Рут Ренделл - Зловещее наследство
Обзор книги Рут Ренделл - Зловещее наследство
Рут Ренделл
Зловещее наследство
Глава 1
…Как написано в книге закона Моисеева…
«каждый за свое преступление должен быть наказываем смертью».
Четвертая книга Царств; 14:6Раннее утро. Инспектор Берден видел на своем веку больше утренних зорь, чем кто бы то ни было, но никогда не испытывал досады по этому поводу, особенно летом. Глубокий синий свет, по оттенку такой же, как при закате, но без сумеречной меланхолии. Он любил тишину и покой маленького провинциального городка, хотя и здесь случались разного рода происшествия.
Четверть часа назад двое мужчин, которых допрашивали об обстоятельствах последней драки в одном из кафе Кингсмаркхема, независимо друг от друга и почти одновременно сделали признания. Сейчас они были заперты в двух совершенно белых камерах первого этажа по-современному нелепого полицейского участка. Берден стоял у окна кабинета Уэксфорда, глядя в небо характерного аквамариново-зеленоватого оттенка. Плотная стая птиц пересекла небо и напомнила Вердену детство, когда на рассвете все казалось крупнее, яснее и значительнее, чем сейчас. До тошноты уставший, он открыл окно, чтобы выветрить сигаретный дым и запах пота от молодых нарушителей, в зените лета одетых в кожаные куртки.
Он услышал, как в коридоре Уэксфорд пожелал не то доброй ночи, не то доброго утра полковнику Грисуолду, старшему констеблю. Интересно, догадался ли Грисуолд, который появился почти в десять с длинными разглагольствованиями о необходимости борьбы с хулиганством, что именно этому было посвящено ночное расследование? Вечно суют нос не в свое дело, раздраженно подумал он.
Лязгнула тяжелая входная дверь, потом завелся автомобиль Грисуолда. Верден наблюдал за тем, как машина из внутреннего двора мимо больших каменных ваз с розовыми геранями выехала в направлении Кингсмаркхем-Хай-стрит. Старший констебль управлял машиной сам. Верден с одобрением и завистью наблюдал, как Грисуолд, доведя машину со скоростью около двадцати восьми миль до черно-белого знака отмены ограничений, набрал скорость и быстро исчез из виду на пустынной загородной дороге, ведущей к Помфрету.
Он услышал, как входит Уэксфорд, и обернулся. Тяжелое серое лицо старшего инспектора выглядело немного более серым, чем обычно, но других признаков усталости не было видно, зато темные и твердые, как базальт, глаза светились торжеством. Старший инспектор — внушительных размеров мужчина с крупными чертами лица и пугающе громким голосом. Его серый костюм с двубортным пиджаком сегодня казался более мятым и поношенным, чем обычно, но он шел Уэксфорду и служил как бы продолжением его дубленой шкуры.
— Еще одно дело сделано, — произнес он, — как сказала одна старуха, выбив глаз старику.
Подобные шуточки Верден переносил стоически. Он понимал, что остроты Уэксфорда направлены на то, чтобы лишний раз шокировать его. И все же шутки эти всегда достигали цели. Губы Вердена сложились в натянутую улыбку. Уэксфорд, довольный тем, что можно отвлечься от предстоящего не очень приятного дела, протянул ему голубой конверт.
— Грисуолд только что передал мне его, — сказал Уэксфорд. — В пять утра. Ничего срочного.
Верден взглянул на почтовый штемпель Эссекса.
— Это не тот человек, который был здесь недавно, сэр?
— Ну, как правило, я не получаю писем от поклонниц из прекрасного старинного Трингфорда, верно, Майк? Это, разумеется, тот самый преподобный мистер Арчери.
Он опустился в одно из довольно хрупких кресел, привычно издавшее протестующий скрип. Как говорили его подчиненные, Уэксфорд по отношению к этим креслам, как и ко всей агрессивно-современной обстановке свое го кабинета, находился где-то посередине между любовью и ненавистью. Блестящий пол — квадрат нейлонового покрытия, кресла с их хромированными ножками, бледно-желтые жалюзи — все эти, но словам Уэксфорда, «уловители пыли» выглядели нарочито экстравагантно. В то же время Уэксфорд втайне очень гордился этими вещами. Они по-своему служили ему. Например, помогали производить впечатление на посторонних посетителей, вроде сочинителя этого письма, которое сейчас Уэксфорд доставал из конверта.
Оно тоже было написано на довольно плотной голубой бумаге. С нарочито правильным выговором старший инспектор передразнил:
— «Мой дорогой, можно также добраться до начальника полиции Мид-Сассекса. Мы были вместе в Оксфорде, вы не знали?» — Он выдавил кривую ухмылку. — Ненавижу дела такого сорта.
