Алан Брэдли - О, я от призраков больна
– Эврика! – воскликнула я, аккуратно расставляя цветочные горшки, позаимствованные в оранжерее. – Придумала!
Я сооружу гигантскую почетную ракету в память о Филлис Уиверн! Да, точно! Ослепительный душераздирающий финал, чтобы завершить шоу.
В старой книге из библиотеки дядюшки Тара я обнаружила формулу, изобретенную мистером с чудесной фамилией Бигот[34]. Все, что требуется, – добавить правильное количество сурьмы и пригоршню чугунных опилок к основному рецепту.
Двадцать минут с напильником – и подходящая отопительная батарея дали возможность получить второй из этих ингредиентов, первый же был в бутылочке у меня в руках.
Комочки из вощеной бумаги и пустая картонная труба послужили чудесной оболочкой, и не успели бы вы моргнуть, как ракета была готова.
Теперь, когда десерт приготовлен, наступило время для главного блюда. Это опасная часть, и мне надо быть внимательной на каждом шагу.
Из-за опасности взрыва хлорид калия следовало смешивать крайне осторожно, в емкости, где не высекаются искры.
К счастью, я вспомнила об алюминиевом салатном наборе, который тетушка Фелисити подарила Фели на ее последний день рождения.
«Дорогая девочка, – сказала она, – теперь тебе семнадцать. Через несколько лет – четыре-пять, если тебе повезет, – у тебя начнут выпадать зубы и ты поймаешь себя на том, что пожираешь глазами ремни в Харродсе. Ранние девушки заполучат самых энергичных женихов, не забывай об этом. Не смотри в потолок с таким бессмысленным выражением лица, Офелия. Эти алюминиевые миски изготовлены из трофейных самолетов. Они легкие, практичные и приятные глазу. Что может быть лучше, чтобы начать собирать приданое?»
Я нашла эти миски спрятанными на высокой полке в кладовке и позаимствовала их во имя науки.
Чтобы произвести синие вспышки, я смешала шесть частей нитрата калия, две части серы и одну трисульфида сурьмы.
Эта формула используется в сверкающих спасательных ракетах на море, и я прикинула, что мои будут видны из Мальден-Фенвика, а может, даже из Хинли и дальше.
К одной-двум порциям я добавила чуток дубового угля, чтобы вспышки выглядели как дождь, а к остальным – капельку ламповой сажи, чтобы получить огонь в форме шпор.
Важно помнить о том, что зимой для фейерверка требуется другая формула по сравнению с летом. Основная идея такова: меньше серы и намного больше пороха.
Я самолично состряпала порох из селитры, серы, угля и радостного сердца. Работая со взрывчатыми веществами, я обнаружила, что отношение – это все.
Это я постигла тогда, когда приключилось несчастье с бедолагой мисс Гурди, нашей бывшей гувернанткой, но постойте! Об этой катастрофе больше не упоминают в Букшоу. Она в прошлом, и ее милосердно почти забыли. По крайней мере, надеюсь, что ее забыли, поскольку это одна из моих неудач в экспериментах с дуалином – веществом, содержащим опилки, селитру и нитроглицерин и печально известным своей нестабильностью.
Я вздохнула и, изгнав бедную обожженную мисс Гурди из головы, сосредоточилась на более приятных мыслях.
Перед тем как поместить ингредиенты в керамические горшки из-под цветов, которые я позаимствовала в оранжерее, я добавила в некоторые из них определенное количество окиси мышьяка (AS4O6), иногда называемого белым мышьяком. Хотя мысль о том, что смертельный яд породит белейший взрыв, была приятной, не поэтому я его выбрала.
Что привлекло меня, что действительно грело мне сердце, это мысль о том, что над нашим родовым поместьем нависнет, пусть на несколько секунд, зонтик из смертельного отравляющего огня, который прольется – и внезапно исчезнет, как по волшебству, оставив Букшоу нетронутым.
Мне все равно, разумно это или нет. Это идея, и я счастлива, что мне пришла она в голову.
Теперь каждый цветочный горшок надо запечатать, как консервы, крышкой из тонкой гладкой бумаги, чтобы защитить химикалии от влаги. Позже вечером, перед тем как лечь спать, я отволоку их по одному вверх по узкой лестнице, которая ведет из моей лаборатории на крышу.
И тогда займусь каминными трубами.
Я была на середине лестницы, надеясь, что не слишком сильно пахну порохом, когда позвонили в дверь. Доггер появился, как всегда, словно из ниоткуда, и, когда я добралась до последней ступеньки, он уже открыл дверь.
На пороге стоял инспектор Хьюитт из полицейского участка в Хинли.
Я не видела инспектора некоторое время и нашу последнюю встречу предпочла бы не вспоминать.
