Оксана Обухова - Садовник для дьявола
Елена, обогнув домик, осталась на углу, лишь протянула руку вперед:
– Там. Гену нашли там, между бочкой и окном, – приложила согнутый указательный палец под нос – как будто от промытой дождя – ми газонной травы все еще шел запах крови ее мужа – и осталась стоять на плиточном пятачке у крыльца сторожки.
Софья Тихоновна опасливо вытянула шею и тоже дальше не пошла.
Надежда Прохоровна осторожно обогнула бочку: почти к самым ее бокам подступали колючие кусты крыжовника, высаженного вдоль забора, что отделял участок от соседских территорий. В образованном посадками уголке росла уже довольно высокая молодая вишня; как Денис разглядел лежащее за углом, за бочкой, тело – совершенно непонятно.
Наверное, этот же вопрос задали себе и милиционеры: что в шестом часу утра понадобилось садовнику за домом? Почему он за угол свернул? Зачем?
Скорее всего, он ответил что-то маловразумительное. Милиционеры словам не поверили и увезли садовника с собой.
Аккуратно обходя участок дерна, где три дня назад лежало окровавленное тело, Надежда Прохоровна прогулялась вдоль дома, заглянула в окно.
Сквозь чисто вымытые стекла виднелась комната, где теперь жили Вася и Лида Игнатенко. Их вещи лежали и висели повсюду – на стульях, на одежных плечиках, – в углу возле кухонной перегородки скучал приличный новенький телевизор.
– Интересно, – пробормотала баба Надя и повернулась к замершей Елене, к молчаливой Соне, – что здесь делал Гена? Ночью.
– Сама не понимаю, – оторвав палец от верхней губы, призналась новая архитекторская вдова. – У нас разные спальни – Гена храпит, – я не слышала, чтобы он выходил. Меня и утром-то еле разбудили.
– Еле разбудили? – попросила уточнить сыщица Губкина.
– Да. Я никогда так крепко не сплю, обычно просыпаюсь от малейшего шороха.
– А остальные?
– Вера Анатольевна тоже спала крепче обычного. Таисия ее носом в щеку растолкала, раньше только тявкнуть хватало.
– Сима, Катя, Павел? – четко, одними именами оформила вопросы сыщица.
– Надежда Прохоровна, – неожиданно улыбнулась Елена, – упаси вас бог назвать в лицо Катарину Катей. Она укороченного обращения терпеть не может!
– Да ну? – не слишком озаботясь, пробурчала бабушка.
– Не надо обострять. Пожалуйста. Мы тут и так на нервах все.
– Хорошо. Так когда проснулись остальные?
– Первой, как вы поняли, встала Вера Анатольевна. Потом, к счастью, Денис догадался разбудить меня. Я сразу измерила Вере Анатольевне давление, дала лекарство. Потом уже я сама вызывала милицию и будила Катарину и Павла.
– Они спали крепко?
Елена отвела глаза:
– По большому счету я разбудила только Пашу. Дальше он уж сам.
– У них тоже разные спальни? – подняла брови вверх бабушка Губкина, всю жизнь проспавшая с храпящим Васей на одной панцирной кровати.
– У них разный режим дня, – уклончиво произнесла Елена. – Катарина выходит из своей комнаты не раньше одиннадцати. Павел Алексеевич в это время уже давно на работе. Серафима поднялась сама, наверное, услышала, как я бегаю по дому с аптечкой, как вызываю милицию.
– Нож в этой бочке нашла милиция?
– Конечно. Они приехали с собакой. У нас за этим забором крайне нервный депутат живет, – усмехнулась Лена, – такой шум поднял, репортеров вызвал – это, мол, на него, бедняжечку, охотились, но домом промахнулись.
– Понятно. А что-нибудь еще, кроме садового ножа, нашли?
Вопросы бабы Нади производили на Елену странное впечатление – как будто прокурорский следователь сызнова заехал. Она закусила нижнюю губу, покрутила шеей, словно та закостенела.
– Леночка, – подстегнула странная гостья, – свекровь тебя помочь просила.
– Ну я не знаю, – плечи Лены описали два неопределенных полукруга, – имеет ли это отношение к делу. У нас в семье не принято сплетничать…
– Лен, ты говори, а я уж сама решу – что сплетни, что по делу.
– На ветке шиповника возле ворот нашли обрывок прозрачной белой ткани. Похожий на кусочек пеньюара или ночной рубашки. Под камнем возле нашего дома собака унюхала папиросный окурок с марихуаной, – быстро, словно боясь, что решимость сплетничать вот-вот иссякнет, заговорила Лена.
– Так-так, – нахмурилась Надежда Прохоровна. – Окурок – чей?
Елена отвела взгляд, вздохнула:
– Симин. Свежий.
– Она у вас что ж, наркотиками балуется?
Новоиспеченная вдова выдержала испытывающий прямой взгляд, но не ответила.
– Понятно, – кивнула баба Надя. – И давно с ней это?
– Я не нарколог.
– Отец знал?
– Конечно. – Елена встала полубоком, снова стала смотреть в сторону. – Несколько раз Серафиму сажали под домашний арест.
– Проблемная девочка? – негромко вставила слово Софья Тихоновна.
Елена развернулась к ней и фыркнула так, что стало совершенно ясно: «проблемная девочка» – щадящая формулировка.
– Понятно, – вновь, уже с сочувствием, пробасила бабушка Губкина. – Досталось тебе с ней?
– Да нет, ну что вы! – неожиданно и горячо воскликнула Елена, приложив обе ладони к груди. – Сима чудная девочка! Возраст!.. Когда я только приехала сюда, ей было одиннадцать лет. Мама погибла, отец лежачий – Геннадий год провел в постели на вытяжке! – бабушка едва жива. Ребенку досталось, понимаете! Вначале у нас были замечательные отношения! Ей, наверное, попросту не к кому было приткнуться. Потом. Геннадий отправил ее учиться за границу. Девочка приезжает домой – бац! – новая мачеха. Представляете? Уезжала – я сиделка, возвращается – новая мама. – Выпалила все это быстро, задохнулась. – У девочки был трудный возраст. И жизнь не сахар.
– Что-то затянулся у нее трудный возраст, – пробурчала баба Надя, обошла бочку, заковыляла к воротам.
– Ну зачем вы так! – в спину ей выкрикнула Елена. – В том, что девочка так себя ведет, есть и моя вина! Я не смогла полноценно заменить ей мать!
– А тетка? – резко развернулась Надежда Прохоровна.
– Катарина? – опешила от неожиданного перехода мачеха, забегала глазами. – У нее своих детей двое. Роды были трудные.
– В то время сколько лет близнецам было?
– Десять, – чуть слышно пролепетала бывшая сиделка.
– И при чем здесь трудные роды? – сама себя спросила баба Надя и пошла вперед.
Софья Тихоновна, желая сгладить негатив и резкость подруги, бросилась за ней следом.
– Наденька! – прошептала ей в спину. – Ну нельзя же так! Здесь действительно все на нервах, а ты.
– Ага, – мотнула затылком Наденька. – На нервах все. А как вопросы задавать? Без тревоги даже от пчелы меду не добьешься.
– Но не такими же приемами! – возмутилась профессорская жена.
– Какие есть, – остановилась баба Надя, оглянулась кругом. – Пойду по участку прогуляюсь. Ты со мной?
– Пожалуй, нет. – смутилась Софья Тихоновна. – Пока ты в Верочкином доме была, Вадим звонил, спросил, когда я вернусь.
– Тогда езжай.
– Только с Верой Анатольевной попрощаюсь.
* * *Когда Надежда Прохоровна вернулась с кругового обхода территории, у ворот, провожая Софью Тихоновну, стояла уже не только Елена, но новообретенная «школьная подруга» Вера. Дамы церемонно прощались, Софья Тихоновна обещала заглядывать.
– Наденька, я пришлю тебе с Романом вещи. Составь список, позвони.
Надежда Прохоровна пообещала, проводила подругу до такси и вернулась к двум родственницам. Елена приобнимала за плечи свекровь, шептала ей на ухо что-то ободряющее.
– Надежда Прохоровна, Верочка Анатольевна, пойдемте ко мне? Я сегодня утром творожную запеканку испекла. – Поежилась. – Никак не могу привыкнуть. что некому готовить завтрак. Сима не завтракает, только йогурт выпивает.
– Конечно, девочка. – Свекровь чмокнула невестку в висок. – Пойдем. Побалуешь Наденьку своими разносолами.
Когда Вера Анатольевна и Лена, обнимаясь за талии, словно близкие подружки, взошли на крыльцо, Надежда Прохоровна поднялась следом, оглянулась: из застекленной пристройки-бассейна на полукруглый каменный пятачок с лежанками вышла высокая, с нежным загаром блондинка в купальнике. Протирая на ходу полотенцем грудь и плечи, села на лежак, расслабленно откинулась и подставила почти скрытому облаками солнцу стройное тело.
Катька, вредно подумала Надежда Прохоровна и пошла в дом.
По большой уютной кухне витало напряжение, хоть ножом его режь. Елена стояла спиной к огромному двухдверному холодильнику, прижимала к груди банку с вареньем, Вера Анатольевна смотрела на нее так, словно невестка призналась, будто банку эту она украла из подпола голодающей старушки. А банка была последней – на поминки самолично приготовленной.
– Ты знаешь, что заявила мне эта негодница?! – встретила Кузнецова бабу Надю негодующим возгласом. – Достает из холодильника варенье – королевское крыжовенное, заметь! – и говорит: «Вот я уеду, вы только про мои припасы не забудьте, пропадут ведь»! Каково, а?!
