Альберт Кантоф - Пенальти
— Давайте начнем.
Доминик сама щелкнула хлопушкой перед объективом.
— Самоубийство Пере… Часть первая…
Она сказала, глядя в объектив:
— Никто еще не знает причин, которые заставили казначея футбольного клуба Вильгранда оборвать свою жизнь вчера вечером, во время матча против команды Сошо…
Ее пальцы с розовыми, покрытыми лаком ногтями коснулись нижней пуговицы на блузке. Это условный знак. Телеоператор наводит камеру на Франсуа.
— Мы обратились к Франсуа Рошану, чье имя известно всем любителям футбола, и попросили его рассказать нам о человеке, который так много сил отдал этому виду спорта.
Несколькими скупыми фразами хроникер «Курье дю Миди» и «Баллон д'ор» очертил путь Пере в руководящей команде клуба, подчеркнув его неизменную преданность своему делу.
— Нет незаменимых людей. Но ту пустоту, которая осталась после его смерти, трудно будет заполнить.
Пальцы дотрагиваются до второй перламутровой пуговицы. Телеоператор делает шаг назад, чтобы в кадр попала и ведущая.
— Ничто, кажется, не предвещало столь рокового события в тот самый день, когда команда Вильгранда вышла на общеевропейский уровень?
Франсуа инстинктивно попытался сузить поле расследования, обозначенное его собеседницей.
— Ничто, насколько мне известно. Но я не знаю подробностей ни личной, ни деловой жизни покойного. Единственная область, которая относится к моей компетенции, это непосредственно футбол. И события на поле интересуют меня больше, чем то, что происходит за кулисами.
Доминик показала улыбкой, что она, кажется, согласна с очерченными границами. Однако взгляд ее оставался пытливым.
— Но вы не можете намеренно закрывать глаза на то, что происходит вокруг…
— Конечно.
— В таком случае…
Франсуа слишком хорошо знал приемы ремесла, чтобы не заметить серию условных сигналов, подаваемых при помощи пуговиц. Пальцы остановились на третьей петле. Он отметил, что вышел из кадра: оператор взял крупным планом лицо журналистки.
— …Возможно ли, что акт отчаяния, совершенный Виктором Пере, связан с проверкой налоговыми органами бухгалтерских документов клуба?
Пальцы снова быстро спускаются к первой пуговице. Объектив мгновенно поворачивается, беря крупным планом лицо дающего интервью и бесстрастно фиксируя его черты. Он должен удивиться. Эксперт расписывается в своем неведении. На глазах у зрителей, ждущих скандала, разоблачается секрет. Понимая, что молодая женщина вела беседу лишь для того, чтобы нанести под конец этот вероломный удар, Франсуа внутренне негодует: «Негодяйка, добилась-таки своего».
Он стремится придать лицу спокойное выражение. Но слишком поздно.
По новому условному сигналу оператор вновь дает общий план, чтобы преуменьшить значение ответа. Но Франсуа, полный решимости парировать попытку манипулировать его именем, смягчает удар аргументами, которые лишают ситуацию драматизма.
— Эта информация требует подтверждения. Но я хотел бы отметить, что «Вильгранд» стал бы четырнадцатым по счету клубом, подвергнутым проверке налоговой службой в этом году. Таким образом, речь идет об обычной процедуре. И пока нет иных доказательств, ничто не позволяет вам утверждать, что совершались какие-то сомнительные операции. Поэтому было бы слишком опрометчиво связывать трагическую смерть Виктора Пере и обычную практику финансовых учреждений.
Довольный своей краткой речью, он заметил выражение досады в глазах Доминик. Его ответ прозвучал убедительно. Она дала сигнал завершить съемку.
— Спасибо.
Операторы стали складывать аппаратуру. Он ждал. Доминик зажгла сигарету, протянув Франсуа открытую пачку. Но он отклонил предложение, покачав головой.
— Надеюсь, вы не будете на меня сердиться?
Голубоватые кольца дыма цеплялись за каштановые локоны.
— Если вы не вырежете мои возражения при монтаже.
Ровное колечко дыма медленно поднималось к потолку.
— Вы думаете, что я способна на это?
Она действительно была очень хороша. Були осторожно просунул свои усы в приоткрытую дверь гостиной. Он рассматривал непрошенную гостью с таким видом, словно колебался, надо ли прятать когти или нет. Франсуа выложил все, что было на душе, чувствуя в то же время, что судит несколько пристрастно.
— Вы, я думаю, относитесь к числу тех, кто ради красного словца не пожалеет и отца. Мне кажется, вы вполне могли бы отправиться за интервью к премьер-министру шаха в тюремную камеру, перед тем как его расстреляют.
