Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер
Своим визитом сразу после его появления в Каннах я практически застал Зееберга врасплох. Я был готов к тому, что Зееберг попросит отложить разговор, даже откажется от него, однако он заявил, что охотно ответит на мои вопросы сейчас же.
Поэтому я тотчас приехал к нему на такси.
Я сообщил ему то, что рассказал мне во Франкфурте охранник банка Фред Молитор, якобы по настоятельной просьбе самого Зееберга. О моих визитах к разным банкирам, участникам того совещания в отеле «Франкфуртер Хоф», я не сообщил, равно как и о том, что мне вообще кое-что известно о том заседании.
Зееберг кивнул.
— Все это правда, истинная правда. — Даже в рубашке и брюках Зееберг производил впечатление сверхсерьезного, сверхкорректного банковского работника.
— Молитор позвонил мне, и я посоветовал ему просто взять и все это рассказать вам. Сослужил его рассказ вам какую-то службу?
— Этого я покамест не могу сказать. Поэтому и хотел побеседовать с вами.
— Я, разумеется, помогу вам всем, чем смогу. — От него опять пахло той же самой парижской туалетной водой для мужчин, и выглядел он свежим и отдохнувшим: работа во Франкфурте, перелет, перемена климата, видимо, легко переносились его организмом. — Излишне упоминать, что сам я был совершенно ошарашен, выслушав рассказ Молитора.
— Легко себе представить. Для вас было настоящим шоком узнать, что ваш шеф рылся в ящиках вашего письменного стола, в шкафах и сейфах вашего отдела, как будто вы какой-то преступник.
Это я сказал нарочно, чтобы его спровоцировать, и он вполне на это поддался.
— Я — преступник? С чего вы взяли? Нет-нет, я совсем иначе смотрю на это дело.
— Разрешите…
— Нет, это вы разрешите! Я догадываюсь, о чем вы подумали. Только, знаете ли, все было иначе, просто не могло не быть иначе. Господину Хельману не было никакой нужды перерывать бумаги в моем отделе. Например, в поисках документов, которые я будто бы преступно утаил… Какие-то бумаги о Бог знает каких сделках.
— Почему ему не было нужды их искать?
— Потому что вы, господин Лукас, не сведущи в организации банковского дела, потому что в банке не могло произойти ничего, о чем господин Хельман сразу же не был бы поставлен в известность, что бы он не одобрил или же о чем бы сам не распорядился. Хоть я и исполнительный директор, но у меня нет банка в банке. Валютный отдел входит в состав банка Хельмана наравне со всеми другими. Так что господин Хельман не мог ожидать, что найдет нечто, о чем бы он не знал, — Зееберг остановился перед колонной, увенчанной головой Януса, этого двуликого божества, одно лицо которого глядит в будущее, а второе — назад, в прошлое. Голова была выкрошившаяся, частично обомшелая. Зееберг задумчиво разглядывал двуликую голову.
— А не мог он предположить, что он чего-то не найдет? — спросил я. — Я хочу сказать: не мог ли он предположить или опасаться — охранник сказал, что он был вне себя от волнения, — итак, не мог ли он опасаться, что документы исчезли!
— Глядеть в прошлое, глядеть в будущее — что я сейчас и делаю. Только вот не знаю, угляжу ли там правду и, следовательно, правильно ли поступлю, — сказал Зееберг с отсутствующим видом. — Да, несомненно, этого господин Хельман мог опасаться. Но какие это могли бы быть документы? Если бы такие, в которых речь идет о каких-то сделках, то для меня было бы бессмысленно их уничтожить, по той простой причине, что ведь партнер по сделке имел их дубликаты. Думается, это ясно, как день.
— Согласен, — сказал я. — И если уж разговор у нас так повернулся, что вы сами приписали себе роль злодея — просто ради дискуссии, — то нельзя ли также предположить, что вы оставили бы у себя в отделе какие-то бумаги о тайных договоренностях между вами и каким-то третьим лицом, о которых банку Хельмана ничего не известно, или какие-то другие записи конфиденциального характера…
— Это и впрямь смехотворное допущение, — сказал Зееберг. — Кстати, если бы я держал в банке нечто, что я желал бы утаить, я бы перед вылетом в Чили на всякий случай взял это с собой.
— Да, правильно, вы же были в это время в Чили.
— На конгрессе по торговле. Предварительно я еще уладил там некоторые банковские дела. Конгресс начался тринадцатого апреля. А я улетел заранее — еще двадцать девятого марта.
— Другими словами, вы узнали об этой ночной вылазке своего шефа только благодаря телефонному звонку Молитора?
