Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
— Не забудь еще и расческу, желательно тоже новую! — напутствовала его Лена.
Удивительно, но минут через десять он вернулся и принес тюбик зубной пасты «Сигнал», запечатанную в пластик зубную щетку и маленькую мужскую гребенку.
— Спасибо, — кивнула Лена, — не хватает только зеркала, горячего душа и чистого белья.
Она не спеша, с удовольствием, почистила зубы, долго и тщательно расчесывала спутанные волосы дурацкой гребенкой, рассчитанной на бритого ежика. Бандит Вадик стоял и терпеливо ждал.
Лысый опять сидел в гостиной, в том же белом кожаном кресле. Опять тяжелые темные шторы были плотно сдвинуты. И что там, за окнами, — город, деревня или глухая тайга, — Лена никак не могла разглядеть.
— Доброе утро, — сказала Лена и спокойно уселась напротив. — Привет, — кивнул он, — ну что, дозрела? — Во-первых, вы не представились. Чтобы говорить с вами, я должна как-то вас называть. — Лена глядела прямо в желтые голые, немигающие глаза.
— Ты можешь называть меня Владимир Михайлович. Или Кудряш. Это уж как тебе больше нравится.
— Очень приятно, Владимир Михайлович, — Лена постаралась любезно улыбнуться, — должна предупредить вас, что разговор предстоит долгий и конфиденциальный.
Стоявший в дверях бандит Вадик презрительно фыркнул.
— А посему, — продолжала Лена, — нам с вами стоило бы для начала выпить кофе. Не худо бы и позавтракать.
— Эка ты разошлась, красавица, — покачал головой лысый Кудряш, — ладно, будь по-твоему. Эй, Вадик, — обратился он к бандиту, — давай-ка нам кофейку и пожрать что-нибудь.
— Скажите, Владимир Михайлович, — спросила Лена, когда они остались одни, — о моем визите вам сообщила Регина Валентиновна Градская?
Нападение — лучший способ защиты. Она попытается сама задавать ему вопросы, не станет ждать, когда спросит он. Она будет следить за его реакциями и только так сможет уцелеть в результате этого разговора…
Первой его реакцией было довольно долгое, напряженное молчание и тяжелый взгляд прямо в глаза. Но она спокойно выдержала и молчание, и взгляд.
— А вот это, девочка, не твое дело, — произнес он наконец хрипло, тихо и тут же откашлялся в кулак.
«Отлично, — подумала Лена, — один-ноль в мою пользу. Информацию он получил именно от Градской. Играем дальше».
— Регина Валентиновна сообщила вам по старой дружбе, что сюда приезжает некий загадочный американец, вполне вероятно, связанный с ЦРУ. А сопровождать его будет переводчица, да не простая, а тоже связанная со всякими противными и вредными организациями. Верно?
Кудряш вытянул из пачки сигарету и закурил, молча глядя на Лену.
— Между прочим, очень вредно курить на голодный желудок, — заметила она, — так вот. Регина Валентиновна, как женщина умная и осторожная, не стала выдавать вам никаких подробностей, она сказала, что информация эта неточная, возможно, просто слухи, сплетни и так далее. Тем самым она, с одной стороны, еще больше разожгла ваше любопытство, а с другой — подстраховалась на тот случай, если вам вдруг удастся проверить все до конца и окажется, что Майкл Баррон вовсе не агент ЦРУ. Впрочем, проверить такое весьма сложно. Но вдруг… Всякое в жизни бывает. А Регина Валентиновна вовсе не хочет выглядеть обманщицей в ваших глазах.
Появился Вадик с подносом. В гостиной запахло яичницей с беконом. Пока бандит, как заправский официант, ставил на стол тарелки, чашки, горячий кофейник, Лена молчала. Молчал и Кудряш, продолжая тяжело смотреть на Лену. Возможно, в другой ситуации она бы сжалась в комок под таким вот ледяным, пронизывающим взглядом. Но сейчас нельзя было себе позволить ни капельки, ни малейшего оттенка страха. Она чувствовала это кожей.
— Спасибо, Вадик, очень вкусно, — сказала она, отправляя в рот кусок яичницы.
— Иди, — буркнул ему хозяин, — и закрой дверь.
— Должна вам заметить, — продолжала Лена, когда дверь за Вадиком закрылась, — что на самом деле проверить эту информацию совсем несложно, для этого даже делать ничего не надо, просто чуть-чуть подумать. — Лена отхлебнула кофе и стала аккуратно намазывать масло на поджаренный ломтик белого хлеба. — Настоящий агент ЦРУ был бы значительно моложе. Он бы отлично говорил по-русски, в совершенстве владел блатной «феней» и приемами всех видов рукопашного боя. Он бы стал работать тихо и незаметно. И о его приезде никакая Регина Валентиновна вам бы не сообщала. Если бы дело хоть каким-то боком касалось ЦРУ и ФСБ, она вообще вряд ли бы стала что-либо вам сообщать. Вы ведь ей не муж, не брат, верно? С чего это вдруг ей так серьезно рисковать, влезая в чужие игры? Ради вашей старой дружбы? Но вся штука в том, что дело касается ее лично. Ну и еще ее мужа, Вениамина Борисовича Волкова. А ЦРУ, ФБР, ФСБ и так далее здесь совершенно ни при чем.
Лена доела гренку с маслом, допила кофе, закурила и рассказала блатному авторитету все, начиная с событий четырнадцатилетней давности, кончая своим позавчерашним разговором с матерью Регины Градской. Она осторожно обходила подробности, касавшиеся ее лично, просто излагала известные ей факты. Кудряш слушал молча и очень напряженно. Когда она закончила, в гостиной воцарилась густая, почти взрывоопасная тишина. Он молчал целую вечность и наконец произнес:
— То, что ты рассказала, очень серьезно. Я должен это проверить.
— Да, — кивнула Лена, — я понимаю.
— Тебе придется пока остаться здесь.
— А моя дочь? — спросила Лена, вспомнив глухонемую, — Вы больше не будете снимать ее на видеокамеру?
— Твою дочь мы оставим в покое. — Он расслабленно откинулся в кресле и добавил:
— Пока оставим в покое. А там видно будет. Кстати, когда возвращается твой муж?
— Завтра вечером, — не моргнув глазом, сообщила Лена. — Владимир Михайлович, у меня к вам личная просьба.
— Валяй, — кивнул он.
— Горячий душ, чистое постельное белье, домашние тапочки и зеркало, — перечислила Лена, — да, еще одеяло с подушкой.
— Ладно, — кивнул он, — это не проблема.
* * *— Ну вот, Нинок, теперь мы с нее пылинки сдувать должны, она для нас — что-то вроде золотого ключика. Помнишь сказку про Буратино?
Сильные теплые руки плавными движениями растирали волосатую спину Кудряша. Под седым пухом просвечивал красивый, наколотый разноцветной тушью собор с тремя куполами.
— Знаешь, киска, что я понял, когда она мне все рассказала? Не знаешь, даже не догадываешься! — Он с кряхтением перевернулся на спину, поймал Нинины руки и, стиснув крепкие запястья, притянул девушку к себе.
Ее ласковое лицо оказалось совсем близко. Светло-русые прямые волосы щекотно коснулись его плеча.
— Старею я, вот что, — выдохнул он в ее мягкие, немые губы, — поцелуй меня.
Она смотрела на него и не шевелилась.
— Ну, киска, давай, начни сама, притворись хоть разок. Тошно мне сейчас…
Она выскользнула из его рук и стала спокойно расстегивать пуговицы длинной шелковой блузки.
— А потому мне тошно, Нинок, что лет десять назад я бы своими руками, по честному воровскому закону, прикончил бы гада, — продолжал он, наблюдая, как падают на ворсистый ковер блузка, узенькая джинсовая юбка, прозрачно-телесный комочек колготок, — таким, как он, нет места на земле, а в зоне — тем более. Шесть девок! В зоне и одной не прощают, опускают сразу.
Нине было зябко стоять голышом. А он все говорил.
— Знаешь, сколько стоит их концерн? — Он даже зажмурился. — Все будет мое! Все, до последней копейки. Они отдадут, не рыпнутся. Как узнают, кто у меня здесь под замком сидит, так сразу и отдадут. Они ведь не суда боятся, не прокуратуры. Они боятся позора, который хуже смерти. И вот их позор, живой и невредимый, у меня сидит, одеяло с подушкой просит. Беречь я ее буду, голубу, как зеницу ока. Без нее долго объяснять им придется. А ее как покажешь — сразу поймут. Эта Полянская как будто на меня специально поработала. А Регина мне ее на блюдечке преподнесла, как ключ от квартиры, где деньги лежат.
Нина стала потихоньку одеваться, но Кудряш даже не заметил этого, так увлекся своим монологом.
— Регинкина беда в том, что она думает, будто нет никого на свете умней и хитрей, будто любого она может переиграть, даже меня. Ан нет, хрен тебе! — В воздухе затрясся увесистый волосатый кукиш. — Она и правда многих переигрывала. Но меня — ХРЕН!
Кукиш шарахнул по твердому краю кушетки и затих. Толстопалая рука разжалась и безвольно упала.
— Но старею. Бабок — завались, но нет азарта, огня нет, только угли шипят. В прежние времена я бы Регинку с ее комсомольским ублюдком по стенке размазал. И было бы для меня это слаще, чем все их несметные капиталы. Плевал бы я на капиталы. Честному вору честь дороже всего. Но я уже не тот. Старею. И времена не те… Не мои уже времена. Чужие. А ты чего это, Нинок, опять оделась? — спохватился он. — Замерзла, киска моя? Ну, иди, лапушка, пожалей меня. А я уж тебя согрею…
