Юлия Терехова - Хроника смертельного лета
– Ну да, ну да… – кивнул Зубов. Его взгляд упал на руки Олега, на его пальцы в бурой запекшейся крови.
– У вас руки в крови… – произнес он машинально и содрогнулся от жуткого смысла своих слов.
Олега тоже проняло. Он посмотрел себе на ладони, а потом на Зубова.
– Господи, действительно… Только сейчас заметил. Могу я помыть руки?
– Эксперт должен соскоб взять, – пробормотал майор.
– А как вы, Олег Львович, сюда попали? – спросил он.
– Я позвонил вчера Антону и напросился в гости. Я всегда был к ним обоим очень привязан. У меня появилось острое желание их увидеть. И я рассчитывал рассказать им о моих подозрениях.
– Подозрениях? – вскинулся Зубов. – У вас есть подозрения? Поделитесь?
Олег замялся.
– Мне бы не хотелось. Зачем вам подозрения дилетанта? Они, честно говоря, ничем не подкреплены.
– И все же? О ком вы говорите?
– Это либо Кортес, либо Орлов. Причем Кортес вызывает у меня сейчас больше подозрений. Мне страшно говорить о моем друге такое, и я бы никогда не посмел подобное произнести, если б не Анна, вернее, то, что с ней случилось. Когда мы с Антоном подошли к квартире, Мигель ошивался под дверью в крайне возбужденном состоянии. Можно сказать, злой, как собака. Он нагло заявил, что пришел в гости. Но если ты явился без приглашения и тебе не открывают – логично уйти. А он еще возмущался, что ему не открывают.
– Интересно, с чего бы это… – протянул Зубов.
– Когда я шел к Ланскому, я на сто процентов был уверен, что это Орлов, – на лице Олега не дрогнул ни единый мускул. – Вы же знаете, что он сделал с Катрин.
– Я не знаю, – поднял голову Зубов. – А откуда вам известно?
– Как это – откуда? Я видел ее на следующий день после той нашей злосчастной вечеринки, будь она неладна. Следы избиения очевидны. А кроме того…
Олег сжал окровавленные кулаки.
– Когда я увидел ее ноги в черных синяках, убить его готов был. Скотина. Да Орлов и не отрицал в разговоре с нами, что с ней сделал. Да еще словно гордился этим – как он круто с бабой своей разобрался.
– Да, разобрался он с ней действительно круто. Но теперь вы не так уверены, что это Андрей Орлов?
– Мне почему-то кажется, – Олег снял очки и устало потер глаза, – у этого подонка кишка тонка убить кого-либо. Ударить беззащитную женщину – да, даже изнасиловать – как выяснилось, да… Но убить – не знаю.
– Однако вы должны знать его лучше других, – Зубов, покосился на вошедшего в комнату Глинского. Тот положил перед ним лист бумаги – «Беллини Норма». Зубов поднял на Олега измученный бессонной ночью взгляд и повторил: – Вы знаете Орлова лучше, чем кто-либо.
– Думал, что знал, – Олег покачал головой. – И он никогда не был зверем. Сволочью изрядной – да, не спорю, но не зверем. Правда, люди меняются. Хотя нет, не так… Люди на самом деле не меняются. Но при определенных обстоятельствах в них пробуждаются черты, которые до того момента спали.
– Вы хотите сказать, что в Орлове проснулся зверь, разбуженный Катрин и Кортесом?
Рыков не ответил. Он налил себе еще коньяку и махнул его одним глотком.
– Быть может, – прошептал он, – быть может…
«Быть может, – согласился про себя майор, – проснулся в нем зверюга о трех головах, не ведающий жалости».
– Вы во сколько встретились с Ланским и где?
– У подъезда без пяти шесть и вместе поднялись в квартиру.
– На чем приехали?
– На частнике.
В кармане майора завибрировал мобильник. Звонил Зимин.
– Операция только что закончилась. Она в коме. Хочешь с Булгаковым поговорить?
– Хочу, – ответил Зубов и, поднявшись, вышел из кухни. Из холла он видел, как Олег плеснул себе еще коньяку, влил его в себя и уронил голову на руки. Его плечи вздрагивали.
– Я слушаю, – в трубке раздался низкий голос Булгакова. – Порадовать ничем не могу.
– Это я понял, – мрачно ответил Зубов. – И все же поподробнее. Вы ее оперировали?
– Нет, разумеется, – ответил Булгаков, – ее оперировали травматологи и сосудистые хирурги – зашивали сонную артерию. Также повреждена печень. Это самые тяжелые ранения среди многих прочих. Операция длилась пять часов.
– И что теперь? – спросил Зубов.
– Ничего хорошего, – отрезал Булгаков, – состояние критическое. Подключена к ИВЛ[53]. Чудо, что она жива. Подобные ранения практически несовместимы с жизнью.
– К вам подъедет наш судмедэксперт, – произнес Зубов, – осмотрит ее на предмет травм сексуального характера.
