Анатолий Безуглов - Преступники
Чикуров извинился за опоздание — на целых двадцать минут.
— Полноте, Игорь Андреевич, — сказал Троянов. — И расслабьтесь. Здесь такой воздух, лес... Они мне помогают оправиться после инсульта... Словом, природа. — Услышав довольно громкий шум электрички, он усмехнулся. — Да, цивилизация окружает со всех сторон... Но это еще ничего. У меня приятель имеет дачу в Шереметьеве. Через каждые пять минут над головой буквально ревут лайнеры... Он туда не ездит. А продать не решается... Так расскажите, как поживает мой дорогой генерал?
— По-моему, неплохо. Сергей Федорович передавал вам большой привет, — ответил Чикуров.
Максим Савельевич расспросил о жене Ганжи, о Рогожиной, о состоянии Баулина.
— Врачи говорят, что Баулину лучше.
— Это просто чудо, что он вообще жив, — покачал головой Троянов. — Да, медицина здорово шагнула вперед.
— Но он до сих пор не говорит, ничего не помнит...
— Еще бы! Жуткое ранение...
Так, постепенно, Игорь Андреевич перевел разговор на Баулина.
— Скажите, Максим Савельевич, верно, что мысль об использовании методов и средств народной медицины подали Евгению Тимуровичу вы? — спросил следователь.
— Преувеличение... Идея давно носилась в воздухе. А если говорить точнее, о ней и не забывали. Кое-кто отмахивался, чего греха таить, было и такое. Но исподволь она всегда пробивалась. Как родник... Просто в последнее время об этом заговорили всерьез. Наконец и президиум Академии медицинских наук сказал свое слово...
— Вы о клинике в Томске? — проявил свою осведомленность следователь.
— И об этом тоже... Не хотелось бы одного — однобокости. Мол, только народная медицина имеет право на существование. Как другие считают, что иглоукалывание, например, или бег трусцой — панацея от всех болезней... Ценность березкинской клиники в том, что там решают проблему лечения больных комплексно. Ведь бывает: то за одно схватятся, то за другое, а то пытаются соединить несовместимое... Баулин идет не от эклектики, а от единства. Если хотите, все подчинено одной, главной идее — освободить организм человека не от самого недуга как такового, а поставить его в условия, когда он сам освобождается от болезни и восстанавливает функции всех органов... Вы понимаете, о чем я говорю?
— В общем — да.
— Баулин внял великому принципу природы — единство во всем! В образе жизни, поведении, питании... И он воплощал, разумеется в силу возможностей, этот принцип на современном уровне. Потому что я убежден: наряду с вековым опытом нужно применять и самые последние достижения в нашей области. Я имею в виду терапевтические методы, диагностику, чисто технические новинки — ЭВМ, луч лазера и тому подобное... И опять же, повторяю, чтобы все было комплексно.
— Вы часто виделись с Евгением Тимуровичем?
— К сожалению, нет. Но связь поддерживали постоянно. Переписывались, реже — перезванивались. Бывая в Москве, он навещал меня. Что касается его работы — я все время был в курсе. Он советовался со мной, делился достижениями и сомнениями... Правда, последние три месяца я не имел от него ни писем, ни звонков. Даже встревожился. Позвонил Регине Эдуардовне. Она меня огорчила. Сказала, что Евгений Тимурович хандрит, шлет какие-то странные письма... Зная, что у Баулина и раньше были срывы, я подумал: может, опять нечто подобное? Раза два сам звонил в Березки, но не застал его дома... И вдруг — как гром среди ясного неба. В него стреляли! В голове сразу карусель — кто, почему?.. Евгений Тимурович мне дорог, поверьте. Не потому только, что мы единомышленники... Он удивительный человек! С трудной, несколько изломанной судьбой, но сумевший найти себя... И ученый незаурядный... Равнодушным я оставаться не мог. Конечно, интересовался, пытался узнать причину... Сведения, скажу вам, были самые разноречивые... Просочилось до меня и то, что составляет, наверное, тайну следствия...
Троянов выразительно посмотрел на Чикурова: как тот прореагирует на последние слова?
— Какую именно тайну вы узнали? — спокойно спросил Игорь Андреевич.
— Будто бы Евгений Тимурович брал с больных взятки, дорогие подарки... Господи, неужели это правда? Не верится! Честное слово, не верится! Брать с больного!.. Упасть так низко...
— К сожалению — увы...
— Ай-я-яй! — покачал головой Максим Савельевич. — Нет, мир, наверное, перевернулся! Уж кто-кто, но Баулин!..
— Более того, иногда он брал взятки, заведомо зная, что не в силах вылечить человека, — добавил следователь.
Это была последняя капля. Троянов грохнул здоровой рукой по скамейке.
