Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера
— Тоска навалилась? Осень, темнота, одинокая девушка в чужом холодном доме! Типичная русская хандра — ночь, улица, фонарь, аптека!
Василиса ничего не ответила, только беспомощно шмыгнула носом.
— А не подскажешь, куда подевалась уверенная в себе красавица, собиравшаяся распутать международный заговор, жертвой которого стал Уральский механический завод?
— Лучше ответь, почему ты этим делом заинтересовался?
— Я особо этим делом и не интересовался. Сейчас я занимаюсь серией убийств, мотив которых не совсем ясен, а события в Энске проверил для очистки совести, и никакого криминала в печально известном событии на заводе в Энске не нашёл. Это типичная техногенная авария — нарушение режима эксплуатации оборудования.
— Хм, тогда скажи мне, какая связь между аварией в Энске и серией загадочных убийств, которые ты сейчас расследуешь?
Каледин призадумался, потёр переносицу и встал во весь рос.
— А действительно, какая причина подвинула меня разбираться с аварией в Энске? — произнёс он вслух. — Причина была, только какая — я запамятовал. Помниться, Баринов упомянул об аварии в Энске, когда я докладывал о результатах расследования убийства в Петербурге. Я его тогда, так же как и ты, спросил, какая связь между этими событиями…
— А кто такой Баринов?
— Баринов? Генерал-лейтенант ФСБ Баринов является заместителем Директора ФСБ.
— Надо же! А я почему-то этого не знала.
— У Директора несколько заместителей, и Баринов всегда старался находиться в тени: пресс-конференций он не давал, на партийных съездах не мелькал, так что ты могла его и не знать. Так вот, Баринов не мог просто так упомянуть о событиях в Энске. не такой он человек! Раз сказал — значит, что-то эти события связывает.
— Будешь анализировать вслух и сейчас?
— Буду, но только после того, как накормлю тебя ужином.
— Не надо! Спать на голодный желудок — полезно для здоровья. Лучше отвези меня домой.
— Значит, я зря заказал с доставкой на дом утку по-пекински?
— Почему же зря? Вы её съедите вдвоём — ты и твоё гипертрофированное эго.
— Если ты хочешь напоследок поссориться, то тебе это не удастся.
— Это ещё почему?
— Потому, что ты мне нравишься, и я готов простить тебе любую колкость.
— После этих слов по законам жанра должен последовать страстный поцелуй?
— А ты против?
— Целуйся со своей уткой по-пекински!
— Ты взбалмошная, но мне это нравится. В твоих действиях порой отсутствует логическая составляющая, ты руководствуешься эмоциями, а не здравым смыслом, и при этом умудряешься оставаться непосредственной и жутко обаятельной.
— Признайся, что это ты выдумал прямо сейчас!
— Я ничего не выдумывал. Всё, что я сказал — мои мысли вслух.
В этот момент в кармане у «офицера по особо деликатным поручениям» запел сотовый телефон.
— Каледин, — официально отозвался Кантемир, и Василиса поняла, что это будет служебный разговор, поэтому под предлогом поправить макияж выскользнула из спальни и направилась в ванную комнату. Когда она, посвежевшая, вернулась обратно, Кантемир был тих и задумчив.
— Что-то случилось? — несмело поинтересовалась она.
— Ничего, — не глядя на гостью, ответил Каледин. — Ничего, кроме того, что теперь я точно знаю, что связывает три убийства и аварию в Энске.
Глава 7
10 часов 55 мин. 31 октября 20** года.
г. Москва, Волгоградский проспект — 57, кв. 17
Новоиспечённого миллиардера Дмитрия Киквидзе Родина встречала неласково. В Домодедово дул пронизывающий холодный ветер, а с неба периодически срывалась снежная крупа.
— Теперь я понимаю почему люди у нас в стране мало улыбаются, — пробормотал Дмитрий, пряча в воротник плаща лицо от колючего ветра и с тоской вспоминая мягкий швейцарский климат. — Кому захочется улыбаться если крупа, как бекасин [37] из двух стволов тебе в рожу бьёт!
— Простите, это Вы мне? — удивился, стоящий рядом с ним молодой мужчина.
— Нет это я так… погоду ругаю.
— А-а, понятно! Кстати, такси не желаете?
— Желаю!
— Тогда поехали, докачу с комфортом — у меня «Форд-Фокус».
— Подойдёт.
— Цену знаете?
— Наплевать! Давай веди к тачке, я тороплюсь.
— Приятно иметь дело с солидным клиентом! — улыбнулся частник, и, подбросив брелок с ключами, ловко его поймал и сунул в карман потёртой кожаной куртки.
