Майкл Коннелли - Пятый свидетель
— Меня? — испугалась Аронсон.
— Вы знаете, что сказать. Главное — не давайте говорить Лайзе. До вынесения вердикта она должна молчать.
Отмахнувшись от нескольких рванувших за мной журналистов, я подошел к Мэгги и Хейли, быстро сделал обманное движение, чтобы притупить бдительность дочери, и сумел-таки чмокнуть ее в щеку, прежде чем она увернулась.
— Паааааааааааапа!
Я выпрямился и посмотрел на Мэгги. Она едва заметно улыбалась.
— Ты сняла ее с уроков ради меня? — спросил я.
— Мне подумалось, что она должна быть здесь.
Это была небывалая уступка.
— Спасибо, — сказал я. — Ну, что думаешь?
— Думаю, ты мог бы продавать лед в Антарктиде, — ответила Мэгги.
Я улыбнулся.
— Но это не значит, что ты уже выиграл, — добавила она.
Насупившись, я развел руками:
— Премного благодарен.
— А чего же ты от меня хочешь? Я ведь прокурор и не люблю, когда виновный уходит от ответа.
— Ну, в данном случае проблемы нет.
— Что ж, ты должен верить в то, во что должен.
Я снова улыбнулся, перевел взгляд на дочь и увидел, что она опять пишет эсэмэску, как всегда не обращая внимания на наш разговор.
— Фриман говорила с тобой вчера? — спросил я у Мэгги.
— Ты имеешь в виду — о том, как ты подвел свидетеля к Пятой поправке? Да. Ты сыграл нечестно, Холлер.
— Это вообще нечестная игра. Она сказала тебе то, что сказала мне?
— А что она тебе сказала?
— Не важно. В любом случае она не права.
Мэгги недоуменно подняла брови — она была заинтригована.
— Потом расскажу, — добавил я. — Мы собираемся ждать у себя в офисе. Хочешь пойти с нами?
— Нет, мне нужно отвезти Хейли домой. У нее куча домашних заданий.
У меня в кармане зажужжал телефон. Вынув его, я взглянул на экран. Надпись гласила: «Высший суд Лос-Анджелеса». Я нажал кнопку «принять». Это был секретарь судьи Перри. Выслушав его, я отключил телефон и огляделся в поисках Лайзы Треммел.
— Что там? — спросила Мэгги.
Я посмотрел на нее:
— Вердикт готов. Пятиминутный вердикт.
Часть пятая
ЛИЦЕМЕРИЕ НЕВИННОСТИ
Они прибывали косяками, стекались со всей южной Калифорнии, привлеченные сладкозвучной песней Фейсбука. Лайза Треммел протрубила сбор утром после оглашения вердикта, и ко второй половине дня в субботу уйма народу толпилась возле разбросанных по лужайке ларьков и буфетов. Люди размахивали звездно-полосатыми флажками и были одеты в красно-бело-синие одежды. Борьба против отъема ипотечных домов теперь, когда ее предводительница чуть было не пала ее жертвой, стала еще более американским брэндом, чем прежде. У дверей каждого дома, на лужайках перед ними и на задних дворах стояли десятигаллонные ведра для пожертвований на возмещение судебных издержек Лайзы Треммел и продолжение борьбы. Значки с эмблемой ФЛАГа продавались за доллар, дешевые хлопчатобумажные футболки — за десять. А чтобы сфотографироваться с Лайзой, нужно было выложить не меньше двадцати.
Но никто не жаловался. Брошенная в топку фальшивого обвинения, Лайза вышла из нее без единого ожога и, похоже, сделав большой скачок, из активистки движения превратилась в его икону. И ей это, судя по всему, нравилось. Ходили слухи, что ведутся переговоры с Джулией Робертс о том, чтобы она сыграла роль Лайзы в будущем фильме.
Нам с моей командой, поскольку мы пришли рано, удалось занять летний столик под зонтом на заднем дворе. Циско и Лорна пили пиво из банок, мы с Аронсон — минеральную воду. За столом ощущалась некоторая напряженность, и по многочисленным признакам я понял, что она имела отношение к тому, что вечером в понедельник, когда я уехал с Мэгги, Циско и Аронсон слишком долго задержались в «Четырех лугах».
— Господи, ты только посмотри на всех этих людей, — сказала Лорна. — Разве они не понимают, что оправдательный вердикт вовсе не означает, что она невиновна?
— Лорна, это неэтично, — упрекнул ее я. — Никогда нельзя так говорить, особенно если речь идет о твоем собственном клиенте.
— Знаю.
Она нахмурилась и покачала головой.
— Ты что, не веришь?
— Только не говори мне, что ты веришь, — ответила Лорна.
Хорошо, что на мне были темные очки. Не хотелось, чтобы все увидели, что я думаю на самом деле. Я пожал плечами в знак того, что то ли не знаю, то ли мне все равно.
