Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
— Да, из нее.
— Вы прочли ее?
— Да, сэр.
— Но… — Для мистера Симнела это, видимо, было уже слишком. Он отворил офисную дверь, распорядился о чем-то, подождал минуту, а затем вернулся с экземпляром «Воскресной сферы» за прошлую неделю.
— Вы прочли вот это?
— Да, сэр, — ответил Эдгар Коппел. Он никак не мог понять, что же такое случилось с мистером Симнелом из конторы «Симнел и Смит». Конечно же он прочел ее! То есть… — То есть… — начал он.
— Из «Воскресной сферы»?
— Да? — спросил мистер Симнел.
— Только часть, — признался Эдгар Коппел.
Мистер Симнел уставился на него, но внезапно его озарило. Он открыл «Воскресную сферу» на двенадцатой странице.
— Вот это, вы хотите сказать?
— Да, сэр, — ответил Эдгар Коппел. И ему пришлось объяснить, что в отпуск он отправился подальше от цивилизации и газет и что ветер принес этот газетный лист к его ногам прошлой ночью.
— Теперь понимаю, — сказал мистер Симнел. Взгляд его прояснился, но в нем читалось что-то еще, и это что-то беспокоило мистера Коппела.
— Здесь сказано, — показал мистер Симнел на верхнюю строчку, — «Начало на стр. 1».
— Да, я заметил, — кивнул мистер Коппел.
— А на первой странице…
Мистер Симнел протянул Эдгару Коппелу газету, открытую на первой странице. Там Эдгар Коппел прочел:
Знаменитые судебные дела прошлого.№ 6.
ДЕЛО КАССИДИ
УБИЙСТВО В КРОМЕРСКОМ АМБАРЕ
В Олд-Бейли, перед судьей
Стреттоном, третьего октября 1886 года…
— Я… — промямлил Эдгар Коппел, став еще краснее прежнего.
— Упомянутый в газете мистер Симнел — мой отец, — пояснил мистер Симнел.
Лицо Эдгара Коппела из красного стало мертвенно-серым.
— То есть даже если я прав…
— Что вполне вероятно, — вздохнул мистер Симнел. — И мы даже могли бы это доказать. Тем не менее… Вы понимаете.
— То есть я опоздал на пятьдесят лет, сэр? — произнес Эдгар Коппел, нащупывая шляпу.
— На пятьдесят лет, — кивнул мистер Симнел.
— Ясно, сэр, — сказал Эдгар Коппел.
Г. К. Честертон
Перевод и вступление Виктора Сонькина
ГИЛБЕРТ Кит Честертон родился в семье владельца крупной конторы по торговле недвижимостью. Агентство основал в начале XIX века прадед Гилберта, Чарльз Честертон. Под названием «Честертон-Хамбертс» оно существует до сих пор; это гигантская транснациональная корпорация с филиалами по всему миру, от Сингапура до Москвы. Честертону, мечтавшему о возрождении патриархальной простоты под лозунгом «три акра и корова», это вряд ли бы понравилось.
Эдвард Честертон, отец писателя, сам всегда жалел, что пошел по семейной стезе, вместо того чтобы стать художником, и детей к деловой жизни не приучал. В ту пору в английском среднем классе бурлило вновь обретенное чувство интеллектуальной свободы — и эту раскрепощающую атмосферу в полной мере впитал юный Гилберт.
Честертон получил превосходное среднее образование в лондонской школе Святого Павла, одной из старейших частных школ Англии. Он пытался продолжить обучение в Лондонском университете и в знаменитой школе искусств «Слейд», но в конце концов никакого высшего учебного заведения не закончил и во всех многочисленных сферах своей деятельности оставался дилетантом.
Однако дилетантом он был упорным, плодовитым и весьма разносторонним. С начала XX века он вел колонки в нескольких печатных изданиях; написал сотни стихотворений, ряд пьес, около 200 рассказов и 80 книг разного рода. Он проиллюстрировал портретами сборник юмористических стихотворных биографий («клерихью») своего друга Эдмунда Клерихью Бентли. С 1911 по 1936 год он редактировал и издавал серию альманахов, в которых бурно пропагандировал свои взгляды.
Большую часть литературного наследия Честертона составляют произведения, посвященные двум вечно занимавшим его темам — социальному устройству и религии. Его духовная и политическая эволюция близко следовала известному высказыванию, которое обычно приписывают Уинстону Черчиллю: «Если в 20 лет вы не либерал, у вас нет сердца; если в 40 лет вы не консерватор, у вас нет мозга». К рубежу нулевых и десятых годов XX века Честертон окончательно освободился и от социалистических иллюзий, и от поздневикторианских идей «искусства для искусства». Его зрелые взгляды выразились в таких программных сочинениях, как «Ортодоксия» (1908) и «Что стряслось с миром?» (1910). Тогда же появился и главный персонаж его детективных рассказов — маленький приходской священник отец Браун, все понимающий о природе человеческого зла.
