Громила - Кинг Стивен

— Если выстрелите из пистолета, услышит вся округа.

Тесс сомневалась в этом, но не спорила.

— Для тебя это не будет иметь значения, поскольку ты будешь мертва. Зайди внутрь. Если будешь вести себя прилично и отвечать на мои вопросы, доживешь до утра.

Норвилл отошла назад, и Тесс вошла через открытую дверь, держа пистолет перед собой. Как только она закрыла дверь — она сделала это ногой — Норвилл перестала пятиться. Она стояла у небольшого стола с каталогами.

— Ничего не хватай, никаких бросков, — сказала Тесс, и увидела по подергиванию рта, что подобные мысли действительно были в голове Рамоны. — Я могу читать тебя как книгу. Почему бы еще я оказалась здесь? Продолжай пятиться. Вплоть до гостиной. Мне просто нравится семейка Трапп, когда они действительно зажигают.

— Вы спятили, — сказала Рамона, но начала снова отступать. На ней были ботинки. Даже в халате она носила большую уродливую обувь. Высокие мужские ботинки. — Я понятия не имею, что вы делаете здесь, но…

— Не лги мне, Мамочка. Не смей. Все было на твоем лице, когда ты открыла дверь. Каждая крупица этого. Ты думала, что я мертва, верно?

— Я не понимаю, о чем вы…

— Только между нами девочками, почему бы тебе не признаться?

Теперь они были в гостиной. На стенах висели сентиментальные картины — клоуны, бродяги с большими глазами — и множество полок и столов, загроможденных безделушками: снежные шары, маленькие тролли, фигурки Гуммеля, Заботливые Мишки, керамический домик с леденцами Хансель и Гретель. Хотя Норвилл была библиотекарем, в доказательство не было ни одной книги. Напротив телевизора стояло кресло «La-Z-Воу» с подушечкой перед ним. Рядом с креслом стоял телевизионный столик. На нем был пакет кукурузных палочек, большая бутылка диетической кока-колы, пульт, и программа телепередач. На телевизоре была рамка с фотографией Рамоны и другой женщины, их руки обнимали друг друга, а щеки прижаты друг к другу. Выглядело, словно это было сделано в парке развлечений или на окружной ярмарке. Перед фотографией было стеклянное блюдо с леденцами, которое мерцало и искрилось в свете люстры.

— Сколько времени ты делала это?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Сколько времени ты была сутенершей для своего одержимого насилием сына?

Глаза Норвилла моргали, но она опять отрицала это… что представляло для Тесс проблему. Когда она приехала сюда, убийство Рамоны Норвилл казалось не только возможным, но и наиболее вероятным исходом. Тесс была почти уверенна, что могла сделать это, и что веревка от лодки в левом кармане ее штанов останется неиспользованной. Однако теперь она обнаружила, что не могла продолжать, пока женщина не признает свое соучастие. Поскольку то, что было написано на ее лице, когда она увидела Тесс стоящую у двери, избитую, но вполне живую, было не достаточно.

Совсем не достаточно.

— Когда это началось? Сколько ему было? Пятнадцать? Он утверждал, что «сделал это случайно»? Многие из них это утверждают, когда впервые это делают.

— Я понятия не имею, что вы имеете в виду. Вы приезжаете в библиотеку и не блестяще, но совершенно приемлемо выступаете, очевидно, что вы были там только ради денег, но, по крайней мере, это заполнило открытую дату в нашем календаре — и следующее, что я знаю, вы стоите на моем пороге, направив пистолет и делаете всякие дикие…

— Это бесполезно, Рамона. Я видела его фотографию на веб-сайте «Красного Ястреба». Кольцо и все прочее. Он изнасиловал меня и попытался убить. Он думал, что действительно убил меня. И ты послала меня к нему.

Рот Норвилл широко открылся в ужасной комбинации шока, тревоги, и вины.

— Это не правда! Ты тупая сука, ты не знаешь, о чем говоришь! — Она начала двигаться вперед.

Тесс подняла оружие.

— Не-а, не делай этого. Нет.

Норвилл остановилась, но Тесс не думала, что это надолго. Она накручивала себя или для борьбы или для побега. И поскольку она должна понимать, что Тесс последует за ней, если она попытается убежать глубже в дом, это, вероятно, была борьба.

Семейка Трапп снова пела. Учитывая ситуацию, в которую загнала себя Тесс, все это счастливое хоровое дерьмо было невыносимо. Держа Лимонную Выжималку, направленной на Норвилл правой рукой, Тесс взяла пульт левой рукой и выключила звук у телевизора. Она начала класть пульт обратно, затем замерла. На телевизоре были две вещи, но ранее она обратила внимание только на фотографию Рамоны и ее подруги; блюдо с леденцами только сейчас привлекло ее взгляд.

