Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
Глава 37
Номер в гостинице «Советская» на Ленинградском проспекте был совсем не плох. Майкл мог бы там спокойно пожить и поработать несколько дней. Он мог бы еще раз сходить в Третьяковку, в Пушкинский музей, в Большой театр. Да мало ли в Москве замечательных мест! Но не хотелось никуда ходить. И работать, прослушивать магнитофонные записи сибирских бесед тоже не хотелось. Там везде звучал Ленин голос, она переводила рассказы ученых, искусствоведов, староверов, музейных работников. И Майклу сразу становилось грустно и страшно. Вдруг Лены нет больше? Ведь это он уговорил ее отправиться в Сибирь. Значит, есть доля его вины…
Второй день подряд Майкл лежал на гостиничной кровати с томиком сказок Оскара Уайльда. Это старое, потрепанное издание, принадлежавшее еще его матери, он возил с собой многие годы, куда бы ни отправлялся. Когда ему становилось грустно, он открывал какую-нибудь сказку и читал. Но сейчас он даже читать не мог, смотрел сквозь любимые, знакомые с детства строки и думал о том, что же произошло в Сибири.
У него уже успел побывать милый русский полицейский со смешной фамилией Сичкин. А звали его тоже Майкл, Михаил.
Он ни слова не говорил по-английски, при нем был совсем молоденький переводчик. И разговор получился короткий, бестолковый.
— Мистер Баррон, мы просим вас задержаться на несколько дней, — сказал он, и Майкл заметил, какое у него при этом было смущенное и виноватое лицо, — мы не имеем права требовать. Просто просим. Ради Лены.
— Да, конечно, я и не собираюсь уезжать. Я не уеду, пока не увижу миссис Полянскую своими глазами. Я должен знать, что с ней все нормально. Ведь это я попросил ее сопровождать меня в Сибирь. Из-за меня все и произошло.
Он, конечно, понимал: в том, что Лена так странно и неожиданно исчезла, нет ни капли его вины, но все равно переживал.
— Мы подозреваем, что ее похитили, — мрачно сообщил русский полицейский.
Конечно, сначала шарят в вещах и воруют банку с тальком, потом похищают человека. Интересно, о чем думал этот чекист Саша, любитель Гоголя? Он что, не мог оценить степень опасности? Так ловко увез Майкла, а Лену оставил на съедение каким-то неведомым бандитам… Вообще, все эти молодые люди из бывшего КГБ — и весельчак Саша, и тот мрачный тип, который сопровождал его в Москву, не вызывали у Майкла доверия. Полицейский Сичкин ему понравился значительно больше, но главные свои надежды Майкл возлагал на мужа Лены. Все-таки полковник — это не шутка. У него должны быть серьезные возможности, а главное, он станет искать свою жену, а не чужую постороннюю женщину.
Когда невысокий светловолосый человек в строгом костюме появился в гостиничном номере и сказал на вполне терпимом английском: «Здравствуйте, мистер Баррон, я полковник Кротов, муж Елены Полянской», Майкл вздохнул с облегчением.
Следом за Кротовым вошел тот же молоденький переводчик.
— Вы хорошо говорите по-английски, — тихо заметил Майкл, — зачем переводчик?
— У меня слишком маленький словарный запас. На самом деле языка я не знаю, просто после двух недель в Лондоне поневоле заговоришь по-английски, — улыбнулся Сергей.
В их разговор переводчик вмешивался только изредка, подсказывая Сергею отдельные слова.
— Я не понимаю, — говорил Майкл возбужденно, — почему ФСБ, зная об опасности, не предотвратила ее? Ведь история… тальком, с обыском в номерах была достаточно серьезным предупреждением. У меня такое чувство, что они нарочно подставили Лену, хотя я совершенно не могу представить, кому все это понадобилось и зачем.
— Майкл, пожалуйста, расскажите мне очень подробно обо всем, что происходило в Сибири, — попросил Кротов.
— Мне кажется, начинать надо с Москвы, — возбужденно произнес Майкл, — раньше я не задумывался об этом, не видел никакой связи. А теперь… Знаете, кто-то пытался ночью проникнуть в квартиру.
Сергей заметил, что профессор в своем подробном рассказе ни словом не помянул, как целый день их возил по Москве, водил в закрытый клуб мужчина на «Мерседесе». Сам он знал об этом от Мишани, а тот, в свою очередь, от майора Иевлева.
«Не хочет старик Лену закладывать, — усмехнулся про себя Кротов, — думает, вдруг там не совсем дружеские отношения, и молчит о Волкове — на всякий случай. Тоже мне, бородатая дуэнья!»
