Илья Штемлер - Признание
— Ну и что сказал твой отец?
— Сказал, что мы с тобой теперь как бы соучастники. Так как знаем и молчим… Теперь и он, выходит, соучастник… Правда, я не назвала имя Глеба.
Никита присвистнул:
— Чепуха! Если твой отец заявит…
Он повернулся лицом к морю. Гранит балюстрады четко отсекал асфальт набережной и уходил в спокойную воду. Два одинаково округлых черных камня торчали из воды, напоминая глаза отдыхающего бегемота. Сходство было поразительное. И эти небольшие, брошенные в сторону голыши, точно ноздри бегемота. Алена однажды довольно долго простояла в зоопарке у бассейна в ожидании появления бегемота. С чего это она вспомнила? Сколько ни жди, тут никто не появится, пустой номер. Обычные камни…
— Слушай, а ты не могла бы уехать куда-нибудь на эти дни? — произнес Никита. — Допустим, в командировку.
— Могу. Давно собираюсь в Харьков. А что?
— Поезжай. Сегодня. Если и не в командировку, то куда угодно. За город. На дачу. Отпросись на несколько дней.
— Вот еще. Для чего?
— Есть идейка. У тебя найдется ручка? Или карандаш?
Никита полез во внутренний карман плаща, достал записную книжку, вырвал чистый листок и, пристроившись, принялся писать.
— Вот. Единственная возможность как-то исправить положение. — Никита протянул листок.
Корявые вытянутые буквы брезгливо касались друг друга, составляя слова. Алена пробежала глазами по листку.
«Алена, поезжай спокойно. Все, что касается истории с Глебом, я улажу сам. Обещаю. Кит».
— Так вот. — Никита поправил выбившийся шарф. — Я обещаю тебе все уладить: заявить в милицию или уговорить Глеба повиниться. Или… Ну не знаю что. Главное, я тебе это обещал. Письменно. Записка останется у тебя. Понимаешь?
— Не понимаю.
— Короче, — прервал Никита, — поступай, как говорят. Я сам все улажу. Но при одном условии: ты должна уехать. Чтобы не наделать больше глупостей. — И повторил раздельно, внушительно: — Чтобы не наделать больше глупостей… И еще! Вернешься домой — покажи записку отцу. Он должен все понять.
— Я тоже начинаю кое-что понимать.
— Вот и отлично, — буркнул Никита.
— Только нужны ли такие жертвы? — Алена в нерешительности теребила листок.
— Нужны! Кстати, никакой жертвы нет. Я убежден, что мы с тобой поступаем во имя справедливости…
Алена натянуто улыбнулась. Такое чувство, что она украла и ее поймали. Ей было стыдно. Она сейчас презирала себя. И ненавидела Никиту. Она не могла найти в себе сил растоптать этот листок, швырнуть его в воду…
Медленным движением она вложила листок в сумку.
— Кроме нас с тобой существует еще и Марина.
— С Мариной проще. — Никита плотнее запахнул плащ и поднял воротник. — Марина любит его. Этим все можно оправдать.
Они шли вдоль набережной. Усатый дворник сгребал шуршащие зеленовато-желтые листья.
— Ты подлец, Кит… И я… И он… Мы подлецы! Ненавижу, ненавижу… И ничего не могу поделать.
Она рванулась и побежала.
Дворник укоризненно посмотрел на Никиту и покачал головой.
* * *К уголовному делу № 30/74.
Выписка из протокола:
«Детский сад — стандартное двухэтажное строение из кирпича. В левой части игровой площадки — каменный сарай для хранения хозяйственного инвентаря. Между ящиком с цементом и стеной обнаружен на полу четкий след протектора, принадлежащий мотоциклу класса «ИЖ — Юпитер» с коляской. На полу у ящика с цементом обнаружены листы картона и фанеры. Судя по четким следам вдоль осевой линии протекторов колес, эти листы служили для укрытия мотоцикла».
Марина дождалась, когда дети вытрут руки, и легонько подтолкнула их к выходу из умывальной комнаты.
— Ты, Макаров, всегда задерживаешься. И Рюрикова тоже. Пара пятак.
— А что можно купить за пару пятак? — тут же заинтересовался мальчуган в красной курточке.
— Машину «Жигули», — ответила девочка Рюрикова.
— Сказанула! — обрадовался Макаров. — Знаешь, сколько стоит «Жигуль»? Сто тысяч рублей. Целая куча денег. До потолка. Мой дядя Коля купил «Жигуля», чтобы на работу ехать. А то у него часто пятачков на автобус не бывает.
— Зато у моего папы пятачков полно, — заявила Рюрикова.
В коридоре у кабинета заведующей сидела женщина в коричневом кожаном пальто. Рядом, пропустив ручонки между коленями, томился мальчуган лет пяти.
