Анатолий Безуглов - Преступники
Дальше шли подпись и дата — 3 июля 1984 года. Почтовый штемпель на конверте был того же числа.
«Значит, Баулин составил это послание ранним утром в день покушения и бросил в почтовый ящик по пути к Лавутке», — подумал Чикуров.
Ему вспомнились слова Троянова — «приговор совести». Письмо в комитет по премиям подтверждало этот вывод.
— Не понимаю, — не сдержавшись, возмущенно сказал следователь, — где было это письмо до сих пор?! Исключительно важный для следствия документ! Мы вот уже сколько дней бьемся, а оно спокойно лежит в столе у кого-то!
— Претензии ваши не по адресу, — спокойно ответила Суичмезова. — Мне как председателю комиссии по проверке клиники передали его только вчера. Уверяю вас, что...
— Простите, Марианна Потаповна, я говорю о тех, кто промариновал эту бумагу столько времени! — Чикуров потряс письмом. — Оно же проливает свет на то, что случилось с Баулиным. Но главное — преступникам дали время, чтобы замести следы, скрыться и так далее! Понимаете?
— Отлично понимаю, — кивнула Суичмезова. — Однако прошу не судить сгоряча... Как мне объяснили, письмо попало к одному из референтов в комитете по премиям. Он подумал, что это очередная анонимка... Да-да, — грустно улыбнулась Марианна Потаповна, — такое у них не редкость... Дело в том, что еще ни разу никто из кандидатов на премию не отказывался сам, да еще в такой форме... Посудите, как бы поступили вы с подобным признанием?.. Впрочем, вы бы, конечно, поняли, что пишет преступник. Так сказать, специфика вашей работы такова... Но ведь в комитете по премиям не имеют дел с уголовщиной...
— Возможно, вы правы, — согласился следователь. — И все-таки надо было дать ход письму. В любом случае.
— Дали. Руководство комитета ознакомилось, проконсультировалось... Письмо переслали к нам в Минздрав, а замминистра передал его мне.
«Обычная волокита, — подумал Игорь Андреевич. — Главное — побольше резолюций, чтобы лично никому не брать на себя ответственность».
— А почему вам? — спросил Чикуров. — Вы же не следователь. Из признания Баулина ясно вытекает, что речь идет о преступлении... Надо было сразу направить в прокуратуру или милицию.
— Руководство сочло нужным поручить разобраться сначала комиссии, — ответила Суичмезова.
«Да, Ганжа прав! — вспомнил последний разговор с зампредисполкома поссовета Игорь Андреевич. — Эта практика бесконечных ведомственных проверок в то время, когда требуется следствие, вошла в плоть и кровь нашей бюрократической машины».
А Суичмезова, уже не такая уверенная в себе, сказала:
— Так вы считаете, что нам в Березках делать нечего?
— Почему же, — возразил следователь. — Вы, кажется, собираетесь проверить по своей линии деятельность клиники? Методы лечения, постановку научной и практической работы, оправдывают ли себя средства народной и нетрадиционной медицины и так далее?
— Совершенно верно, — с некоторым облегчением ответила Марианна Потаповна.
— Если комиссия поможет следствию восстановить кое-какие обстоятельства, по причине которых стало возможным совершение преступления, — вам только спасибо скажут. И я первый. Что же касается уголовной стороны — тут уж позвольте...
— Понимаю, понимаю, — кивнула Суичмезова. — Вы правы. Откладывать выезд нельзя. Пойду к нашему руководству, передам ваши соображения...
Не успел Чикуров вернуться в свой кабинет, как секретарь Вербикова сообщила, что Олег Львович просил срочно связаться с пресс-группой Прокуратуры СССР. Оттуда уже дважды звонили, разыскивали Чикурова.
Игорь Андреевич набрал номер телефона прокурора отдела систематизации и пропаганды законодательства Прокуратуры Союза Якова Терентьевича Сливина.
— Вас беспокоит Чикуров, из следственной части Прокуратуры РСФСР, — назвался он.
— Очень хорошо, что позвонили, Игорь Андреевич, — сказал Сливин. — Понимаете, какое дело, речь идет о товарище Мелковском. Вы, кажется, с ним хорошо знакомы?
— Товарища Мелковского я знаю, — ответил Чикуров, чуть не добавив: «очень даже хорошо», но промолчал.
— Отлично. Рэм Николаевич человек известный, пропагандирует работу наших лучших следователей. В частности, изъявил желание написать серию очерков о работниках органов прокуратуры для журнала «Социалистическая законность».
— Ну и что? — спросил Чикуров, настораживаясь.
— Понимаете, он как раз завтра летит по заданию редакции. Взял билет на самолет. Рейс утренний, кажется, на девять часов. А вы его вызвали повесткой на двенадцать. Это так?
— Да.
