Сэм Льювеллин - Прилив
— Присядьте, — предложил я.
Рука ее дрожала.
— Не хочу.
Из холла послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял опрятный усатый человек в костюме, позади него маячили еще трое в таких же опрятных костюмах. Усатый держал в руке толстый, официального вида конверт, словно щитом прикрывая им свою грудь.
Он посмотрел на нож в моей руке, затем на меня самого. У него были строгие, смахивающие на две черные пуговицы глаза.
— Где господин Тибо Леду? — спросил он.
— Во всяком случае, не здесь, — отрезал я, складывая нож и засовывая его в карман.
— Притворяться бесполезно, — настаивал усатый.
— Вы кто? — поинтересовался я.
— Жан Лома. Банк «Кахо».
— И какое у вас дело?
— Частного характера. Оно касается взаимоотношений господина Леду с банком.
Женщина откинула волосы с лица и вызывающе дернула подбородком.
— Как вам уже сказали, господина Леду здесь нет. Будьте добры покинуть помещение, — изрекла она.
В ожидании дальнейших событий мой желудок отвердел, как рифленое железо.
Зловещая улыбка тронула усы господина Лома.
— Весьма сожалею, — сказал он, — но это я вынужден просить вас покинуть дом.
Лома вскрыл конверт.
— В соответствии с данным предписанием я пришел, чтобы вступить во владение Мано-де-Косе.
— Merde[10], — выдохнула рядом со мной женщина.
«Вот так дела! — подумал я. — Прощайте, „Яхты Сэвиджа“! Тибо, шельмец, где ты?»
— Так не изволите ли оказать мне честь и удалиться? — вопросил Лома.
Банк «Каренте» разыскивал Леду в ресторане, банк «Кахо» — в Мано-де-Косе. А вооруженные ножами парни — повсюду, где был шанс найти его. Когда и те и другие выстраиваются в одну очередь, судостроители голодают. Я ощущал себя столетним стариком.
— Предъявите ваши документы! — потребовал я.
— Вы англичанин? — поинтересовался он.
— Ирландец.
Лома показал документы.
— Теперь все в порядке, не так ли? — перешел он на английский.
— В общем, да, — пожал я плечами.
— И мне предъявите! — потребовала женщина. Она достаточно близко подошла к Лома и заглянула через его плечо.
— Это неправда! — произнесла она совсем иным, чем прежде, мягким тоном. И нахмурилась: недовольный взгляд невинности.
— Боюсь, что правда, — с важным видом возразил господин Лома. Он уже отметил тот факт, что находится в присутствии красивой женщины.
— Хорошо. — Она обхватила мою руку и прислонилась к плечу. Это был однозначно интимный жест. Я в недоумении взглянул на нее. Ее левый глаз — тот, что находился подальше от господина Лома, — заморгал, что можно было расценить как подмигивание.
— Ах, этот проклятый Тибо! Пригласил нас погостить, а тут являются судебные исполнители. Ну что ж, думаю, нам следует паковать чемоданы.
— Полагаю, что так, — поддержал я ее затею. — Это возможно? Господин Лома позволил себе завороженно уставиться на женщину своими черными пуговицами. Цвет ее лица восстановился, но глаза все еще блестели затаенным гневом. Господин Лома осознал, что он находится не только в обществе красивой женщины, но и в ситуации, когда может оказать ей любезность. Он отчасти перестал быть служащим банка и вспомнил, что является полноценным гражданином Франции.
— Разумеется!
— Я упакую и твои вещи, милый, — сказала мне женщина.
Я улыбнулся ей:
— Полагаю, нам придется подыскать отель. В самом деле: это уж чересчур.
Она пожала плечами и быстро вышла из комнаты. Господин Лома проводил глазами ее покачивающиеся бедра в плотно облегающих тело кожаных брюках. Его рот слегка приоткрылся под усами. Я испугался, что он намерен приказать одному из своих пристяжных следовать за ней, и поспешно спросил:
— А вы видели человека, который уходил, когда вы вошли?
Господин Лома сглотнул и тем еще раз проявил себя действующим членом общества.
— Из дома вышел мужчина, он уехал на мотоцикле. А сейчас, если позволите, мы поможем мадам упаковать чемоданы.
Поднимаясь по ступенькам, мы услышали женское пение. Голос был хрипловатым, но веселым. Он привел нас в просторную комнату с позолоченным потолком, расписанным сценами из жизни Дианы-охотницы. Женщина складывала рубашки в стопку на позолоченной кровати. В комнате был большой, усложненной конструкции телефон и хромированный мотоциклетный двигатель, стену украшало живописное изображение Силбури-Хилл Давида Иншо. Судя по всему, здесь жил Тибо. Я достал из стенного шкафа небольшой чемодан и бросил в него пару костюмов, делая вид, что они мои.