Оценив результаты своих исканий, Честертон с некоторым удивлением осознал, что они в точности совпадают с христианской доктриной, выраженной в вероучении католической церкви: «Что может быть прекраснее, чем готовиться к открытию Нового Южного Уэльса и вдруг, залившись слезами счастья, осознать, что это на самом деле старый южный Уэльс». Честертон до конца жизни оставался верным и последовательным католиком. Его духовное наследие — «Ортодоксия», книга о Христе «Вечный человек» (1925), биография Фомы Аквинского (1933) — повлияло на религиозные взгляды многих современников, от Дороти Л. Сэйерс до К. С. Льюиса.
Эссе и книги Честертона на общественно-политические темы вырастали из его бурных и многословных дискуссий с друзьями, единомышленниками и идейными противниками. Главными его собеседниками на протяжении долгих лет были брат Сесил, поэт и историк Хилэр Беллок (их тесная дружба и сотрудничество удостоились от современников клички «Честербеллок») и, конечно, Дж. Б. Шоу — они с Честертоном расходились во взглядах буквально по всем пунктам и при этом неизменно оставались доброжелательны друг к другу.
Когда Честертону изменял здравый смысл — главное оружие его могучего полемического аппарата, — его логика давала сбой, и сегодня читать его размышления о женской эмансипации или о «еврейском вопросе» стыдно и неловко. Справедливости ради следует отметить, что в вопросах жизни и смерти нравственное чувство его не подводило, и в 1930-е годы он поднял свой голос в защиту еврейского народа от гитлеровских репрессий.
Личная жизнь Честертона не была богата внешними событиями. В 1896 году он познакомился с Фрэнсис Блог, а спустя пять лет женился на ней (и немедленно купил револьвер, чтобы защищать молодую жену «от пиратов, которыми наверняка кишат пустоши Норфолка»). Их брак был гармоничен и счастлив. Честертона любили друзья, уважали враги, почитали современники. Он не отличался отменным здоровьем и умер в возрасте 62 лет. Проповедь на погребальной службе в Вестминстерском соборе прочитал его друг Рональд Нокс, католический священник и один из отцов-основателей Детективного клуба, первым председателем которого был Честертон. Писатель похоронен в одной могиле с женой (пережившей его на два года) на католическом кладбище в городе Биконсфильде.
«ДЕРЕВЕНСКИЙ вампир» — один из трех рассказов, не входящих ни в один из пяти детективных сборников об отце Брауне.
© В. Сонькин, перевод на русский язык и вступление, 2011
Г. К. ЧЕСТЕРТОН
Деревенский вампир
Однажды по петляющей в холмах дорожке, там, где два тополя, подобно пирамидам, возвышаются над горсткой домиков крошечной деревушки Поттерс-Понд, шагал человек в платье самого кричащего кроя и цвета — в ярко-лиловом плаще и белой шляпе на черных байронических кудрях, переходивших в надушенные бакенбарды.
Почему он был одет в старинный наряд, но при этом держался модником и чуть ли не щеголем — то была лишь одна из множества загадок, которые разгадали позже, разбираясь в хитросплетениях его судьбы. Суть же вот в чем: миновав тополя, он словно бы исчез, как будто растаял в неверном светлеющем блеске зари или был унесен порывом утреннего ветра.
Лишь неделю спустя его тело нашли за четверть мили оттуда, на камнях альпийской горки, в саду, который террасами поднимался к мрачному дому с закрытыми ставнями, известному под названием Грэндж. Слышали, что перед самым исчезновением путник вроде бы поругался с какими-то прохожими, оскорбляя их деревню, называя окружающее мерзостью и даже помянув чей-то неполотый сад, якобы заросший бурьяном. Этим он, по общему мнению, воспламенил самые безудержные проявления деревенского патриотизма и в результате пал их жертвой. Во всяком случае, местный доктор установил, что по черепу покойного был нанесен сокрушительный и, вероятно, смертельный удар, — правда, оружием послужила всего лишь дубина или палка. Это хорошо согласовывалось с гипотезой о нападении свирепых мужланов. Между тем никому не удалось напасть на след какого-либо конкретного мужлана, и вердикт дознания гласил: «Убийство неизвестными лицами».