— Товарищ Мелковский сказал, что вы уже виделись с ним в Березках. Было такое?
— Было. Имел счастье, — усмехнулся Игорь Андреевич, но Сливин не понял его тона и продолжал:
— Рэм Николаевич говорит, что он имел задание от редакции газеты написать о вас очерк. Вы почему-то отказались. А теперь вдруг сами вызываете, да еще повесткой...
— Ловко повернул, — сказал Чикуров. — Яков Терентьевич, неужели вы думаете, что я вызвал Мелковского для того, чтобы он славил мою персону в прессе?
— Разумеется, странно, — после некоторого раздумья сказал Сливин.
— Уверяю вас, я не жажду рекламы... Мелковский вызван совершенно по другому поводу... В Березках задавал вопросы он. Теперь же возникла необходимость задавать вопросы мне, а ему — отвечать...
— В качестве?.. — В голосе Сливина послышалась тревога.
— Пока свидетеля.
— Пока? — хмыкнул Сливин. — А в перспективе?
— Поживем — увидим... Сейчас в объединении «Интеграл» проводится ревизия. В частности, проверят, на каком основании Мелковский разъезжал по Москве на персональной машине, оплачиваемой «Интегралом», и так далее, в том же духе... И сколько он тяпнул у государства. И по какому праву... Тогда и решим...
На другом конце провода воцарилось молчание. Затем Сливин произнес:
— Понял вас, Игорь Андреевич. Благодарю, что внесли ясность. Со своей стороны я сейчас же дам знать в редакцию и попрошу, чтобы там впредь придирчивее выбирали внештатных авторов...
«Ну Мелковский, ну хват!» — подумал Игорь Андреевич, положив трубку. Он посмотрел на часы. Время ехать к Троянову. Путь неблизкий — на дачу.
В дверь постучали.
Вошел Макеев, тот самый следователь районной прокуратуры, который начинал вести дело о покушении на Баулина. Он был немного смущен.
— Что же вы не позвонили из Быкова? — сказал Чикуров, принимая пакет, посланный Дагуровой. — Я бы подскочил.
— Ничего страшного, — отмахнулся Макеев. — Я же в отпуске.
— Где будете отдыхать?
— Сейчас к маме в Новочеркасск, а потом посмотрю. Может, в Бердянск, на Азовское море...
Теплое слово «мама» кольнуло в сердце. Игорь Андреевич подумал, что вот уже второй год не может вырваться к своим родителям в Скопин. Рядом, можно сказать, а никак не выберется, хоть на субботу и воскресенье...
Макеев спешил на вокзал. Вышли вместе. Чикуров направился в Министерство внутренних дел СССР. Там обещали разобраться с отпечатками пальцев, оставленными неизвестным на купальной шапочке Баулина, до завтрашнего дня. За ответом попросили прийти до обеда.
Игорь Андреевич поехал на Рижский вокзал, чувствуя, что немного опаздывает. А он привык быть точным.
Дача Троянова находилась в одном из красивейших мест Подмосковья — Опалихе. Зимой туда устремляются тысячи лыжников — катание лучше не придумаешь. Летом в Опалихе еще благодатнее — вековой лес, благоустроенный, ухоженный дачный поселок. Правда, многолюдно, потому что сравнительно недалеко от Москвы. Теперь же получить участок в пределах ста километров от столицы — удача. Дают где-нибудь за Можайском, а то и дальше.
Максим Савельевич, высокий худой старик, с выразительным индейским профилем, сидел в беседке. Он был в легкой курточке. Левая рука-протез была неподвижна.
Чикуров извинился за опоздание — на целых двадцать минут.
— Полноте, Игорь Андреевич, — сказал Троянов. — И расслабьтесь. Здесь такой воздух, лес... Они мне помогают оправиться после инсульта... Словом, природа. — Услышав довольно громкий шум электрички, он усмехнулся. — Да, цивилизация окружает со всех сторон... Но это еще ничего. У меня приятель имеет дачу в Шереметьеве. Через каждые пять минут над головой буквально ревут лайнеры... Он туда не ездит. А продать не решается... Так расскажите, как поживает мой дорогой генерал?
— По-моему, неплохо. Сергей Федорович передавал вам большой привет, — ответил Чикуров.
Максим Савельевич расспросил о жене Ганжи, о Рогожиной, о состоянии Баулина.
— Врачи говорят, что Баулину лучше.
— Это просто чудо, что он вообще жив, — покачал головой Троянов. — Да, медицина здорово шагнула вперед.
— Но он до сих пор не говорит, ничего не помнит...
— Еще бы! Жуткое ранение...
Так, постепенно, Игорь Андреевич перевел разговор на Баулина.
— Скажите, Максим Савельевич, верно, что мысль об использовании методов и средств народной медицины подали Евгению Тимуровичу вы? — спросил следователь.