Но мне не было все равно. Каждому приходится жить со своими поступками. Сознание существования серьезной вероятности того, что Лайза действительно заслуживает оправдательного вердикта, немного облегчало муки совести, когда я смотрел на себя в зеркало.
— Одно могу сказать, — заметила Лорна, — с тех пор как вердикт был оглашен, телефон у нас в конторе не умолкает. Для нашего бизнеса настают хорошие времена.
Циско согласно кивнул. Это было правдой. Казалось, будто все горожане, которых обвиняли в уголовных преступлениях, желали заполучить меня в адвокаты, что было бы замечательно, если бы я хотел, чтобы все и дальше шло так же, как прежде.
— Ты видел индекс «НАСДАК»? Знаешь, на какой отметке вчера закрылись торги по акциям «Лемюра»? — спросил Циско.
Я удивленно посмотрел на него:
— С каких это пор ты следишь за финансовыми показателями?
— Просто поинтересовался, обратил ли кто-нибудь внимание на случившееся, и похоже, что да, обратили. За два дня «Лемюр» потерял тридцать процентов. К тому же еще «Уолл-стрит джорнал» в своей статье связала Оппарицио с Джоуи Джордано и задала вопрос: какая часть из тех шестидесяти одного миллиона, которые он получил, пошла в карман банды гангстеров.
— Возможно, все и пошли, — предположила Лорна.
— Микки, скажите все же, откуда вы узнали? — спросила Аронсон.
— Узнал — что?
— Что Оппарицио проглотит наживку.
Я снова пожал плечами:
— А я и не знал. Просто предположил, что если обнародовать его связи в открытом судебном заседании, он сделает все, чтобы это не зашло слишком далеко. А выход в этом случае один — Пятая поправка.
Похоже, Аронсон мой ответ не успокоил. Я отвернулся и стал смотреть на забитый людьми двор. Сын моей клиентки вместе с ее сестрой сидели за столиком неподалеку. Оба выглядели усталыми и недовольными, словно присутствовали здесь против своей воли. Большая группа детей собралась возле террасной травяной плантации. Стоявшая в центре круга женщина раздавала им конфеты, доставая их из мешка. На голове у нее была красно-бело-синяя шляпа, как у Дяди Сэма.
— Сколько мы должны здесь болтаться, босс? — спросил Циско.
— Мы вообще не должны, — ответил я. — Просто я подумал, что из приличия следует показаться.
— А я хочу остаться, — сказала Лорна, вероятно, просто наперекор мужу. — Может, появится какая-нибудь голливудская знаменитость.
Спустя несколько минут началось главное событие дня: из двери черного хода появились репортер и оператор, которые выбрали место — так чтобы на заднем плане была видна толпа, — и, поставив Лайзу Треммел перед камерой, приступили к съемкам интервью. Я не прислушивался. За последние два дня этих ее интервью я навидался предостаточно.
Закончив отвечать на вопросы журналиста, Лайза отошла от представителей СМИ, обменялась рукопожатиями с несколькими присутствовавшими, сфотографировалась кое с кем из них и направилась к нашему столу, задержавшись лишь у столика, где сидел ее сын, чтобы потрепать его по голове.
— Вот они, победители! — воскликнула она, приблизившись. — Как чувствует себя сегодня моя команда?
Я выдавил из себя улыбку:
— Нормально, Лайза. Вы тоже, кажется, неплохо. А где Герб?
Она огляделась, словно пыталась высмотреть Герба в толпе.
— Не знаю. Должен был быть здесь.
— Жаль, — притворно произнес Циско. — Мы по нему так соскучились.
Казалось, Лайза не заметила сарказма.
— Микки, мне потом нужно будет с вами поговорить, — сказала она. — Нужен ваш совет о том, какому шоу отдать предпочтение: «Доброе утро, Америка» или «Сегодня»? В оба меня приглашают на будущей неделе, но я хочу согласиться только на одно, потому что кто же станет смотреть то, что вторично.
Я махнул рукой, давая понять, что для меня это не имеет значения.
— Тут я вам не советчик. Может, Герб поможет? Он же медийный человек.
Лайза перевела взгляд на толпу детей и улыбнулась.
— О, у меня же есть кое-что для детей. Прошу прощения. — Поспешно покинув нас, она направилась к дому и завернула за угол.
— Ей это все очень нравится, правда? — заметил Циско.
— Мне бы тоже нравилось, — отозвалась Лорна.
Я взглянул на Аронсон и спросил:
— А вы почему такая тихая?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Кажется, мне больше не хочется быть адвокатом по уголовным делам. Думаю, если вы примете предложения тех, кто звонит в контору, я предпочту сосредоточиться на ипотечных. Если вы не возражаете.