— Она осталась у старой библиотекарши, в Доме ветеранов, — задумчиво повторил Сергей последнюю фразу профессора, — у Валентины Градской…
— Да, — кивнул Майкл, — и этот Саша наверняка знал, что ее нельзя было там оставлять.
Из отдельных причудливых деталей сложилась наконец более или менее понятная картина. Рассказ Майкла добавил последние, недостающие фрагменты. Только одно было пока неясно: при чем здесь легендарный хозяин тайги Кудряш?
* * *Поздно вечером Лену переселили в другую комнату. Вероятно, это была спальня для гостей, как в хорошем американском доме, она имела отдельный душ с полным набором туалетных принадлежностей. Кроме шампуня, на стеклянной полочке Лена обнаружила еще ополаскиватель для волос, увлажняющий крем для лица и для рук, махровый халат, шапочку для душа.
В ящиках стилизованного под старину комода лежали пара новых колготок и трусиков, ночная рубашка, две футболки, широкий бежевый свитер ручной вязки. А вот Ленина теплая кожаная куртка исчезла. Зато на ковре у широкой тахты стояли пушистые тапочки — «зайчики» с пластмассовыми глазками и розовыми фланелевыми ушками.
«Очень трогательно, — усмехнулась про себя Лена, — меня здесь что, навеки поселили?»
Главным достоинством новой комнаты оказалось широкое окно. Оно было намертво забито, открывалась только маленькая форточка. К самому окну подступала глухая, заснеженная тайга.
Первую ночь Лена проспала как убитая. Утром пришла глухонемая, принесла завтрак — горячий омлет, крепкий кофе, хлеб с маслом. На маленьком сервировочном столике лежала еще и пачка сигарет.
— Спасибо большое. Ты, наверное, дала мне свои вещи? Ты себе все это покупала? Все новое, кроме свитера.
Лена старалась, чтобы артикуляция получалась четкой и девушке было легче ее понять. Но Нина понимала любую артикуляцию.
— Сколько меня будут здесь держать? — шепотом спросила Лена и кивнула на ванную, надеясь, что глухонемая опять вступит с ней в «кафельный» диалог.
Девушка нахмурилась и отрицательно помотала головой. — Как тебя зовут? — спросила Лена. Глухонемая достала свой карандашик, написала прямо на белой пластиковой поверхности сервировочного столика:
«Нина».
— Очень приятно, Нина. А меня зовут Лена. Впрочем, ты, наверное, это уже знаешь.
Нина кивнула и улыбнулась.
— Нина, посиди со мной, пожалуйста. Давай вместе выпьем кофе. Я больше не буду задавать тебе сложных вопросов.
Нина посмотрела на часы, потом кивнула, на минуту вышла, даже не закрыв за собой дверь, и вернулась со второй кофейной чашкой и пепельницей.
— Еще раз спасибо, — обрадовалась Лена.
Но говорить было, в общем, не о чем. В голову лезли только «сложные» вопросы, Лена боялась спугнуть свою глухонемую собеседницу. Кофе пили молча, потом обе закурили.
— Ты здесь всегда живешь? Или только приезжаешь? — решилась наконец спросить Лена.
Но Нина опять нахмурилась и помотала головой.
— Прости. Я не знаю, о чем можно спросить так, чтобы ты могла ответить. Вот ты уйдешь, я останусь одна в этой замечательной комнате со всеми удобствами. И что мне тогда делать? Слушай, здесь есть какие-нибудь книги? Или газеты, журналы? Я хотя бы почитаю. Я не могу вот так, есть, спать, глядеть в потолок и ждать — неизвестно чего.
Нина кивнула и опять достала свой карандашик.
«Здесь есть книги», — написала она на белом пластике.
— Какие? — спросила Лена.
«Не знаю. Могу принести все».
Она загасила сигарету и быстро ушла, укатив сервировочный столик. Появилась она примерно через полчаса. На том же столике теперь вместо тарелок и чашек была стопка книг. Нина аккуратно сгрузила их на комод, приветливо кивнула в ответ на Ленино «спасибо» и опять удалилась вместе со своим столиком.
«Обычный дефицит конца семидесятых, — определила Лена, разглядывая корешки в невысокой стопке, — джентльменский набор: „Анжелика“, „Три мушкетера“, „Слово и дело“ Пикуля, несколько романов Мориса Дрюона. Эти книги получали в обмен на макулатуру либо покупали по блату. Их полагалось иметь в „приличных“ домах. Часто их вообще не читали. Яркие обложки просто украшали полки импортных стенок, как перламутровый фарфор из ГДР и чешский хрусталь».
К этим книгам явно никто не прикасался. Они были совершенно новенькие, хотя простояли на полке почти два десятилетия. Лене тоже не хотелось читать ни «Мушкетеров», ни «Анжелику». Единственное, что привлекло ее внимание, — это «Избранное» Бунина.