Теперь она увидела, что искрится, она поняла, что это исходило не от сторон хрустального блюда, вообще не со стороны. Оно исходило из чего-то внутри. В блюде были ее сережки. Ее алмазные сережки.

Норвилл схватила конфетный домик Ханселя и Гретель с полки и бросила его. Она бросила его с силой. Тесс пригнулась, и конфетный домик пролетел в дюйме от ее головы, разбившись о стену позади нее. Она отступила назад, споткнулась о пуфик, и растянулась на полу. Пистолет вылетел из ее руки.

Они обе кинулись к нему, Норвилл упав на колени и ударив своим плечом по руке и плечу Тесс как футболист, совершающий перехват куортербека. Она схватила пистолет, сначала пожонглировав им, а затем хорошо ухватив его. Тесс потянулась в свою куртку и обхватила рукой ручку ножа, который был ее запасным вариантом, понимая, что она слишком опоздала. Норвилл была слишком большой… и слишком материнской. Да, это было она. Она защищала своего мерзавца сына в течение многих лет, и была полна решимости защищать его сейчас. Тесс должна была стрелять в нее в зале, в тот момент, когда дверь была закрыта позади нее.

Но я не могла, подумала она, и даже в этот момент, осознание, что это была правда, принесло ей некоторое успокоение. Она встала на колени, по-прежнему держа руку в куртке, глядя в лицо Рамоны Норвилл.

— Ты дерьмовый автор, и ты была дерьмовым лектором, — сказала Норвилл. Она улыбалась, говоря быстрее и быстрее. В ее голосе были нотки гнусавого аукциониста. — Ты несла чушь пока говорила так же, как несешь чушь в своих тупых книгах. Ты очень подходила для него, и он собирался поиметь кого-нибудь, я знаю знаки. Я послала тебя той дорогой, и все вышло как надо, и я рада, что он отымел тебя. Я не знаю, о чем ты думала, и что собиралась сделать, приехав сюда, но вот, что ты получишь.

Она нажал на курок, но раздался только сухой щелчок. Тесс брала уроки, когда купила оружие, и самым важным было не помещать пулю в патронник, чтобы она не попала под ударник. На всякий случай спусковой крючок был опущен.

Выражение почти смешного удивления появилось на лице Норвилл. Это снова сделало ее моложе. Она посмотрела вниз на пистолет, и когда она это сделала, Тесс вынула нож из внутреннего кармана куртки, дернулась вперед, и воткнула его по рукоятку в живот Норвилл.

Женщина издала безжизненный «Ооо» звук, который должен был быть криком и не смог. Пистолет Тесс упал и Рамона, отшатнулась к стене, глядя вниз на ручку ножа. Взмахом руки она сбила с места фигурки Гуммеля. Они упали с полки и разбились об пол. Она снова издала этот звук «Ооо». Перед халата был все еще не запятнан, но кровь начала струиться из- под подола, на мужские ботинки Рамоны Норвилл. Она положила руки на ручку ножа, попыталась вытащить его, и издала «Ооо» в третий раз.

Она смотрела на Тесс не верящим взглядом. Тесс отвернулась. Она вспомнила, что произошло на ее десятый день рождения. Ее отец дал ей рогатку, и она отправилась искать во чтобы ей пострелять. В какой-то момент, в пяти или шести кварталах от дома, она увидела, что беспризорная собака с облезлыми ушами копается в мусорном баке. Она положила небольшой камень в свою рогатку и выстрелила в нее, просто желая отпугнуть собаку (или так, она себя убеждала), но попала вместо этого ей по заду. Собака жалостливо завыла и убежала, но прежде, чем она сделала это, она посмотрела на Тесс с упреком, который она никогда не забывала. Она дала бы что угодно, чтобы не делать тот случайный выстрел, и она никогда больше не нацеливала свою рогатку на другое живое существо. Она понимала, что убийство было частью жизни — она не чувствовала раскаяния от убийства москитов, расставляя ловушки, когда видела мышей в подвале, и ела достаточно гамбургеров в «Макдоналдсе» — но тогда, она полагала, что никогда больше не будет в состоянии навредить кому-то, не чувствуя раскаяния или сожаления. Она не испытывала ничего из этого в гостиной дома на Лейсмейкер Лейн. Возможно, от того что это была все таки самооборона. А может и не была вовсе.