Дома Дмитрия ждал неприятный сюрприз: в щель между косяком и дверью была засунута повестка в УВД «Центральное», из которой следовало, что следователь Морозов ещё вчера в 10 часов утра очень хотел с ним побеседовать. Причём роль Дмитрию в этой беседе отводилась в качестве свидетеля по какому-то уголовному делу, номер которого Киквидзе не стал запоминать. — Ага, прямо сейчас и метнусь! — зло процедил Дмитрий. — Уже побежал! Не получал я никакой повестки! — и с этими словами ожесточённо смял продолговатый серый бланк и бросил в лестничный пролёт.
Первое, что он сделал, войдя в квартиру — открыл все форточки и дверь балкона. В квартиру хлынул свежий, по-зимнему пахнущий снегом холодный воздух.
— Хорошо! — вздохнув полной грудью, подумал Дмитрий и впервые за день улыбнулся. — А теперь в душ! Надо смыть весь негатив, и хорошее настроение придёт само собой!
После душа он решил перекусить, и заварил себе в турке кофе. Из продуктов в холодильнике были только кусок сыра в вакуумной упаковке и высушенная морозом и временем палка сырокопчёной колбасы, которая по твёрдости могла соперничать с милицейской дубинкой.
— То, что надо! — сглотнул слюну голодный мужчина. Выражение «колбаса твёрдого копчения» Дмитрий понимал буквально и очень любил строгать одеревеневшее от времени колбасное изделие острым ножом, заедая тонкие колбасные ломтики кусочками солёного сыра и запивая светлым пивом. Пива в холодильнике не было, что вызвало у Дмитрия лёгкое раздражение.
— Так жить нельзя! — голосом пламенного трибуна громко произнёс миллиардер и театральным жестом захлопнул дверь холодильника.
— Товарищи! — обратился он к воображаемым толпам митингующего народа и по-ленински простёр руку вперёд. — Господа! Соотечественники! Не мы ли проливали кровь на полях классовых сражений за счастье мирового пролетариата? И где теперь этот пролетариат? Не мы ли клали свои молодые жизни на алтарь всемирной революции, будь она неладна! Не мы ли с вами на своих плечах вытаскивали страну из разрухи, дефолта и перестройки? Мы! Это сделали мы с вами, господа и граждане! Так доколе…?
На этом слове Дмитрий споткнулся и возникла незапланированная пауза, которая могла смазать выступление, поэтому он не стал детализировать, и, повысив голос, продолжил.
— Доколе? Я вас спрашиваю? Не пора ли перестать тратить свои жизненные силы во имя мифического царства всеобщей справедливости, и начать прожигать жизнь и тратить заработанные тяжким трудом деньги в своё удовольствие? Да здравствуют буржуазные излишества! Даёшь в каждом селе «Макдональдс», а в каждой деревне — стриптиз-бар!
В этот момент в дверь позвонили, и Киквидзе с сожалением прервал пламенную речь.
На пороге квартиры стоял милиционер.
— Участковый инспектор лейтенант Тимощук. — представился офицер.
— Очень… очень рад! — поспешил заверить участкового в своей лояльности миллиардер Киквидзе, запахивая махровый халат. — Чем обязан?
— Гражданин Киквидзе, Вы получали повестку? — официальным тоном поинтересовался представитель закона.
— Ничего я не получал, гражданин начальник, — замотал головой Киквидзе, подсознательно примерив на себя личину уголовника, которого пытаются поймать на противоречиях в собственных показаниях.
«Неужели прознали про наследство? — мелькнула мысль. — Явного криминала за мной нет, но дед Иосиф вывез из страны эти деньги незаконно, а потом присвоил их себе, и как выясняется, тратил не всегда на пользу государства».
Сглотнув неожиданно возникший в горле ком, Дмитрий вытер лоб рукавом халата и перешёл в наступленье.
— Знать ничего не знаю! — повысил он голос. — И не расписывался я нигде! И вообще я здесь ни при чём!
В этот момент в голове почему-то зазвучала знакомая со школьной скамьи блатная песенка:
— А первый раз меня вязали «мусора»,
когда мне стукнуло всего семнадцать лет!
— А кто при чём? — продолжал давить авторитетом представитель закона.
— Я не знаю! — тоскливо заныл Киквидзе и весь сразу как-то сник.
— А кто знает? — добивал его участковый прямо на пороге собственной квартиры. — Советую подумать и во всём сознаться!
— В чём сознаться? — обречённо поинтересовалась потенциальная жертва милицейского беспредела.