На том конце воцарилось свинцовое молчание.
– Вы сошли с ума, – выдохнул Булгаков. – Он будет ее осматривать, когда она в таком состоянии? Совесть имейте.
– Совесть?! – заорал Зубов так, что Олег на кухне поднял голову, а из гостиной выглянул удивленный Миша.
– Ты чего орешь? – на пороге гостиной также появился Глинский в перчатках.
– У меня линейка из рук выпала.
– Не орите, – сухо произнес Булгаков, – присылайте вашего эксперта. Посмотрим, как он пробьется через Ланского и Кортеса… Эти двое его на части порвут, пусть только сунется. Не завидую я ему.
– Послушайте, Сергей, – примирительно начал Зубов, – это необходимо. Мы должны иметь полную картину преступления.
Булгаков некоторое время молчал, а потом, словно приняв какое-то решение, заговорил:
– Я встречал их внизу, когда они привезли Анну. Вы знаете, что Мигель снес шлагбаум на въезде? Хотя я им пропуск оставил. Неважно. Антон держал ее на руках, в приемном покое их ждала каталка, на которую ее положили. Она была совсем без одежды… Антон накрыл ее шубой этой дурацкой, но за секунду до этого я видел ее бедра в черных синяках. В общем…
– Я понял, – ответил Зубов. – Хорошо, придержу наших пока… Вот еще что. Анализ крови ей делали?
– Да, делали. Он накачал ее морфином. Наш анестезиолог наизнанку вывернулся, чтобы избежать передозировки. Мы же не знали точно, сколько ей вкатили… И как давно. А на детальный анализ времени не было.
– Понятно. Сообщайте мне о малейших изменениях в ее состоянии. Я сам подъеду часа через два.
– Хорошо, – Булгаков отключился.
Зубов вернулся на кухню. Олег все еще сидел за столом перед пустым бокалом, устремив неподвижный взгляд в окно.
– Как она? – спросил он.
– В коме, – коротко ответил Зубов. Его взгляд упал на бумажку, лежащую на кухонном столе. Беллини. Норма.
– Беллини. Норма, – прочитал он вслух.
– Да, – кивнул Олег.
– Вы знаете эту оперу? Это же опера?
– Да, – снова кивнул Олег, – знаю. Очень печальная.
– О чем она? – спросил майор.
– Как о чем? – Олег искренне удивился. – О любви, разумеется.
– Расскажите вкратце, если можете, самую суть.
Олег задумался.
– Суть… Ну хотя бы так… Верховная жрица друидов Норма вступила в преступную связь с римским полководцем, не помню, как его звали… Родила от него детей, он ее, естественно, бросил. В приступе ревности Норма пыталась инициировать войну между галлами и римлянами. Что ей, можно сказать, удалось.
– И все?
– Кончилось все жертвенным костром, на который она добровольно взошла.
– Преступная связь, – пробормотал Зубов. – Интересно…
– Ничего интересного, – отрезал Олег, – слезливая мелодрама. Музыка – да, удивительная. Одна Casta Diva чего стоит. Это каватина Нормы, послушайте при случае…
– При случае послушаю, – пообещал майор, подумав, что ежели позаимствовать вещдок, то можно послушать сегодня же утром или днем… или ночью… Как фишка ляжет до дома добраться. Ну, или погуглить, если силы останутся.
– Друиды… друиды… – наморщил он лоб, – что-то знакомое…
– Жрецы древних кельтов. Они совершали человеческие жертвоприношения, – коротко объяснил Олег. – А за подробностями – в Google пожалуйте.
Старинные часы в холле пробили полночь.
Медэксперт Миша Шенберг заполнял какие-то бумажки, когда майор вновь заглянул в гостиную.
– Я говорил с ее врачом, – не вдаваясь в подробности, сказал Зубов, – он сообщил, что ее накачали морфином.
– Так я и знал, – кивнул медэксперт, – мы нашли использованный шприц. Отпечатков, как всегда, нет. Послушай, Саша… – Шенберг поднял на лоб очки. – Трасологи[54] говорят, он вполне мог смыться через окно. Смотри – оно открыто и под ним – ветвистое дерево. Клен, по-моему… Ну, неважно…
К ним подошел эксперт-криминалист, держа в руке какую-то книжку. Он услышал последние слова Шенберга.
– Да, да. Точно, через окно ушел. Но следов на подоконнике нет. Словно он в носках был.
– Ты хочешь, чтобы я поверил, что он среди бела дня, при всем честном народе вылез из окна? Да еще в носках? А обувь в руках, что ли, держал? – недоверчиво нахмурился Зубов, но к окну подошел и выглянул из него. Дерево – действительно, клен – протягивало длинные ветви с разлапистыми листьями прямо в распахнутое окно. И ветка крепкая: скользнуть по ней вниз, улучив момент – плевое дело. А если его действительно спугнул этот сумасшедший испанец?