— Какая подлость! Какая низость! Какая бесчеловечность! — простонал он. — Ох, Женя, Женя! Нет тебе оправдания, нет тебе пощады! Вы меня просто убили, Игорь Андреевич...
— Не я, Максим Савельевич...
— Разве можно после этого спокойно жить среди людей?.. Я понимаю, что психика Баулина не выдержала такого... И у кого она вообще может выдержать подобное?
— Есть такие. Выдерживают. И живут. Припеваючи! Покупают «мерседесы», дачи, бриллианты... И совесть их совсем не беспокоит. Атрофировалась.
— Это уже не люди, а монстры! — воскликнул Троянов. — У нормального человека есть предел страданий. Потом происходит психический срыв. Он может наступить внезапно, а иногда приближается исподволь. Человек теряет сон, нервная система его напряжена донельзя... Я как психиатр встречал таких немало... Их страхи переходили в болезненное состояние. Начинается мания преследования, зрительные и слуховые галлюцинации... Им кажется, что их преследуют те, кому они навредили, голоса выкрикивают угрозы, клянутся убить... Тогда больные пытаются спрятаться, оградить себя запорами, замками, накрываются одеялами...
Игорь Андреевич вспомнил, что Баулин в последние месяцы тоже поставил замки в своей спальне, на работе окна просил забрать решетками...
«Может, и у профессора развивалась душевная болезнь?» — мелькнула догадка.
Следователь поделился ею с Трояновым.
— Не исключено, — подумав, ответил тот. — Но зачем он брал? Зачем? — с болью и грустью вопрошал Максим Савельевич. — Я ведь знаю, Женя был неприхотлив. Его не интересовала мишура, ради которой другие готовы продать совесть и свое достоинство... Не обращал внимания, во что он одет, как у него обставлена квартира. О еде я вообще не говорю — довольствовался самым малым. Более того, ограничивался вегетарианской пищей, голодал. Я имею в виду его метод... Неужели?.. — Троянов посмотрел на следователя сузившимися глазами. — Неужели это все ради того, чтобы ублажить жену? Не потерять ее?..
— А что, Регина Эдуардовна требовала от мужа дорогих подарков и денег? — спросил Чикуров.
— Не знаю, требовала или нет. Может, Евгений Тимурович хотел просто удержать ее возле себя. Знаю одно: Регине Эдуардовне нравится красивая жизнь. Этим, пожалуй, все сказано... Но как Женя не мог понять, что, встав на нечестный путь, он зачеркивает и свое будущее и бросает тень на будущее дочери! Да, дорога вниз почти не имеет остановок... Правда, я слышал, что Женя в последнее время стал раздавать вещи и деньги, которые ему раньше приносили в качестве взяток... Это так?
— Да, верно, — подтвердил следователь. — А иногда даже путал, что от кого получал, и возвращал не то... И денег иной раз посылал больше того, что составляла взятка.
— Наверное, пытался замолить, искупить как-то свою вину, — покачал головой Троянов. — Значит, были все-таки проблески совестливости.
— Вероятно, — согласился Игорь Андреевич. — И, видимо, поэтому он послал письмо в комитет по премиям.
Чикуров дал Троянову послание Баулина, изъятое для приобщения к делу. Троянов надел очки и стал внимательно читать, изредка тяжело вздыхая.
— У меня, как специалиста, такое ощущение, что писал его действительно психически больной человек, — сказал Максим Савельевич, возвращая письмо. — Оно напоминает его письма жене и дочери, с которыми меня ознакомила Ольга Арчиловна.
— Вы имеете в виду почерк? — уточнил следователь.
— И он. Но главное, содержание, стиль... Я бы посоветовал провести судебно-психиатрическую экспертизу.
— Может, вы возьметесь, Максим Савельевич?
— Я ведь лицо заинтересованное...
— Да-да, конечно, — согласился Чикуров. — Придется поручить кому-нибудь другому. Посоветуйте, кому... Разумеется, мы соберем как можно больше материалов о состоянии Баулина перед покушением.
Троянов назвал несколько имен, которые, по его мнению, могли дать самое квалифицированное заключение.
Максим Савельевич вызвался проводить Чикурова до электрички. Игорь Андреевич сказал, что не стоит беспокоиться, но Троянов заявил: ему все равно надо совершить вечерний моцион.
По дороге они продолжили разговор о Баулине.
— Знаете, чего я больше всего опасаюсь? — спросил на прощание ученый. — Чтобы не загубили начинание березкинской клиники. Могут, не разобравшись, прикрыть эксперимент. Из-за того, что Баулин и иже с ним совершили преступление... Но ведь они скомпрометировали только себя! Понимаете, себя, а не идею!