Мы стояли, уставившись друг на друга через вестибюль, словно два волка, пришедшие с разных направлений на полную овец лужайку.
Надеюсь, инспектор Хьюитт не станет поминать старое, пересечет вестибюль, охотно пожмет мне руку и скажет, что рад снова меня видеть. В конце концов, я не раз помогала ему выбраться из затруднительных ситуаций в прошлом, не получив за это даже похлопывания по спине или пары теплых слов.
Что ж, это не совсем правда: его жена Антигона приглашала меня на чай в октябре, но чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.
Вот почему я теперь стою в вестибюле, притворяясь, что ищу что-то застрявшее у меня между зубами, и разглядывая свое отражение в полированной стойке перил в конце лестницы. Только я решила смягчиться и приветствовать инспектора коротким кивком, как он повернулся и, не бросив ни единого взгляда назад, пошел к доктору Дарби, который неожиданно появился на западной лестнице.
Тысяча проклятий! Если бы я рассуждала здраво, я бы самолично приветствовала инспектора и провела бы его наверх на место преступления.
Но слишком поздно. Я изгнала себя из апартаментов смерти (я слышала, как это называли по радио в детективной программе), и теперь слишком поздно что-то предпринимать.
Или не поздно?
– О, миссис Мюллет, – сказала я, врываясь на кухню с таким видом, будто только что узнала новость. – Случилось нечто ужасное. Мисс Уиверн пала жертвой трагического происшествия, и здесь инспектор Хьюитт. Я подумала, что, учитывая жуткую погоду и так далее, он будет благодарен за чашечку вашего прославленного чая.
Лести много не бывает.
– Если вы имеете в виду, что она мертва, – сказала миссис Мюллет, – я уже знаю. Такие известия разносятся со скоростью ветра. Ужасно, да, но ничего не поделаешь, не так ли, Альф?
Альф кивнул.
– Я все поняла, как только увидала лицо доктора Дарби. Он становится такой степенный, когда смерть рядом. Я имею в виду тот раз, когда миссис Тарбел нашла свою смерть в ванной. Так всегда было и будет. С тем же успехом он мог прицепить табличку на лоб со словами: «Она мертва». Верно, Альф?
– Табличку, – подтвердил Альф, – на лоб.
– Я говорила Альфу, правда, Альф? «Альф, – сказала я. – Что-то не так, – сказала я. – У доктора Дарби было такое лицо, когда я только что увидела его в коридоре, и я ну прямо не знаю, но в доме труп». Так я и сказала, да, Альф?
– Точные слова, – отозвался Альф.
Я не потрудилась постучать в дверь Голубой комнаты. Просто явилась с таким видом, будто родилась в Скотленд-Ярде.
Я повернула ручку и толкнула дверь спиной, маневрируя подносом в дверном проеме так, как всегда делает миссис Мюллет.
На миг мне показалось, что инспектор пришел в раздражение.
Он медленно отвернулся от уставившегося в никуда тела Филлис Уиверн, потратив на меня лишь один короткий взгляд.
– Благодарю, – сказал он. – Поставь на стол.
Я кротко повиновалась – как послушная собака, – отчаянно надеясь, что он не прикажет мне уйти. Мысленно я сделалась невидимой.
– Благодарю, – повторил инспектор. – Очень мило с твоей стороны. Пожалуйста, передай миссис Мюллет, что мы весьма признательны.
«Отвали» – вот что он имел в виду.
Доктор Дарби ничего не сказал, только с шумом извлек мятный леденец из бездонного пакетика в кармане своего жилета.
Я замерла, словно змея на охоте.
– Благодарю, Флавия, – повторил инспектор не оборачиваясь.
Что ж, по крайней мере он не забыл, как меня зовут.
Повисло молчание, с каждой секундой становившееся все более неудобным. Я решила заполнить его, пока никто другой не воспользовался шансом.
– Полагаю, вы уже заметили, – выпалила я, – что макияж был нанесен после ее смерти.
12
К моему удивлению, инспектор тихо засмеялся.
– Очередная твоя химическая дедукция? – спросил он.
– Вовсе нет, – ответила я. – Просто на внутренней поверхности ее нижней губы осталась помада. Поскольку у нее слегка неправильный прикус, она бы слизала ее через несколько секунд, если бы была жива.
Доктор Дарби наклонился поближе, чтобы рассмотреть губы Филлис Уиверн.
– Бог ты мой! – сказал он. – Она права.
Разумеется, я была права. Бесконечные часы, которые я провела, устанавливая и делая коррекцию брекетов в комнате пыток доктора Рики на Фаррингтон-стрит, сделали меня ведущим специалистом в выравнивании челюстей. На самом деле бывали времена, когда я воображала себя человеком-щелкунчиком. Заметить смещение нижней челюсти Филлис Уиверн мне было легче легкого.