— А они были?
— Что «они были»?
— Вместе в Оксфорде?
— Не знаю. Что-то в этом роде. Это могли быть и тренировочные площадки Итона. Грисуолд сказал только, что «теперь, когда мы всех этих негодяев упаковали, мне хотелось бы, чтобы вы взглянули на письмо от моего лучшего друга но имени Арчери. Отличный парень, один из лучших. Это вложение для вас. Хотелось бы, чтобы вы оказали всю возможную помощь. У меня подозрение, что здесь есть кое-что общее с этим негодяем Пейнтером».
— Кто это — Пейнтер?
— Мерзавец, которого казнили лет пятнадцать — шестнадцать назад, — лаконично ответил Уэксфорд. — Посмотрим, о чем пишет пастор?
Берден заглянул через его плечо. Письмо пришло из прихода Святого Колумба, Трингфорд, Эссекс. Непонятно почему Берден испытал некоторую неприязнь. Уэксфорд между тем читал вслух:
— «Дорогой сэр, надеюсь, вы простите меня за то, что я отнимаю ваше драгоценное время, но мне кажется, что в данном случае нужна определенная безотлагательность. Полковник Грисуолд, начальник полиции…» так, так, так и так далее… «очень любезно сообщил мне, что вы являетесь тем джентльменом, который может помочь мне в решении этой проблемы, и потому я, предварительно проконсультировавшись с ним, взял на себя смелость написать вам». — Уэксфорд прочистил глотку и ослабил узел мятого серого галстука. — Должен сказать, тратит чертовски много времени, прежде чем перейти к делу. О, наконец-то добрались! «Вы должны припомнить дело Герберта Артура Пейнтера…» Я должен! «…Как я понимаю, вы были связаны с ним. Поэтому я предположил, что должен заехать к вам, прежде чем сделать некоторые запросы, которые, против собственного желания, я вынужден сделать».
— Вынужден?
— Так он говорит. Но не говорит почему. Дальше воз и маленькая тележка комплиментов и сообщение о том, что он может зайти повидаться со мною завтра… о нет, сегодня. Он намерен позвонить мне утром, но уже «предчувствует мое желание встретиться с ним». — Уэксфорд взглянул в окно и, как всегда передергивая, сказал: — Полагаю, сейчас он спит райским сном в Элизиуме, напичканный многострадальной холодной бараниной или с чем там ложатся в постель священники.
— К чему это все?
— О господи, Майк, это же очевидно, нет? Не стоит обращать внимания на эти «должен признаться» и «против желания». Не думаю, что у него достаточно высокое жалованье, стало быть, между ранним причастием и встречей со святой Марией он описывает реальные криминальные истории. Но, должно быть, доведен до отчаяния, если рассчитывает пощекотать аппетит масс воскрешением Пейнтера.
Берден задумчиво произнес:
— Я, кажется, помню это дело. Я только что окончил школу…
— И это вдохновило вас на выбор карьеры, да? — Уэксфорд усмехнулся. — «Кем же ты хочешь стать, сын? — Я хочу стать детективом, папа!»
В течение тех пяти лет, что он был правой рукой Уэксфорда, Берден выработал иммунитет к его шпилькам. Он знал, что служил своего рода клапаном или рыжим клоуном, позволявшим Уэксфорду дать выход своему грубому, иногда шокирующему чувству юмора. К каждому поголовно жителю этого небольшого городка Уэксфорд относился как к «нашему клиенту», всего лишь пока неподозреваемому в совершении уголовного преступления. Предназначением Вердена было принимать на себя бьющие через край потоки ярости, насмешек и шпилек шефа. Сейчас его использовали как губку, чтобы впитать презрение, которое вызывал у босса Грисуолд и друзья Грисуолда.
Он проницательно взглянул на Уэксфорда. После целого дня и ночи допросов и крушения надежд это письмо было последней соломинкой. Попадись какой-нибудь дурак под руку Уэксфорду, когда его кожа становится еще более, чем обычно, морщинистой, а тело скрючивается от напряженного гнева, мало не покажется. Такое напряжение требует разрядки.
— Это дело Пейнтера, — коварный Берден плавно перешел на роль терапевта, — несколько заурядно, нет? Я следил за ним по прессе, потому что это было местной сенсацией. Во всяком случае, не помню ничего примечательного.
Уэксфорд спрятал письмо обратно в конверт и убрал в ящик письменного стола. Движения его были точны, он контролировал себя. Одно неловкое слово, подумал Берден, и он разорвал бы меня в клочья, которые остались бы потом на совести уборщицы. Слова Уэксфорда являлись, по-видимому, чрезвычайно правдивыми в создавшихся для него обстоятельствах, когда он холодно и жестко ответил:
