Её озабоченность меня рассмешила. – Отправь его в Рауано годика на три, а сама здесь подожди.

– Злой вы, мистер Гарри.

– Жизнь не слишком добра, Джудит. – Я попытался смягчить разговор. – Мы стараемся как можем. Чтоб удержаться на плаву, нет-нет, да приходится рискнуть. Вот Анджело кое-что скопил, присмотрел для тебя славный домик рядом с церковью – а деньги заработал в море, вместе со мной.

Джудит закончила перевязку и собралась уходить, но я удержал её, взяв за руку. Она отвела взгляд. Я взял её за подбородок и заглянул в лицо – милая девочка, с огромными дымчато-серыми глазами и гладкой, шелковистой кожей.

– Не переживай, Джудит. Анджело мне как младший брат, я за ним пригляжу.

Она изучающе посмотрела на меня:

– Ведь вы правду говорите?

– Не сомневайся.

– Я вам верю. – Она улыбнулась. Золотисто-янтарная кожа подчёркивала белизну зубов. – И доверяю.

Женщины почему-то всегда мне доверяют – интуиция, видно, подсказывает.

– Смотри, ребятишки пойдут, одного в мою честь назовёте.

– Первенца, мистер Гарри. – Она сверкнула улыбкой, и её тёмные глаза засияли. – Обещаю.

– Люди говорят, упал с лошади – подымайся и скачи дальше, не то на всю жизнь оробеешь и будешь седла бояться, мистер Гарри.

Фред Коукер сидел за столом в туристическом агентстве. Над ним красовался рекламный плакат с лейб-гвардейцем в медвежьей шапке, Большим Беном и приглашением посетить Англию. Мы только что, не жалея слов и выражений, выразили взаимную озабоченность вероломством инспектора Питера Дейли. Я подозревал, что озабочен Коукер поменьше моего – комиссионные получил заранее, голову в петлю не совал, и не его лодка пострадала.

– А ещё говорят, мистер Коукер, что у кого сквозь прорехи зад светится, харчами не перебирают.

Очки одобрительно заблестели, и Фред удовлетворённо кивнул.

– Мудрость второго изречения, мистер Гарри, тем более очевидна.

– Ни от чего не откажусь, мистер Коукер, – хоть «тела», хоть «ящики», хоть «брёвна». Только шкура моя подорожала, и за рейс я возьму десять тысяч долларов с полной предоплатой.

– Даже на таких условиях работы хватает, – пообещал он, и я понял, сколько раз ему продешевил.

– Только поскорее, ладно?

– Долго ждать не потребуется, – заверил он. – Вам везёт. Вряд ли инспектор Дейли вернётся на Святую Марию. Сэкономите на вознаграждении, которое обычно ему платили.

– Самое меньшее, что он мне задолжал.

В следующие шесть недель мы трижды выходили в рейс. Два раза перебросили «тела» и один раз «ящики», то и другое – в португальские воды. Неразговорчивых чернокожих нелегалов-одиночек в тропическом камуфляже доставили далеко на юг – обеспечили так называемое глубокое проникновение. Оба вброд выбрались на Богом забытый берег, а я ненадолго задумался об их страшной миссии, о крови и боли, которые принесут тайные высадки.

Оружие – восемнадцать деревянных ящиков с китайскими клеймами – взяли на борт с субмарины в прибрежном протоке и перегрузили в устье реки на выдолбленные из древесных стволов каноэ, связанные попарно для остойчивости. Мы ни с кем словом не обменялись, и нами никто не заинтересовался.

За нехитрую работу я положил в карман восемнадцать тысяч долларов – достаточно, чтобы вместе с командой перебиться в межсезонье, не меняя привычного образа жизни. Ещё важнее, что между рейсами раны зажили и силы вернулись. Поначалу часами читал или дремал в гамаке под пальмами, а когда окреп – плавал, рыбачил, валялся на пляже, ловил устриц и лангустов.

На память о хирургической квалификации Макнаба остался толстый неровный рубец, свирепым пурпурным драконом опоясавший рёбра от груди до лопатки. Не ошибся эскулап лишь в том, что левая рука осталась малоподвижной и слабой. Я не мог поднять локоть вровень с плечевым суставом, так что титул чемпиона по армрестлингу в баре «Лорда Нельсона» пришлось уступить Чабби. Оставалось лишь уповать, что плавание и регулярный тренинг пойдут мне на пользу.

Во мне вновь проснулись любопытство и тяга к приключениям. Не раз снился брезентовый узел под водой у острова Большой Чайки. Во сне я спускался на дно, разворачивал его и видел миниатюрную женскую фигурку величиной с дрезденскую фарфоровую куклу – золотую русалку с хорошеньким личиком сестры Мей, пышным бюстом и грациозным, серповидным, как у марлина, хвостом. Русалочка застенчиво улыбалась и протягивала ко мне руку с блестящим серебряным шиллингом на ладони.

«Секс, деньги и крупная рыба… – подумал я, проснувшись. – Примитивный старина Гарри был бы настоящей находкой для Фрейда». Стало ясно, что на остров Большой Чайки я отправлюсь при первой возможности.

Сезон подходил к концу. Фред Коукер организовал для меня обычный рыболовный заказ, без всяких скидок, а обернулось всё кислее кислого. Прибыли клиенты – два толстых, дряблых немецких промышленника в сопровождении упитанных жён в бриллиантах. Я расстарался и вывел их на рыбу.

Первым попался крупный чёрный марлин, но клиент сплоховал – застопорил катушку, прежде чем тот созрел и перебесился. Рыба стащила необъятную немецкую задницу с кресла, и не успел я вмешаться, как моё фибергласовое удилище ценой триста долларов переломилось, будто спичка.

Его приятель упустил двух приличных рыб, а после, пыхтя и потея, три часа выуживал молоденького марлинчика. Когда дело дошло до багра, у меня рука не поднималась: с таким «трофеем» стыдно было показаться на Адмиралтейской пристани. Мы сфотографировались на борту «Плясуньи», и я тайком пронёс завёрнутый в брезент улов на берег – как и Фреду Коукеру, мне приходилось заботиться о своей репутации. Немец, в восторге от собственной удали, отвалил лишних пятьсот долларов в мою корыстолюбиво подставленную длань. Я тут же на тысячу баксов приврал, сказав, что ему достался великолепный экземпляр. Скупиться не в моих правилах.