Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин
Ничто не мешало им на недлинной прямой дороге, идущей мимо завода; мотоциклисты сопровождали их с обеих сторон как почетный эскорт. Все было так знакомо — и все-таки с появлением Люсинды Гривен воспринимал происходящее как бы по-новому, смотрел вокруг словно в четыре глаза. На вторую половину дня Этторе запланировал одну из своих всегдашних конных поездок, но сначала они заехали в маленькую гостиницу возле замка.
— Столько народу сразу! — восторженно протянул Фернан и помчался вверх по лестнице.
Элио, стоя в углу отведенного им номера, дожидался, пока Фернан закончит свои чрезмерные хлопоты.
— Хорошо, что ты не высмеяла Жана, — сказал он Люсинде. — Он на пару с отцом непосредственно работает над твоей машиной. Кроме того, я знаю, каков он. Да и вообще мы, мужчины, так ранимы.
Как было условлено заранее, вся компания встретилась в холле в три часа. Этторе уже дожидался, приготовив лошадей и — для тех, кто не окажется любителем верховой езды, — Пятьдесят шестую модель, маленькую машину, работающую от электродвижка. Но только не для Элио. Им с Константини, уверил Бугатти, нужен мотор, чтобы как следует над ним поизмываться. И Гривен тоже попросил Бугатти не чувствовать себя обиженным, если он откажется от повторного объезда хозяйских владений, потому что завтра ему и его спутникам предстоит трудный день…
— И все же поедем, хотя бы ненадолго. — Патрон хитро усмехнулся. — На сегодня я наметил другой маршрут.
И впрямь, все поехали сперва на завод, где Люсинда, сидя верхом на Гизелле, получила свою порцию восторженного свиста. Бугатти ввел их в какое-то помещение, где что-то паяли, варили, а из загадочных глубин с шипением вырывался своеобразный запах.
— Главный литейный цех. Скажите мне, Карл, узнаете?
Двое мужчин вынесли крупную гнутую деталь из листового металла. Только что выкованную, еще дымящуюся по краям; и все же Гривен узнал ее с такою же легкостью, как узнал бы собственную руку или ногу. Левая задняя панель в одну четверть, ее очертания — несколько на старонемецкий лад, тевтонские в своей неподвижности, вопреки схватке, разыгравшейся между Этторе и его теневым заказчиком.
— А теперь все пойдемте за ними.
Рабочие, взвалив панель на плечи, миновали одну дверь, другую и оказались в цеху с высоким потолком… нет, собственно, это был не цех, а скорее, мастерская художника. Справа — раздетое шасси, напоминающее остов кита; на нем еще ничего не было, кроме изогнутого радиатора, машинного отделения величиной с паровозное, голых деревянных сидений… и Элио, который уселся в капсуле будущего салона.
— Прошу пожаловать в утробу. Я просто не мог удержаться, Карл.
У дальней стены высилась еще менее вообразимая конструкция. Сотни досок, составленные, как шалаш или как футляр для выставленного в витрине, но еще не одетого манекена.
— Это называется «печатная форма». — Бугатти предложил Гривену и его спутникам подойти поближе. — Можно сказать, перед вами матрица всех последующих деталей. Для того, чтобы замысел автомобиля стал реальностью, необходимо иметь под рукой послушный тебе материал. — Рассмеявшись, он показал, как работают ножовкой. — Хотя пилить сучковатую сосну ненамного легче, чем сталь.
Пока Патрон рассуждал, его подчиненные не сидели сложа руки — они поднесли все еще раскаленную панель к деревянной форме и придали ей окончательные очертания. Затем панель разделила участь других фрагментов этой головоломки, попав под струю ацетиленового пламени из горелки. В работе находились также обруч руля, часть капота, футляр для приборного щитка.
И тут, над дверью в инструментальную кладовую, Гривен увидел картину, на которой создаваемый сейчас королевский «Бугатти» был изображен уже в полной красе.
— Фольбрехт пришел бы в восторг, — заметил Элио. — Здесь его картину превратили просто в икону.
Бугатти отозвался без тени юмора.
— Да, картина красива, но это ведь только внешний вид. — Он прошел между шасси и еще не законченной «печатной формой», выставив руки. — Прежде чем мы соединим их, я должен убедиться в том, что верен сам принцип. Вот почему, Карл, я попрошу вас совершить пробную поездку. Ведь именно вам должен понравиться королевский лимузин. Может быть, мы займемся этим завтра?
— Будь готов к чему угодно. — Элио полез в деревянный ящик, укрепленный на задней части шасси, и достал оттуда пригоршню камешков. — Это балласт. Только так ты не угодишь в канаву.
