Рут Ренделл - Если совершено убийство
— Сейчас мы проводим сержанта до полицейского участка, а потом я покажу тебе кое-что другое. Ты не должен уехать с мыслью, что весь Кенберн-Вейл состоит только из таких вот крысиных нор.
Они оставили Клементса в полицейском участке — огромном темном здании на главной улице Кепберн-Вейл, где синяя лампа раскачивалась в центре арки над внушительного вида лестницей. Затем Говард сам сел за руль автомобиля, и они поехали подальше от трущоб, продуваемых ветрами улиц с угловыми магазинами, пабами и «заплатами» голой земли, которые когда-то были садами и скверами, а теперь, окруженные, как теннисные корты, проволочными заграждениями, были захламлены сломанными велосипедами и канистрами для бензина.
— Здесь живет Клементс. — Говард указал куда-то вверх, почти на крышу машины. Всмотревшись в окно, Уэксфорд увидел дом-башню головокружительной высоты — этажей на тридцать.
— Могу себе представить, какой великолепный вид открывается оттуда. В ясные дни ему, наверное, видно даже устье Темзы.
Теперь по обе стороны дороги появились многочисленные жилые микрорайоны — монолиты, выросшие среди ветхих полуразрушенных «джунглей». Уэксфорд хотел было спросить, не на этот ли контраст Говард хотел обратить его внимание, как вдруг неожиданно дорога вывела их на совершенно открытое пространство. Перемена была потрясающей: секунду назад они находились в одном из самых скучных и монотонных районов, которые он когда-либо видел, но теперь — как это бывает при смене декораций на театральной сцене — увидел зеленый треугольник, стриженые деревья и несколько разбросанных домов в георгианском стиле. «Таков он, Лондон, — всегда разный, но неизменно удивительный», — подумал Уэксфорд. Говард припарковался около самого большого дома темно-красного цвета с длинными сверкающими окнами и колоннами с каннелюрами, поддерживавшими свод над крыльцом. По обеим сторонам дома были клумбы с цветами, тщательно спланированные ряды кипарисов и каких-то других деревьев. Табличка, висевшая на стене, гласила: «Вейл-парк. Частная собственность. Парковка только для постоянно проживающих, согласно распоряжению „Нортберн пропертиз лтд“.
— Дом старика Монфорта, — пояснил Говард. — Принадлежит компании, в которую Лавди звонила насчет работы.
— Путь к славе, который привел к могиле, — отозвался дядя. — Что стало с Монфортами, кроме того, что их похоронили в склепе?
— Не знаю. Человек, который может рассказать тебе об этом, — Стивен Дербон, президент «Нортберн пропертиз». Он — большой и авторитетный знаток Кенберн-Вейл и его истории. Компания скупила здесь много земли и провела большую работу, чтобы привести ее в порядок.
«Жаль, что они заодно не поработали над полицейским участком Кенберн-Вейл», — подумал Уэксфорд. Уже назрела острая необходимость обновить его выцветший фасад, перекрасить унылого цвета стены, деревянные панели и темные коридоры. Один из них вел в кабинет Говарда — просторную комнату с ковром цвета спелой, красноватого оттенка сливы, металлическими картотечными шкафами и видом на пивоваренный завод. Единственным ярким пятном в комнате была девушка с золотистыми волосами с медным отливом и, безусловно, самыми длинными в Лондоне ногами.
Когда Говард с дядей вошли в кабинет, она подняла глаза от документа, который только что изучала, и произнесла:
— Миссис Форчун спрашивала вас по телефону. Она просила срочно перезвонить ей.
— Срочно, Памела? Что там случилось? — Говард направился к телефонному аппарату.
— Кажется, ваш… — Девушка заколебалась. — Ваш дядя, который гостит у вас, куда-то пропал. Он ушел из дому пять часов назад и до сих пор не вернулся. Миссис Форчун была очень расстроена.
— О господи! — воскликнул Уэксфорд — Я же собирался на вокзал Виктория. Ну и устроят мне головомойку!…
— И мне тоже, — поддержал его Говард, и оба они расхохотались.
Глава 5
Они охотно слушают молодых и даже намеренно вызывают их, дабы вызнать таким образом дарование и ум каждого, проявляющиеся в застольной беседе.
— Тетя Дора прилегла, — ледяным тоном произнесла Дениз, — у нее разболелась голова. Когда ей станет лучше, мы собираемся сходить к моему брату поиграть в бридж.
Уэксфорд сделал еще одну попытку умиротворить ее:
— Дорогая, мне очень жаль, что все так произошло. Я не хотел расстраивать вас, но у меня все совершенно вылетело из головы.
— Обо мне не беспокойся, пожалуйста, а вот тетя Дора очень расстроилась.
— Мужчины должны работать, а женщины — тосковать по ним, — довольно сурово заметил Говард. — Итак, где мой обед и закуска Рэджа?
— Мне очень жаль, но я ничего не приготовила специально для дяди Рэджа. Понимаете, мы подумали, что раз уж он решил не следовать всем предписаниям своего врача…
— То вы накажете его и дадите ему обычную еду? Бедный старина Рэдж! Похоже, мы с тобой поступим так же, как Мор поступал с детьми в «Утопии», когда разрешал им есть с тарелки учителя.