Господин Лома взглянул на картину Давида, затем — на мифологические сюжеты, покрывающие пространство потолка, и облизнул губы. За его спиной женщина открыла ящичек пузатого бюро и быстренько переложила из него в чемоданчик две толстые папки с бумагами, прикрыв их сверху слоем рубашек. Она кивнула мне:
— Это то, что нам надо, милый. Все остальное — ваше, господин Лома.
Тот отвесил галантный поклон.
Женщина застегнула на чемоданчике «молнию», затем обратила свой темно-синий взор на господина Лома и одарила его лучезарной улыбкой. Он вновь поспешно облизнул губы. Теперь его внимание было поглощено явно не чемоданчиками. Я взял их: в каждую руку по одному.
— А ресторан вы тоже заберете себе?
— Ресторан — это компания. Его мы не можем трогать. Увы!
— Увы! — согласился я.
Один из мужчин проводил нас до фургончика.
Я загрузил в него багаж и сел на место водителя.
— Отвезите меня куда-нибудь, — прошептала женщина. Ее снова била дрожь.
Мы поехали по аллее конских каштанов. В заднее окошко было видно, как отдаляется и становится похожим на великолепный кукольный домик Мано-де-Косе. Фигурка в темном костюме застыла на белом гравии.
— Фу! — с облегчением произнесла женщина и обратила ко мне лицо: — Премного благодарна тебе, мой дорогой муженек. Меня зовут Бьянка.
Я пожал ее руку. Ладонь была теплой и слегка влажной. Несмотря на улыбку, губы Бьянки нервно подергивались.
— Что все это значит? — спросил я.
— У Тибо возникли некоторые проблемы. Вы его друг, верно? Я работала в его команде: решала организационные вопросы, связанные как с яхтами, так и со многим другим в его жизни.
— Почему тот человек толкал вас в огонь?
— Да потому, что он свинья. — Бьянка произнесла эту фразу констатирующим факт тоном, словно бы ей пришлось повидать немало свиней в своей жизни.
Мы уже выехали из парка и пересекали деревню.
— Остановите у аптеки, пожалуйста.
Я затормозил перед зеленым крестом. Бьянка купила тюбик крема.
— Благодарю вас, — сказала она тоном женщины, привыкшей к тому, что окружающие исполняют все ее желания. — А знаете, просто замечательно, что я надела кожаные брюки, а то изжарилась бы целиком, как баран на вертеле.
— Кто он такой, этот парень?
Бьянка пожала плечами:
— Некто, желающий разыскать Тибо.
— Довольно странный метод поисков, — заметил я.
— Когда вы являетесь «важной шишкой», то не всегда можете выбирать себе друзей.
Бьянка вела разговор спокойно, но вдруг неожиданно обернулась ко мне с таким лицом, словно бы собиралась поведать, что у нее на душе.
— Послушайте! Не могли бы вы отвезти меня в мастерские?
— В мастерские?
— Я покажу дорогу.
Бьянка нанесла крем на обожженную руку, мило высунув при этом кончик языка.
— Что происходит?
— Тибо залез в долги, — сказала она и с иронией добавила: — Как вы, должно быть, уже догадались, банки претендуют на его собственность. Но есть и другие, кто... да, кто знает, чего хочет от него.
Ну, это-то я и сам сообразил. Но от того, что кто-то подтверждает мои подозрения, право же, ничуть не легче.
— Судя по всему, вы довольно-таки неплохо ориентируетесь здесь.
— Я жила в этом доме. Многие из нас жили в нем.
— Вы случайно не из «Кракена»?
— Нет, я занималась иным делом, — сказала она. За ее словами скрывалась какая-то тайна. Бьянка выглядела слишком молодо. — А вы из «Кракена»?
Я кивнул и спросил:
— Что случилось?
— Я была в отъезде. А вернулась — в доме никого. Этот кретин с ножом думает, что я знаю, где Тибо. И чтобы добиться сведений о нем, затолкал меня в камин.
— Значит, Тибо позвал вас, сказав, что необходимо собрать вещи?
— Да, вчера вечером.
— Что именно он сказал?
— Собрать вещи, те, что я и собрала. — Голова Бьянки опустилась: она плакала. — Я не верю этому. — Она достала из кармана голубой платок и утерла слезы.
— И что это за вещи?
Уткнув лицо в платок, она покачала головой. Что-то я не заметил на шелке влажных пятен.
Мы направились обратно в Ла-Рошель, мимо Старого порта, в глухое место, где возвышались коробкообразные, из стальных конструкций, здания. Местность имела пустынный вид, знакомый мне по собственным эллингам. Над стеклянной офисной дверью одного из зданий была надпись: «Команда Тибо». На покрытом пожелтевшей рутой клочке земли лежал катамаран[11]. Его тяжелый корпус был приподнят рамой из балочных ферм. Автостоянка пустовала, если не считать штабеля ржавеющих стальных балок.