Все рассмеялись, в особенности Топорков, который уже завозился с фотоаппаратом.
— Можно? — спросил он у Бугатти. — Вот и отлично! Прошу всех сюда, к бамперу.
О Господи, только не это. Как будто Николай еще не наснимался досыта.
— Так, теперь все улыбнулись! И каждый пусть думает о сексе!
Люсинда, опередив всех, изобразила на лице похабную ухмылку, но Гривен, обнимая ее за шею, чувствовал, в каком она напряжении.
— Ну, давайте же! — сказала она с внезапной горячностью. — Все хорошо, но терпеть не могу, когда дело не доводят до конца!
В ее реакции не было ничего удивительного, даже если Элио могло показаться иначе. Что ж, в его полуневедении, ему не остается ничего другого, кроме как удивляться и удивляться. Гривен осознавал это. И вот машина, и человек за рулем — и обоими Люсинде так и не удалось овладеть по-настоящему — оказались навеки запечатлены на снимке Топоркова.
Тени деревьев удлинялись за окном замковой гостиницы, пока Гривен, сидя в одиночестве, разрабатывал план съемок на завтра. Полшестого. На траве один из выращиваемых Патроном терьеров гоняется за белкой. Интересно, как надолго затянулась поездка его хозяина. Но страницы, связанные с Лили, требовали продолжения, необходима была еще масса деталей, поэтому Гривен оказался не вправе игнорировать стрелки часов, хотя предзакатное солнце палило все жарче. Но вот Гривен увидел наездников и наездниц, скачущих медленной рысью по тропе, — Топоркова, фройляйн Шнайдер, всю свою группу. Но Люсинды верхом на Гизелле среди них не оказалось.
Николай с риском сломать себе шею стремительно взлетел по лестнице.
— Все так и есть, Карл. Она оторвалась от нас на обратном пути и помчалась куда-то одна. Нет, куда не сказала.
Гривен прилег и принялся, глазея в потолок, наблюдать за тем, как тот постепенно темнеет. Уже скоро семь. Сейчас в любую минуту может постучаться Фернан. Не примет ли фройляйн Краус участие в нашем ужине?
Прошел еще час. Гривен представил себе, как Фернан звонит хозяину, Этторе объявляет общие поиски, собак спускают с поводка, принимаются размахивать фонарями. А что если она упала, сломала себе шею, свалилась в какую-нибудь пропасть?
— Черт тебя побери!
Он произнес это вслух, потом повторил еще и еще раз; вопреки здравому смыслу, он был уверен в том, что она его слышит. Что ж, какой прок и дальше откладывать то, чем, наверное, надо было заняться с самого начала. Фернан, должно быть, сможет соединить его напрямую с гостиницей мадам Хейм. Но как раз когда Гривен потянулся за трубкой, телефон внезапно зазвонил; этот наглый прибор, судя по всему, обладал чувством юмора.
— Думаю, тебе следует знать об этом. — Элио говорил отчетливо и старался, чтобы его голос звучал как можно тверже. — Люсинда сейчас со мной.
— Это я сообразил.
— Если кто-нибудь побеспокоится, лошадь тоже здесь. С ней все в порядке.
— И, полагаю, вы все необычайно счастливы!
Гривен, однако, не швырнул трубку, а с предельной аккуратностью положил ее на место. Как умно, как все, на хер, в высшей степени культурно! Но голова у него сразу же чудовищно разболелась и он обнаружил, что свернулся в постели, как улитка в раковине, — на правый бок, ни в коем случае не на левый, это вредно для сердца. Так он пролежал долго — пролежал, пока небо за окном не приобрело цвет вороненой стали.
И тут раздался гул автомобиля — издалека, но явно в эту сторону. Конечно, это могла оказаться любая из машин здешнего автопарка, но нет… Гривен узнал звук мотора Тридцать пятой модели, причем одного ее конкретного экземпляра.
Шумное прибытие в гостиничный двор. Теперь даже те, кто уже ухитрился уснуть, будут сплетничать. Наверняка это Элио. В машине просто не мог приехать никто другой, как ни жаль было бы ему расстаться с Люсиндой. Но тут Гривен услышал из коридора ее шаги.
— Не заперто.
Она попыталась войти бесшумно, но петли все равно жалобно заскрипели. Ну конечно же, сапоги для верховой езды! Тем удобней вонзать шпоры Элио в бока.
— Пожалуйста, не включай свет, — сказал Гривен. — Я уже привык к потемкам.
Люсинда присела на край кровати. От нее исходил странный запах — смесь конского пота, одеколона, которым пользовался Элио, и чего-то еще.
— Извини, Карл, — сдержанно произнесла она. — Я вовсе не хотела тебя волновать.