Когда Дора спустилась к ним, у нее был обиженный и несколько рассеянный вид, но старший инспектор, женатый уже тридцать лет, редко допускал в своем доме бабье царство.
Заметив знакомый решительный блеск в его глазах, Дора ограничилась жалостливым «Ну как же ты мог так поступить, дорогой!» и тут же перешла к игре в бридж.
— Пойдем в мой кабинет, — предложил Говард, когда они с Уэксфордом закончили есть плов. — Я хотел бы поговорить с тобой о телефонном звонке.
Кабинет Говарда был гораздо приятнее, чем его офис в Кенберн-Вейл, и обставлен не такими хрупкими вещами, как та часть дома, где господствовал женский стиль. Уэксфорд сел у окна, из которого через узкий просвет между домами виднелись нескончаемые вспышки света с Кингс-роуд. Он еще не привык жить в таком месте, где никогда не бывает темно и всю ночь небо озаряется красными сполохами.
— Ты выглядишь намного лучше, Рэдж, — заметил Говард, улыбаясь. — Можно сказать, что за один вечер ты помолодел лет на десять.
— Надеюсь. Никому не нравится сидеть на заднем ряду и жить чужой жизнью. — Уэксфорд вздохнул. — Трагедия старения заключается не в том, что человек стар, а в том, что он молод.
— Я всегда считал «Портрет Дориана Грея» довольно глупой книгой, но это, пожалуй, одна из немногих стоящих сентенций, да и та написана чуть ли не на последней странице.
— Опять литературная болтовня, Говард?
Племянник рассмеялся.
— Больше ни слова о литературе, — согласился он. — Теперь давай о телефонном звонке Лавди с Гармиш-Террас.
— Это был звонок в «Ситансаунд», не так ли? Ты говорил, что она звонила в «Ситансаунд», чтобы предупредить, что заболела.
— Да, это так, но в «Ситансаунд» она звонила в два часа, а звонок с Гармиш-Террас был в четверть второго. Кому же она звонила?
— Матери? Старой тетушке? Подружке? А может быть, по какому-нибудь объявлению? — После того как на все эти предположения Говард отрицательно покачал головой, Уэксфорд поинтересовался: — Ты уверен, что в «Ситансаунд» она звонила не раньше двух?
— С ней разговаривал менеджер по фамилии Голд. Он утверждает, что Лавди звонила не раньше двух. Она должна была вернуться в два часа, и он уже начал думать, куда это продавщица подевалась.
— Получается, что в первый раз девушка звонила из дома, а второй — из автомата на улице. Почему?
— Ясно почему: у нее не было мелочи. Помнишь, Пегги Поуп говорила, что Лавди просила ее разменять десять пенсов, а у нее нашлась только одна двухпенсовая монета. Наверное, Лавди разменяла деньги где-нибудь на улице — например, купила сигарет или зашла в бар, где продают шоколад, а потом отправилась звонить из телефонной будки.
— Верно. Первый звонок был решающим и очень важным. От него зависело, вернется она на работу или нет. Она звонила своему убийце. — Уэксфорд стал тереть глаз, но тут же остановился и расслабился. Ему легко было расслабиться, потому что теперь он был допущен в святая святых — кабинет Говарда, и не только туда, но и в его мысли. — Расскажи мне о людях, которые работают в «Ситансаунде», — попросил он.
Говарду показалось, что мигающий свет мог раздражать дядю, поэтому он задернул штору и начал говорить:
— Голду лет шестьдесят. Он живет в квартире над магазином и в пятницу находился в магазине всю вторую половину дня. В половине шестого вечера переключил телефон на автоответчик и поднялся к себе домой, где и провел весь вечер — он может это подтвердить. Кроме него, в магазине работают два техника и два инженера. Оба техника и один инженер женаты и живут за пределами Кенберна. Второму инженеру двадцать один год. Все их перемещения проверяются, но если предположить, что тот, кому звонила Лавди, был ее убийцей, то ни о ком из работников старшего возраста не может идти речь. Все они с часу до без десяти два были в «Ламмас армз», и никто из них не выходил из-за стола, чтобы поговорить по телефону. Парень, которому двадцать один год, ремонтировал телевизор в доме на Копленд-роуд. Стоило бы проверить, не звонил ли кто-нибудь в этот дом, когда он находился там, хотя это, кажется, маловероятно. Насколько нам известно, Лавди почти никогда не, общалась с инженерами и техниками, работавшими в магазине. Послушай, что говорил в своих показаниях Голд. — Говард открыл портфель, достал из небольшой пачки лист бумаги и начал читать: — «Она была спокойной и вежливой девушкой. Покупатели ее любили, потому что она всегда была внимательна и терпелива. Она была не из тех девушек, которые умеют постоять за себя. Выглядела какой-то старомодной. Когда впервые пришла в наш магазин, на ней не было никакого макияжа, поэтому я был вынужден попросить ее подкрашиваться». По-видимому, он еще попросил ее укоротить юбку и не ходить каждый день в одной и той же одежде.