— Правильно. Когда господин Хельман попал в катастрофу и погиб, я, получив об этом телеграмму, немедленно вылетел в Ниццу, чтобы вернуться в Канны и позаботиться о фрау Хельман.
— Она все еще уверена, что это было убийство.
Но он уже не слушал меня, он сам говорил, причем очень быстро:
— После звонка Молитора мне стало совершенно ясно: господин Хельман не искал какие-то бумаги, а хотел их уничтожить.
— Но ведь вы говорите, такие бумаги существуют в нескольких экземплярах.
— Да, но он мог попытаться забрать их все себе, чтобы скрыть какую-то операцию. Вероятно, из этого ничего не вышло. Может быть, из-за этого и произошла трагедия.
— Следовательно, вы теперь уже не верите в то, что это было убийство или несчастный случай?
— Именно так, господин Лукас.
— А что вы теперь считаете причиной его гибели? Скажите же!
— Самоубийство, — твердо отчеканил Зееберг. — Самоубийство как выход из безвыходной ситуации.
9
В ветвях пели птицы, жужжали пчелы. Зееберг вдруг сказал:
— Я ни слова не сказал об этом фрау Хельман, учитывая ее состояние. А вам я расскажу всю правду о том, что я выяснил во Франкфурте — вместе с господином Гроссером, нашим главным прокуристом: он сейчас будет вести все дела, пока я не смогу окончательно вернуться во Франкфурт. Я работал с ним ночи напролет. И правда оказалась весьма непривлекательной. Тем не менее, я вам ее скажу. Господин Хельман и Джон Килвуд в мое отсутствие и перед снижением курса английского фунта покупали фунты и выдали кредиты в фунтах на общую сумму в пятьсот миллионов марок.
— Прекрасно, что вы об этом сообщаете, — сказал я. — Правда, налоговый инспектор Кеслер этот факт уже тоже установил.
— То есть — вы об этом знали?
Я кивнул.
— Вы знали, что Хельман по поручению Килвуда скупал фунты?
— Да.
— И знаете также о непостижимом, загадочном, безумном поступке Хельмана, который вместо того, чтобы немедленно перепродать фунты Федеральному банку, еще и раздавал огромные суммы в кредит, так что в результате банку был причинен ущерб в сорок миллионов марок?
— Об этом я тоже знаю, — сказал я и подумал, что Зееберг, вероятно, лишь потому так разоткровенничался передо мной, что понял: другого пути у него нет.
— Из-за этого банк, разумеется, не пошатнется, — сказал Зееберг. — Об этом я успел позаботиться. Дела идут своим чередом. Но вы можете понять, почему фунты остались у нас на руках? И почему мы раздавали фунтовые кредиты? На что рассчитывал господин Хельман?
— Этого я не знаю, — признался я. — Как и вы.
— О, — сказал он. — А вы, очевидно, полагаете, что я-то знаю. Но это не так! Я в самом деле не знаю. И никто не знает. И никто из посвященных в дела банка не может этого понять.
— «Посвященные» — это вы и главный прокурист Гроссер, а также господа Саргантана, Фабиани, Торвелл и Тенедос, не правда ли? Чтобы не затягивать наш разговор, господин Зееберг, я уж сразу скажу: мне известно, что все эти господа, а также и Килвуд, основали транснациональную компанию «Куд», этого монстра электроники, имея в качестве доверенного банка — банк Хельмана.
— И Джона Килвуда в качестве исполнительного директора компании «Куд», — добавил он.
— Что правда, то правда, — сказал я, продолжая разглядывать голову Януса. Сколько же веков этой каменной голове?
— Я ничего от вас не скрываю. Даже того, что такие финансовые операции, как скупка слабой валюты накануне падения ее курса, и раньше частенько поручалась нашей группе от имени Килвуда. С тем отличием, что раньше Хельман всегда тут же перепродавал эту валюту Федеральному банку.
— Скажите, господин Зееберг, вы находите такие операции честными?
— Они вполне законны. И только это имеет значение. Банкир не имеет права предпринимать ничего незаконного. Деньги обладают собственной моралью. Это говорю вам я. И знаю, что это звучит цинично. Однако я не циник. Но и не лицемер.
— В противоположность господину Хельману, — заметил я.
— Что вы хотите этим сказать? Ах, вот оно что! — Он прикусил язык. — Значит, вы осведомлены и о том докладе, который он сделал в отеле «Франкфуртер Хоф» в ту ночь, когда потом перерыл все в моем отделе. Вы ведь имеете в виду эту его речь об этике банкира и его ответственности перед обществом, так?