— Новенький? — остановился подле него общительный Макаров. — Просись в среднюю группу.
Мальчик растерянно молчал.
— Не знаете, скоро придет заведующая? — произнесла женщина, поднимаясь.
— Она уехала на базу! — выкрикнула Рюрикова. — За сгущенкой.
Марина пожала плечами, она не знала, когда вернется заведующая. Подхватила за руку малышей и ввела в спальню.
— Опоздальщики! — донесся шепот с ближайшей кроватки.
Макаров намерился было что-то ответить, но под строгим взглядом воспитательницы передумал и сердито засопел.
Уложив малышей, Марина села к столу, вытащила из ящика тетрадь дежурств. Обычно она заполняла дневник во время тихого часа, чтобы не оставаться после работы. Она любила эти спокойные два часа…
Марина аккуратно пометила число. В левом столбце «Происшествия за день» написала: «Миша Кунин развалил кадку с лимонным деревом». В среднем столбце «Причина» написала: «Бежал как оглашенный за Димой Ступиным». В правом столбце «Принятые меры»: «Дерево вынесли в кладовку…» «Саша Корин пил воду из аквариума. Изображал рыбку. Отведен в медпункт». Что еще? Кончик карандаша застыл над бумагой. Точно размышляя — откуда взялось сероватое расплывчатое пятнышко. И еще одно, рядом, но поменьше. Марина обвела их карандашом, а другой рукой вытерла мокрую щеку. Она не чувствовала слез, просто лист бумаги вдруг начинал расплываться, точно уходил в воду… Хватит, твердила она себе, надо собраться, собраться. Хорошо бы сегодня после работы сходить к отцу, проведать, как они там. Заодно и проверить: в шкафу ли голубое платье со стоячим воротником. На глаза давно не попадалось…
К отцу она была не очень привязана, а после женитьбы его на медсестре и совсем охладела. Не видела неделями, и не тянуло. С самой медсестрой отношения были хорошие. И мальчики ей нравились, дети медсестры. А вот с отцом разладилось. И понимала, что верно отец поступил, не оставаться же одному, да и мать перед операцией наказывала отцу жениться, если что с ней произойдет. Но слишком быстро он сделал это, слишком быстро…
«Зайду сегодня, — решила Марина, — переживает он. Позвоню по телефону, предупрежу». Приняла решение и немного успокоилась…
— Марина Николаевна, а Макаров воздух испортил, — тоненько произнесла ябеда Рюрикова.
— Кто? Я? — Макаров сел, уничтожая Рюрикову взглядом. — Ничего я не портил.
— А кто же еще? — торжественно воскликнула Рюрикова. — Опять кровать скрипит твоя.
Марина постучала карандашом по столу и подняла голову. Макаров, недовольно ворча, улегся. Кое-кто из малышей спал, но большинство притворялись.
Марина отодвинула дневник и, мягко ступая, вышла в прихожую. Тотчас за прикрытой дверью раздался скрип кровати и шлепанье босых ног.
— Получай! — крикнул Макаров. — Ябеда!
— И про это воспитательнице скажу! — радостно объявила Рюрикова. — Тебе влетит!
— Говори! Зато получила по заслугам.
Босые ноги прошлепали в обратном направлении. В спальне поднялся галдеж.
— Что еще за шум? — не показываясь, прикрикнула Марина.
Дети притихли.
Марина осторожно отошла от двери.
Женщина в кожаном пальто все сидела у кабинета заведующей. Мальчик наклонился и теребил от скуки шнурки на ботинках.
— Заждались? — произнесла Марина. — А мальчику скучно. Отпустили бы его в игротеку.
— Не пойдет, — ответила женщина, — дикий.
— Пойдешь играть? — Марина присела на корточки перед малышом. — Как тебя зовут?
Мальчик застеснялся и отвел глаза.
— Витей его звать, — проговорила женщина.
— Ничего, привыкнет. Хотите его к нам определить? Поздновато. Обычно к сентябрю набираем.
— Ничего не поделаешь, — вздохнула женщина. — Так получилось. — Она окинула мальчика беглым взглядом. — Няня его заболела.
Марине показалось, будто ее что-то сковывает.
В коридор вышел Макаров в длинной ночной рубашонке. Заметив Марину, он поджал ногу в болтающейся тапке.
— Я в туалет.
Марина кивнула. Макаров заспешил дальше.
— И я хочу, — вдруг произнес Витя.
Макаров остановился, смерил его взглядом.
— Пошли! Чего стоишь?
Мальчик проворно сполз со скамейки и побежал к Макарову.
— Привыкает. — Женщина обернулась к Марине. — Няньку его сбили машиной. Вчера. Насмерть.
Марина откинула со лба волосы и поднялась.
— На… Менделеевской?
— И вам известно? Хорошая была старушка. И Витьку любила. Завтра похороны.