Он намекнул на подвиг одной журналистки в Тегеране, ставшей с тех пор знаменитой телеведущей. Некоторые из ее завистливых коллег несправедливо утверждали, что она способна побеседовать даже с мертвецом — лишь бы тот был фотогеничен. Но собеседница Франсуа не смутилась, сославшись на профессиональные требования.
— Люди, которые видят меня на экране, имеют право знать. Такова моя роль. Даже если она не всегда меня устраивает. Я готова воздать хвалу любой идиллии, если вам такая известна… Но не говорите мне, что это мир спорта. Здесь ворочают слишком большими деньгами…
Одним прыжком кот оказался между ними и изогнулся, требуя ласки. Доминик рассмеялась.
— Если бы вы были таким добрым, каким хотите казаться, то не любили бы кошек. Они жестоки, коварны, себе на уме…
Она нагнулась и потрепала животное по черной шерсти. Продолговатые кошачьи глаза блаженно зажмурились от прикосновения ее пальцев. Кот замурлыкал от удовольствия. Доминик подняла глаза на Франсуа.
— Они к тому же распутны. Поэтому я предпочитаю их собакам. Мне не нравится, когда лижут руку, которая бьет.
Она выпрямилась.
— Ну что ж… До свидания.
Доминик ушла, оставив его немного ошарашенным этой смесью обаяния, расчетливости, иронии и дерзости. Франсуа набрал номер домашнего телефона президента футбольного клуба Вильгранда, чтобы проверить слухи о приезде фининспекторов. Женский голос ответил:
— Нас нет дома. Оставьте сообщение, и мы позвоним вам по возвращении. Говорите после звукового сигнала.
Оставив свое имя и координаты, он решил попытать счастья, позвонив в клуб. Но и там ему не повезло.
Работая на бегу синхронно руками и ногами, ровно дыша, Франсуа стремился ни о чем не думать. Как обычно по утрам, он пересек старый город. Быстрое, равномерное движение превращало фасады домов в калейдоскоп архитектурных форм минувших времен. Он выбежал на новый кольцевой бульвар, позволивший машинам огибать город. Не обращая внимания на автомобильный поток, который светофоры регулярными волнами выплескивали на мостовую, Франсуа мерил пространство, легко касаясь ногами земли. Его тело, привыкшее к этим ежедневным усилиям, гармонично двигалось, и он не пытался ускорить темп. Его обогнала группа велосипедистов в ярких облегающих комбинезонах. Сам он обошел толстяка в сиреневом костюме, которому, наверное, кроме сауны рекомендовали бег, чтобы растопить лишние килограммы жира. Превозмогая себя, почти в обмороке, несчастный упорно тащил их, как Сизиф свой камень. Франсуа, забыв о ночном беспокойстве и утреннем визите, которые оставили ощущение какой-то тревоги, словно летел по воздуху, вбирая всю невидимую энергию космических излучений.
Черный капот автомобиля поравнялся с ним. Подавшись неожиданно влево, «пежо» с длинной гибкой антенной подрезал его и прижал к тротуару. На секунду Франсуа показалось, что он вдруг попал на съемки гангстерского фильма. Какое-то предчувствие овладело им. Но вместо автомата «скарфейс» в открытом заднем окошке показалось лицо комиссара Варуа. Полицейский отметил, что Рошан инстинктивно вытянул руки вперед, будто защищаясь.
— Вы что-то слишком нервничаете.
Франсуа глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
— После того зрелища, которое вы показали мне сегодня ночью, есть от чего. Не так ли?
Комиссар усмехнулся:
— Трупы — это мой хлеб. А труп Виктора Пере был еще в приличном состоянии. Если бы я вам рассказал, в каком виде их иногда находят…
— Спасибо. Не хочу. Вы тут проезжали случайно?
— Мы какое-то время ехали за вами. Я всегда восхищался марафонцами.
— Рад это слышать. Но сомневаюсь, что вы следовали за мной только для того, чтобы немного подбодрить.
— Действительно. Вы знаете, что ваш друг Бакеле решил вернуться в свою хижину в Бамако?
Видимо, Доминик Патти и полицейский ходили в одну и ту же школу. Обучаясь ударам ниже пояса. Никогда малиец не уехал бы из Франции без достаточных на то причин. Или, может быть, его заставили.
— Вы его выслали?
Варуа казался искренне огорченным.
— Это не мой стиль. Я стою за равные права арабов или черномазых, как и овернцев или бретонцев. К тому же если нет подписи под свидетельскими показаниями, то это беспорядок. По халатности у Бакеле забыли взять подпись, и поэтому невозможно закрыть дело.
